Мне повезло. Казимир был в своей стихии… Зрители приходили на выступления без нажима устроителей наших встреч. Залы переполнены, в проходах стоят люди. На рыбозаводе звали в цеха, где приходилось разговаривать не с массовыми слушателями, а с небольшими группами рабочих. Говорили стоя, пар из ртов клубами валил. Вечерами в номере подолгу консультировались начинающие поэты.
Поэзию Казимира Лисовского знали, и, когда он приступал к чтению, слушали с неподдельным интересом, и картавинка его украшала внятное, всегда заново прочувствованное чтение. Так что представлять поэта приходилось, каждый раз идя от какого-либо из стихотворений последних, ещё не широко разошедшихся книг.
К этому времени наше знакомство с Казимиром Леонидовичем не назову шапочным. На первом курсе Томского мединститута я целый семестр не мог освободиться от зародившегося в детстве мечтания стать профессиональным писателем. Поэтому сдружился с теми студентами всех вузов, что, как и я, писали стихи (профессионалов-писателей, живущих в Томске, тогда не появилось), выполнил несколько редакционных заданий молодёжной газеты. А, главное, не потерял связи с парой школьных товарищей, переехавших из Барнаула в Новосибирск, и так или иначе причастных к отделению Союза писателей.
Однажды позвонили по межгороду:
— Хочешь познакомиться с поэтом, гремящим на весь Советский Союз?
Еще бы не захотеть. Приехал. Сначала повели на собрание городского литературного объединения. Читала (с добрым откликом аудитории) свои ранние произведения Нинель Созинова. Тема звучала, как и моя: война, победа… Юная, привлекательная, щёки порозовели от переживаний, глаза как-то по-особенному, ярко блестели…
Нинель Созинова в молодости
Потом Нинель стала одной из ведущих в ряду сибирских поэтов. Работала в Издательстве, и к ней на редактуру, по совпадению, однажды попала рукопись моих стихов. К сожалению, книги в тот мой, начальный заход в стены издательства, впоследствии родного, не получилось. Но это – к слову…
И снова, опять же без всякого умысла, а просто так совпадает, сейчас на моём столе, среди книг с автографами Казимира, раскрыта самая объёмистая, та, что из серии «Библиотека сибирской поэзии», — Западно-Сибирское книжное издательство , 1968, редактор Н. И. Созинова.
Казимир Лисовский.
«День победы»
П о б е д а!
Эхо на хребтах
Его нам повторило.
И закружилось всё в глазах,
И всё в глазах поплыло.
Вставало солнце…
Никогда
не видел я такое!
И пели птицы… А вода
Казалась золотою…
Жаль, что и Нинель уже нет… Привет тебе и спасибо, что ты была с нами, Нинель!..
…Тем же днём побывали в «Сибирских огнях». Старшие товарищи — А.В. Высоцкий и Н.Н. Яновский — советовали, в частности, не углубляться в написание «газетных» стихов. Ибо некоторые поэты этим увлекаются. Порой злоупотребляют: дорабатывать слабые стихи нет желания, очень ведь хочется пробиться в печать, во что бы то ни стало, и желательно – сразу, сходу!.. Однако у газет свои требования, и ваше перо может притупиться… Пояснение звучало предупреждением.
Редактор журнала позвонил Казимиру Леонидовичу. Нас пригласили. По разрешению поэта явились к нему домой. Хозяин открыл нам дверь, провёл в комнату, которую называл кабинетом. Запомнился шкаф, наполненный в основном сигнальными экземплярами его книг. Лисовский был невысокого роста, выглядел несколько несвободным, пожалуй, даже чуть согнутым в пояснице. Предложил сесть. Сам же всё время продолжительного разговора оставался стоять, нагнувшись к столу. Без тени застенчивости объяснил: у меня после болезни образовался поясничный горб. У других бывает грудной, а у меня вот поясничный, — не обращайте внимания.
Одобрил пару отрывков из моей поэмы о Гоголе. Несколько своих стихотворений прочёл. Потом спросил, знаем ли мы такого поэта — Николая Гумилёва? Ни я, ни мои товарищи этого имени никогда не слышали. Откуда бы нам?.. В школе учили равняться по Маяковскому, Светлову, Симонову. Есенин был полузапретным. Пушкин, глазами Маяковского, оказывался скорее «сброшенным с корабля современности», нежели поэтом из разряда «кто меж нами, с кем велите знаться?»
И Казимир Леонидович, не объяснив, кто такой Гумилёв, начал читать, не заглядывая ни в какие бумаги, стихотворение за стихотворением. Читал с некоторыми особенностями речи (о чём я упоминал выше), тем более впечатляюще, почти завораживающе. Разумеется, Гумилёв того стоил.
Допускаю, что Лисовский проявил определённую смелость, пропагандируя вслух перед незнакомыми и вряд ли умеющими проявлять осторожность юными стихотворцами имя расстрелянного большевиками «контрреволюционного» Гумилёва. Казимир же назвал Гумилёва среди тех поэтов, чьи стихи побудили и напитали его творчество. И, значит, каким-то непостижимым образом находил доступ к тем открытиям в стихосложении, что сделал в своё время Николай Гумилёв…
