Анатолий Соколов — поэт, эссеист, литературный критик. Лауреат премии им. Н.Г. Гарина-Михайловского (2006). Член Союза писателей России. Доцент, кандидат философских наук.
Родился 21 января 1946 года в Новосибирске в семье обских речников.
После окончания школы работал в геодезических и геологических экспедициях в Заполярье, служил в Советской Армии, в ракетных войсках. Затем поступил на филологический факультет Новосибирского государственного пединститута и окончил его в 1972 году. Два года был учителем русского языка и литературы в школе села Кочки Новосибирской области. С 1974 года преподавал философию в вузах. Также в 1982 году закончил аспирантуру Новосибирского государственного университета.
С 1964 года состоял в литературном объединении, которым руководил поэт Илья Фоняков. Со студенческих времён был дружен со многими известными (а тогда — такими же начинающими, как и он) новосибирскими авторами: Александром Денисенко, Иваном Овчинниковым, Виктором Сайдаковым, Евгением Лазарчуком и другими.
Прозаик, поэт и журналист Виктор Сайдаков так вспоминает о годах учёбы с Соколовым: «Благодаря ему в нашей группе шло интеллектуальное окультуривание, в основном деревенских девчонок и мальчишек, приехавших иногда из таких глухих углов, где и библиотек-то приличных не было. Он ничего не демонстрировал, ничего специально не делал для этого. Просто учился. Но в его всегда дружелюбном общении, в разговорах, в его ответах на семинарских занятиях, в его спорах с преподавателями проявлялось оригинальное мышление, владение точной аргументированной терминологией, развернутыми фактами из художественной литературы, трудов по эстетике и философии. Он делал это с виду легко, увлекательно, искренне считая, что то, о чем говорит, все знают, все читали, а, может быть, даже и больше, чем он».
Также в своей статье «Сомневающийся студент Анатолий Соколов» Виктор Сайдаков пишет: «Иногда во время занятий вели своеобразную игру-переписку. Сочиняли, какой-нибудь образ, метафору, сложную замысловатую рифму, стараясь перещеголять друг друга. Однажды он сразил меня наповал, показав строчки: «…Пахнущая дождиками бочка на ветвях серебряных висит…» Мне сразу стало грустно, и все мои сочинительские потуги показались смешными и никчемными. Но когда я попросил прочесть все стихотворение, он как-то ушел от ответа. Позднее читал всего лишь четверостишие, связанное с этими строчками, но почти всякий раз новый вариант».
В начале 1960-х годов в местной прессе стали появляться первые стихотворения В. Соколова. В дальнейшем публиковался в журналах «Сибирские огни», «Новосибирск», «Земля Сибирь», «Сибирские огни», «Новосибирск», «Сибирская горница», «День и ночь», «Сибирские Афины», альманахах: «Мангазея» «Бийский вестник», «Каменный мост».
В 1988 стихи Соколова были опубликованы в коллективном сборнике «Гнездо поэтов».
Первая личная книга поэта — «Спартаковский мост» — вышла в Новосибирске в 1990 году. Затем были поэтические сборники «Крепость» (2001), «Невразумительные годы» (2004), «Материк» (2006), «Осенние птицы» (2010). В 2004 году свет увидела научная монография Соколова «Проблемы духовной онтологии: язык культуры и творчества».
Суммарный тираж стихотворений Анатолия Соколова в прижизненных книжных изданиях составил около 10 тысяч экземпляров.
В 1999 году стихотворения Соколова были включены также в антологию «Русская поэзия. XX век», а в 2010 году московское издательство «Вече» включило в свою антологию «Русская поэзия. XXI век» шесть стихотворений Анатолия Евгеньевича.
Поэтическую манеру Анатолия Соколова отличают оригинальная, смелая метафорическая образность и обилие культурных отсылок. Но темы его стихов чаще всего печальны — в них сквозит трагедийность, часто поднимается тема потерянности и одиночества человека в современном урбанистическом мире.
Кроме стихотворений перу Соколова принадлежит множество эссе и очерков, посвящённых литературным и философским вопросам.
Помимо литературы, творческой страстью Анатолия Соколова были живопись и резьба по дереву. Он сделал довольно много живописных работ (чаще всего это пейзажи, портреты и абстракции) и не менее десятка резных деревянных масок. Часть из них были подарены автором друзьям и коллегам, более семидесяти находятся у вдовы поэта Елены Салиной. Большая коллекция картин Соколова в оцифрованном виде хранится у Виктора Сайдакова.
Ушёл из жизни Анатолий Евгеньевич 19 апреля 2010 года в Новосибирске.
В 2018 году друг юношеских лет поэта Юрий Григорьев и редактор Валерий Лазуткин издали книгу «Анатолий Соколов – поэт и философ», где сделали попытку подробно рассказать о биографии поэта и его творчестве. В 2020 году Григорьев и Лазуткин выпустили книгу «Избранные сочинения», куда вошли стихи, философские труды, эссе Соколова и воспоминания о нём.
Также Виктор Сайдаков в 1998 году записал радиопередачу с Анатолием Соколовым на новосибирском радио «Слово» (послушать аудиозапись можно по ссылке), а в 2024 году рассказал о Соколове и прочитал его произведения для видеопроекта «Сибирские строки» (видео здесь).
О творчестве Анатолия Соколова
Владимир Ярцев, поэт (из послесловия к книге Соколова «Материк»): «Стихотворения Анатолия Соколова, лишенные внешних «красивостей», насыщены суровой современной лексикой, метафорически переосмысленными грубыми реалиями, включая и новомодные словечки иноземного происхождения, и вполне «свои», русские прозаизмы. Даже заимствования и чужие влияния, аллюзии и реминисценции, порой подспудные, подсознательные, а чаще — вполне осознанные, получая новое смысловое звучание, удачно «вписываются» в оригинальный Соколовский текст. <…>
С первых строк даже неискушенный читатель ощутит густоту письма. Ту густоту, которая сродни насыщенному до предела коллоидному раствору, — еще щепотка вещества, и выпадет в осадок что-то важное».
Татьяна Грунэ, критик (из послесловия к книге Соколова «Материк»): Поэтов обычно называют художниками слова, и это определение как нельзя лучше подходит этому поэту, потому что он одновременно и художник кисти. Этой кистью он рисует стихотворение, и оно по прозрачности красок— акварель, а по стилю близко к импрессионизму. Виртуозный мастер метафоры, неожиданной и точной, он щедро, как зима в его стихах «зубной порошок снега», сыпет их в своих стихотворениях. Одно впечатление ассоциируется с другим, оно же сцепляется, при помощи другой метафоры, с третьим. Впечатление, таким образом, всё усиливается, передавая мельчайшие оттенки чувств, которые наслаиваются друг на друга, не теряя при этом прозрачности.
Юрий Григорьев, издатель и Валерий Лазуткин, бард, журналист, редактор (из предисловия к книге «Анатолий Соколов. Избранные сочинения»): «Прошедшее после его кончины десятилетие показало, что талант А. Е. Соколова по-прежнему является востребованным читателями: его поэтический дар продолжает волновать и вызывать в душах читателей отклик, сопоставимый с катарсисом. Строчки его стихов цитируются, многие выражения из них достойны стать афоризмами, стихотворения привлекают своей густой метафоричностью, интертекстуальностью и исключительной социальной точностью. Многие из негативных явлений окружающей нас жизни, зачатки которых предвидел поэт (жажда злата, падение нравственности и т. д.), развились и укрепились в повседневности, стали горькой обыденностью. Ощущаются в них и какая-то, отчасти блоковская, а где-то и есенинская тоска и грусть («Невтерпеж душе от русских песен, а без них она совсем умрет…»). В ткань его поэзии искусно и органично вплетены многие литературные и художественные образы, герои античной мифологии и исторические личности, топонимика Новосибирска и просто факты повседневной жизни».
Наталья Смородникова, друг А. Соколова: «У читающего человека взгляд на мир, глубина его познания расширяются с каждой страницей. И взаимосвязь понятий и явлений культуры становится все более очевидной. Поэзия Анатолия Соколова насыщена аллюзиями, она существует в общем контексте мировой культуры, к тому же очень метафорична, что включает у читателя стихотворений совершенно другие механизмы восприятия мира, нежели у человека, просто получающего информацию».
Владимир Берязев, поэт, прозаик, эссеист: «Обладая острым умом и неимоверной культурной эрудицией, он был совсем не академичен, энергия, человечность и забота о русской культуре в трудные для нее времена — вот что отличало его работы. Его поэзия сложна, виртуозна, в ней всегда было много боли и тоски по утраченным ценностям, но в ней была и радость творчества, исконная радость творца, присущая русской поэзии со времен Александра Пушкина».
Из слова прощания с А. Соколовым от Новосибирской писательской организации: «Будучи человеком русским, прежде всего, если так можно выразиться, по духовному гражданству, Соколов не мог оставаться сторонним наблюдателем и остро переживал происходящее вокруг и в тяжелые 90-е годы, и в первое десятилетие нового века. Его поэзия не созерцательна, не безучастна, но пропитана болью – и своею, и чужой».
Творчество:
* * *
Почитай мне из самого раннего,
Что-нибудь почитай Мандельштама.
В небесах от летящего лайнера
Остаются на память два шрама.
Вдаль плывут облака неуклюжие,
И уста повторяют: «разлука»…
У искусства простое оружие:
Звуки образа, образы звука…
* * *
Невтерпеж душе от русских песен,
А без них она скорей умрет.
Почему луны тяжелый перстень
На воде не тонет, а плывет?
Поднимает ветер черно-пегий
Стаи водоплавающих грез.
Дождь ночной, запутавшийся в снеге,
Обдирает ржавчину с берез.
Стонут флоры фурии в пейзаже,
Принуждая фауну молчать
Милостивый Господи, когда же
Перестанет жизнь во мне кричать?
Неохотно листья ниц ложатся,
Кроме тех, кто легок и упрям.
Эшелон алмазного эрзаца
До утра разбросан по полям.
И холодной, серой, нежной мглою
На бордовый глинистый бугор
Вдруг плеснет с отвагой молодою
Из реки русалок мертвый хор.
А художник, вымокший до нитки,
Слушает, пока еще не пьян,
Проводов высоковольтных скрипки
Да осин ободранный баян.
* * *
Вот эти избы, вросшие в суглинок
На берегах больших студеных рек,
И песни с черно-красных грампластинок,
Как ни старайся, не забыть вовек.
Все то же небо с коршуном и тучей,
Все те же степь и лесополоса,
Ау, надежда сразу стать могучей
И за ночь сделать былью чудеса…
Прищуривай компьютерные очи:
Так нестерпимо жидок белый свет.
Нет ни крестьян уже и ни рабочих
И вообще России больше нет…
Убраться б подобру и поздорову
Куда-нибудь из патоки мирской,
И втихомолку радоваться слову,
И смерть принять с любовью и тоской.
* * *
Здесь транспорт идет через две остановки,
И сохнет бельишко дешевле веревки,
И злая жена исподлобья глядит,
Как молодость чахнет и бедность смердит.
Здесь дерзкий подросток читает в трамвае
Статьи о барачно-палаточном рае.
Он больше не верит шершавой звезде
И ищет невесту в дворянском гнезде.
Отсюда идет пополнение тюрем,
Из окон, завешенных марлей и тюлем,
Доносятся жалобы вдов и сирот,
Здесь носит ножи запрещенный народ.
За мусорной кучей нелепой игрушкой,
Нахохлившись, в сумерках дремлет церквушка.
Навеки забыта людьми и творцом,
С морщинистым, грязным и кротким лицом.
Шныряет сквозняк под родительским кровом,
И ангел планирует в небе багровом,
И клячу истории гонит поэт
Кривляться на сцене своих оперетт.
И тело в согласии с вычурной модой
Расшатано утром безумной свободой,
А к вечеру тащится с тяжким трудом
Из кожи с костями построенный дом.
Готовясь за море отплыть из Сибири,
С тоской тяжелее купеческой гири,
Тайга под крылом самолета орет…
Привычно московское радио врет.
Пекутся в издательствах пышные книги,
И звезды срывают с небес прощелыги,
И смолоду копят богатство и злость,
Чтоб Родину-мать бросить псам, словно кость.
* * *
Над городом кружит, потерян,
Садится, помедлив чуток,
Не зайчик, не жук, не пропеллер
И пахнет, как первый цветок.
Душа от стыда замирает,
В ней столько скопилось всего…
Играет снежок, не желает
О будущем знать ничего.
Надеешься: выдастся случай,
И сможешь себя обмануть —
Из форточки жизни дремучей
Свободно вздохнуть и вспорхнуть.
Но все решено справедливо —
Чугунная печь и букварь,
Когда впереди перспектива:
Ноябрь, декабрь, январь.
