По мнению некоторых критиков, Маковский — странный, дикий, абсолютно внесистемный и внелитературный поэт, попирающий не только базовые законы стихосложения, но зачастую и элементарную логику вообще. Если уместно в поэзии говорить о таком приеме, как «антирифма» (не путать с отсутствием таковой!), то Маковский, пожалуй, один из основных его пользователей и пропагандистов.
В его стихах упоминаются имена от Шекспира и Пушкина — до Петра Степанова («крупнейший сибирский поэт моей эпохи» — поясняет Маковский). Быть вне системы — не значит ничего о ней не знать, и свой культурный коктейль Маковский смешивает по собственным абсурдистским рецептам (система — в отсутствии системы). Для примера — две чудесные строчки из сборника «Чемодан», который представляет позднее творчество автора: «Он был немного удивлен, меня вокруг себя увидев…» и «Я как Пушкин — смотрю телевизор…»
Анатолий Маковский родился 30 мая 1933 года. Он происходил по прямой линии от художника-передвижника Маковского. Во время войны оказался в Германии, после войны — в детдоме под Иркутском. Параллельно со средним образованием закончил военное музыкальное училище. Служил в армии, учился на мехмате МГУ. В Москве в 60-х годах примыкал к кругу Леонида Иоффе и Евгения Сабурова.
Не закончив аспирантуру, в 1966 году переехал в Сибирь, в Академгородок под Новосибирском. Работая в НИИ Академгородка, заведовал лабораторией. Работал также разнорабочим, грузчиком, подсобным рабочим… В Новосибирске с 1966 года принимал активное участие в неофициальной литературной жизни. Ему многим обязаны Иван Овчинников и Александр Денисенко. Его высоко ценил Евгений Харитонов. По словам П. Степанова, Маковский был «духовным вождем» молодых поэтов. Его стихи печатались в альманахе «Мангазея» и газете «Вечерний Новосибирск». В 1992 году в поэтической библиотеке «Мангазея» (Новосибирск) тиражом 1000 экземпляров издан сборник стихотворений Анатолия Маковского «Заблуждения».
C 1992 года после смерти матери жил в Киеве, откуда наезжал в Москву. В августе 1995 года в последний раз уехал в Киев, где пропал без вести.
Имя Маковского и вся его жизнь обросли легендами и слухами, как и положено большому поэту. Так, Велимир Хлебников носил свои стихи в наволочке, а Маковский свои стихи и малочисленный скарб возил в клетчатой сумке-тележке на колёсах, которую очень любил. И эту тележку у него украли. В стихе он к ней обращался одушевлённо, называл её «друг», и в последних строфах сказал, что они с ней, с «верным металлическим другом», уже встретятся в раю.
В 2006 году была выпущена книга Маковского «Чемодан: стихи из утраченного чемодана».
Творчество:
Расскажи-ка мне зверёк
Православия хорёк
Жизнь мою поэму
Яд и хризантему
Я создал три красных года
Три напрасных хоровода
И причудливей урода
Окружил себя шутами
И они мой дух шатали
Я таскал для них каштаны
А они со мной шутили
А потом пришли шайтаны
Гости чёрные входили
Шли чудовища рыча
Бред мохнатого плеча
Днём преступники пугали
Ночью девушки мелькали
Галлюцинациями видений
Комбинации привидений
Шли волшебники без шапок
Одалиски шли без шавок
И опять ложились девки
Ноги толстые с издёвкой
Мне кидали на плечо
Было очень горячо
Но опять валилась лошадь
Хохотал и корчил рожи
Мой властитель неземной
Перед тем как в мир иной
Должен я с ним провалиться
Если будет лень молиться
Не поможет здесь милиция
Не поможет здесь и бог
Всё равно мечта жар-птица
Всё равно судьба — бульдог
Всё равно Христос-спаситель
Строгим символом обитель
Для невинных очертил
Я черту переступил
Меж икон коптит свеча
Освещает палача
Он уже поднял топор
Замолкает церкви гроб
Жабе нравится укроп
Иезуит наденет креп
Нищий выпросит на хлеб
Мимо звёзд летит луна
Пьяный требует вина
Тони русалочка до дна
Наша жизнь всегда одна
Наша смерть всегда при ней
Проверяет график дней
Граф садится в преферанс
Гриф не сядет на Парнас
Предпочитает свежий труп
Где кинжал торчит до губ
И опять кружит мохнатый
Мой властитель неземной
Превращается то в атом
То в бочоночек пивной
Превращается то в птицу
То в волшебную певицу
А потом вдруг в паука
А потом лежит нога
По-язычески нага
Или зеркало барокко
Отражает роковой
Лик где клык торчит из рога
Как китай крови иероглиф
Над шинельной головой
Стану жарко я молиться
Говорит ты провалиться
Должен раз тебе девица
Суть дороже бытия
И святого жития
Не поможет здесь милиция
А поможет только бог
Всё равно мечта жар-птица
Всё равно судьба бульдог
Всё равно Христос-спаситель
Строгим символом обитель
Для наивных окружил
Я черту переступил
Посему ищу чертей
Вместо девушки церквей
В церкви я испью водицы
А потом в свой мрачный бред
До волшебной до страницы
Лапотком на тыщу лет
Расскажи-ка мне зверёк
Православия хорёк
Жизнь мою поэму
Яд и хризантему
***
Ноктюрн
Только – слабое сияние луны
Только – тихое дрожание струны
Только – ночь, какая ночь!
Под юный плеск
Сонно в озере купающихся звезд.
Хорошо, что этой ночью я – один
Хорошо, что я вообще всегда – один
В свете призрачном и лунном
Я – насмешливый и умный
Понимаю: что действительность – лишь дым.
***
На Охотном — схожу неохотно.
Больше — некуда выходить.
Там — моряк один живет пехотный
И яга-баба за ним глядит.
Но ко мне — ничего относились.
Правда раз — с культурой зашел,
И лицо ее — перекосилось…
Я тележку попер, как осел.
Дождь пошел, прострелил мне спину,
А мне — в Киев, затем — в Сибирь.
Голодует там Таня, по-видимому,
Я ей мамы везу серебро.
Мельхиор, правда… Пускай — дешевый.
Может быть — продержимся мы.
Разорили враги державу
И богатая пища уму.
И в пути я совсем загнулся
На вокзалах валялся всех
С чемоданами полз, как гусеница.
Выручала немного тележка.
И сочувствовали мне люди
А особенно — один старик
Я не знал, что он выпить любит
Как барашек тележка стоит
Помню кадр только: вроде, цыгане,
Или — кто-то… не знаю кто.
И двенадцать зеленых поганых,
Что копил, развернул, как игрок.
В вытрезвителе — все еще думал,
Что вернут тележку, вернут…
Металлический, последний друг мой,
Будем помнить ее в раю!
Пережил… С Танею — созвонился…
Может — друг один в Сибири спасет…
Ты, Москва, будешь духом нищей
Пусть в сирени Брянск доцветет.
Источники:
