Одним из первых, кто в столице заметил и поддержал Казимира Лисовского, был влиятельный литературный критик, крупнейший знаток и ценитель русской поэзии Анатолий Тарасенков. Он указывал на некоторую казённость в раннем творчестве поэта, желание прибегать к штампам, затёртостям, напомнил, что в искусстве стихосложения успехов добиваются прежде всего повседневным следованием труду и учёбе. Казимиру этого всего было не занимать.
Начитанность Казимира была феноменальна. Литературный критик Виталий Коржев заметил в самых ранних стихах Лисовского подражание, в частности, поэту-патриоту прошлого Тютчеву. Тарасенков усматривал также следование Некрасову и Есенину, указывал на приверженность начинавшего стихотворца главному направлению в советской поэзии, которое прокладывал Маяковский.
Действительно, для Лисовского, трубадура новой, советской действительности, не были чуждыми творческие находки старых поэтов. Относиться к произведениям некоторых из них ортодоксальная советская идеология, которой он отдал щедрую дань, предписывала хотя бы нейтрально, если не предосудительно. В силу болезни, пребывания в отдалённом от центра страны Красноярске, а также и раннего приобщения к газетной работе Казимир специального образования в Литературном институте, хотя бы и заочного (как успели сделать некоторые его товарищи), не получил. Да и рано начатые сибирские походы тоже отвлекали от систематических занятий теорией. Зато он мог часами читать наизусть Пушкина, Лермонтова, Есенина. Ну, и Маяковского, конечно, тоже: в те годы, куда уж без него, великого советского «агитатора, горлана, главаря»…
Конквистадоры Гумилёва в раннем, физически обездвиженном детстве заменяли Казимиру индейцев и следопытов из прерий Майн-Рида и Фенимора Купера, были в чём-то сродни суровым сибирским первопроходцам, что ярко воспевались поэтом в дальнейшем.
Разбор, сделанный творчеству Лисовского Анатолием Тарасенковым, отличается глубиной и вдумчивостью, беспристрастным, требовательным, но и взвешенным подходом.
Несколько слов о личности и работах самого критика. Творческий путь его, оборванный ранней кончиной, уникален.
Анатолий Кузьмич Тарасенков (1909 – 1956) прожил короткую, насыщенную противоречивыми моментами литературной борьбы жизнь. Как идеологический работник, Тарасенков часто менял позиции, и с полным основанием мог о себе отозваться расхожим выражением: колебался вместе с линией партии. За что и был награждён гулявшей по Москве строкой из эпиграммы одного пародиста: «непостоянный критик Тарасенков». Публиковал свои критические статьи с 16 лет (1925). С первых дней воевал на Великой Отечественной, и уже в 1941 и 1942 годах издал два собственных поэтических сборника о героях блокадного Ленинграда. Читатели ценили аналитические книги Тарасенкова о современной ему прозе и главным образом поэзии. Не потеряла актуальности книга-исследование о поэтах первой половины 20 века. Много работал Тарасенков в редколлегиях крупных литературных журналов: дважды трудился на посту заместителя главного редактора журналов «Знамя» ( 1930 – 1933 и 1944-1947), ту же должность занимал и в «Новом мире» (1950 – 1953). После доклада Жданова получил недобрую известность из-за соответствующих духу этого документа статей с выпадами по адресу «всяких там эстетов» и прочих «ненаших». С другой стороны, читателя могла ошеломить глубокая эрудиция автора, столь откровенно использовавшего своё служебное положение. Казалось, мало у кого был доступ к запрещённым, спущенным в спецхраны, и оттого как бы погубленным шедеврам. А у Тарасенкова, по убеждению его негласных оппонентов, — имелся такой доступ. И обладал он более, чем просто разрешением на публикации отрывков из крамолы в своих материалах. Похоже, что ему эти статьи заказывали.