* * *
Пока танцует дворник возле булочной,
Зима в сентябрь является царевной,
С ее приходом станет жизнь рассудочной,
С ума сойдешь от нищеты душевной.
Смешались в кучу листьев тарабарщина,
Вороний грай и хриплый лай собачий,
Вдруг пожелаешь по примеру Гаршина
Разбиться насмерть, прыгнув с крыши дачи.
Хотя в честь двадцать первого столетия
Шумит оркестр на Выборной фальшиво,
Летают листья, словно междометия,
Танцует сквер, как многорукий Шива.
Весь день апофеозом невезения
Царь мух жужжит в пространстве междурамном,
Невозмутимо в небеса осенние
Взмывает шар над Вознесенским храмом…
Один поэт новосибирский вечером
В тоске самоубийства ест варенье,
Хрустят дожди, подруга смотрит глетчером…
Тогда-то и восходит вдохновенье.
* * *
Василию Соколову
В трезвон колокольный с звонками пустого трамвая
Вмешался гудок парохода с открытой реки…
Я сплю, и летает по комнате мама живая,
И стелет по полу лоскутные половики.
И бабушка, в гости приехав, вздыхает, не плачет,
Молитву творит и у Господа просит: прости…
Десяток яиц в узелке и пшеничный калачик
Для внука она сберегла, голодая в пути.
Ах, бабушка Анна, с тобой не пришлось мне проститься,
И вряд ли могилку твою я найду в Ерестной.
Нет памятней в жизни того дорогого гостинца —
Когда это было? Наверное, ранней весной…
Повеяло влажным теплом из добротного хлева,
И вспомнил вкус черных картошин из недр чугуна,
Корова стояла там гордая, как королева,
Под нею на корточках благоговела страна…
Скорбит Богоматерь с младенцем на темной иконе,
И страхи растут, будто близятся судные дни:
Ужели засохли мои деревенские корни,
Ужели в деревне совсем не осталось родни?
Ужели и я, расцветавший в стране нелюдимой,
Где папа в шинели и мама в тяжелом пальто,
Как легкий листок, оторвавшись от ветки родимой,
Лечу в неизвестность, лечу, превращаясь в ничто?
Молчи, не мычи с хомутами печали на шее:
Холодная печка в избе, и не светят огни…
Мы стали разборчивей, жестче, хитрей и умнее,
Но так бескорыстно не можем любить, как они.
***
Однажды притащусь с душой заплесневелой
Из бездны городской в глухой осенний лес,
Скользнет над головой испанской каравеллой
Лист клена по волнам смутившихся небес.
Зажмуришься и сам представишься былинкой,
Летящей никуда в пучине неземной…
Трюм полон до краев сокровищами инков,
Индийской коноплей и аравийской хной.
Осинник вразнобой поет в дыму багряном,
На веки положив тяжелую сурьму.
Ненужный человек идет к нему с баяном
И робко норовит подыгрывать ему.
Пока он рад внимать мелодии звучащей,
Но вдруг взмахнет платком серьезная Иня…
Чем дальше вглубь себя, тем сердце бьется чаще:
Не знает даже Бог, что ждет еще меня.
Крапива, лебеда, чабрец, увядший донник…
Залезешь на бугор, где слиплись десять троп,
И весь Новосибирск как будто на ладони,
А я в бинокль кручу его калейдоскоп.
Пространству, наугад разрезанному Обью,
Навеки мне чужим остаться суждено,
Но надо мной сосна склоняется с любовью,
И воздух в октябре вкуснее, чем вино.
Сойди на нет, луна, светла и круглолица —
Я тьмы густой шербет пью как персидский шах…
Себя переменить — и в первый раз влюбиться,
Пусть жизнь сильней шумит в безумствах и слезах.
Источники:
- Юрий Григорьев. Анатолий Соколов — поэт и философ: Воспоминания о друге. Анализ творчества. / Ред. В. Б. Лазуткин. — Новосибирск: РИЦ «Новосибирск» при Новосибирском отделении Союза писателей России; ИД «Манускрипт», 2018.
- Анатолий Соколов. Избранные сочинения. / Сост. Ю. Д. Григорьев. Ред. В. Б. Лазуткин. — Новосибирск: РИЦ «Новосибирск» при Новосибирском отделении Союза писателей России; ИД «Манускрипт», 2020.