Всему своё время, и постепенно заговорили: на Тарасенкова никаких спецхранов не напасёшься… Становилось известным о его грандиозном собрании стихотворных книг, которые выходили, открыто или подпольно, в России с 1900 по 1955 годы. Хранимые им рукописи и вообще не подсчитаны. Когда вдова Анатолия Кузьмича после его смерти начала пристраивать коллекцию из 10 000 оригинальных экземпляров, выяснилось, что даже в Государственной библиотеке к тому моменту таких изданий оказалось по крайней мере на 1000 меньше, чем собрано им.
Небезынтересно поговорить подробнее о тех претензиях, которые при откровенной доброжелательности не мог не предъявить поэту-сибиряку Анатолий Тарасенков.
Статья Анатолия Тарасенкова «О поэтической работе Казимира Лисовского» напечатана в книге «Писатели-сибиряки. Выпуск первый», составленной Н.Н. Яновским и вышедшей в свет в Новосибирске в 1956 году. Фамилия Тарасенкова взята в траурную рамку. Книга сдана в набор в сентябре, а окончил свои дни Тарасенков в середине февраля того же года. Всего несколько дней не дожив до знаменитого доклада Н.С. Хрущёва на XX съезде…
К Лисовскому он отнёсся без всяких похлопываний по плечу, а как учитель к ученику, с взыскательностью, оправданной и терпеливой.
Уже в стихах, написанных в 1941-1944 и напечатанных в первом сборнике «Клятва», отмечает критик, «было немало слабых, невыразительных строф, немало общих фраз торжественной и трескучей риторики, банальных и вялых образов. Но два произведения из этого сборника – «Враг не пройдёт» (посвящённое осаждённому врагами Ленинграду) и «Стихи о России» — останавливали внимание читателя. Они брали силою и непосредственностью патриотического чувства, выраженного поэтом просто и естественно».
Следующие годы показали, что поэт не терял времени даром. По словам Тарасенкова, «Казимир Лисовский вырос в одного из наиболее интересных, одного из наиболее заметных поэтов сегодняшней Сибири.
В реалистической манере дано изображение суровой полярной природы в поэме «Русский человек Бегичев».
Уже седьмые сутки над Дудинкой
Ревёт пурга без отдыха, без сна.
Упрямо бьются колкие снежинки
В слепые стёкла низкого окна.
Кого она зовёт, о ком тоскует.
С полярною соперничая тьмой.
Недаром люди непогодь такую
Здесь называют «тёмною пургой».
Протянешь руку – и твоей ладони
Не видно. Всё метёт, метёт, метёт…
Олень, и тот в густом снегу утонет,
Когда в такую вьюгу попадёт.
Тарасенков полемизирует с некоторыми критиками, которые упрекали Казимира Лисовского в слишком большом пристрастии к своему местному, сибирскому материалу.
Но и сам «непостоянный» критик склонен повторить те же замечания. Завершающие строки статьи звучат так:
«Казимир Лисовский – одарённый автор. Перед ним могут открыться перспективы серьёзного роста и поэтического мужания. Но для этого ему надо отказаться от многих предрассудков, мешающих его движению вперёд, нужно гораздо более требовательно и взыскательно подойти к собственному творчеству, расширить свой тематический, жанровый и идейно-художественный диапазон. И локальная сибирская ограниченность, многословие, и риторика, и субъективизм, и другие недостатки поэзии Казимира Лисовского, безусловно, преодолимы, ибо в основе её лежит горячее и искреннее патриотическое чувство. Поэт действительно стремится жить одной жизнью с народом.
Пожелаем, чтобы это стремление было плодотворно и до конца реализовано в дальнейшей работе поэта».
Пожелание Лисовский выполнил, и с лихвой.
Изживать недостатки, тщательно работая над строкой, Казимир умел и любил. Так что с указаниями более опытного товарища вполне справился. Кроме, пожалуй, двух пунктов: так называемый субъективизм творчески претворился в узнаваемую индивидуальность, и голос его прозвучал, как ни на чей другой непохожий. Что касается локальной сибирской ограниченности, то здесь тот случай, когда особенность, трактуемая критиком, как недостаток, литератор сумел превратить в достоинство, а в проблеме усмотрел заманчивые возможности и реализовал их последовательно и со вкусом.
Но Тарасенков этого уже не увидел…