Поэт, прозаик, эссеист и переводчик Евгений Минияров родился 24 октября 1951 года.
Евгений Минияров — один из самых скромных литераторов Новосибирска. Несмотря на то, что стихи пишет с самого детства, за свою жизнь он издал всего один сборник — «Ода математической лингвистике» (1998).
Однако стихи Евгения Мударисовича публиковались во многих журналах — «Сибирские огни», «Воздух», «После 12», в альманахе «Петрополь» и других. Также стихи его можно найти в сборниках «Гнездо поэтов» (Новосибирск, 1989) и «Парк» (Новосибирск, 2022), в антологии «Нестоличная литература» (Москва, 2001) и антологии новосибирской поэзии «Остров» (Москва, 2019).
Проза опубликована в антологии «Очень короткие тексты» (Москва, 2000), журнале «Kto zdes’?» (Новосибирск, 2002). Эссе и рецензии публиковались в периодике Новосибирска.
Творческий стиль Миниярова в поэзии и прозе можно охарактеризовать как авангард. В поэзии он заметно больше тяготеет к свободному стиху, чем к рифмованному.
Тяга к литературному творчеству и любовь к литературе в целом сочетается в Евгении Мударисовиче с математическим складом ума и любовью к точным наукам. С середины 70-х годов он начал изучать компьютеры, которые тогда только стали появляться в нашей стране, и всю жизнь проработал программистом.
В молодости состоял в литературном объединении Ильи Фонякова. На собраниях ЛИТО участники не только разбирали произведения друг друга, но и приобщались к творчеству известных поэтов. «Я постепенно узнал такие фамилии как Мандельштам, Тарковский и Соснора. Причем, последним сразу увлекся, потому что Тарковский меня смущал сложными построениями, непрямыми высказываниями» — вспоминает Евгений Минияров. Виктор Соснора остаётся любимым поэтом Евгения Мударисовича и по сей день.
После ЛИТО Фонякова Минияров ходил в литературное объединение к поэту Александру Романову при журнале «Сибирские огни».
На сегодняшний день Евгений Минияров близок к сообществу Студия 312 и участвует в его творческих встречах.
Был участником фестиваля малой прозы (Москва, 1998), фестиваля «Культурные герои XXI века» (Москва, 1999).
Переводил с польского стихи Тадеуша Ружевича.
Творчество:
если чему-нибудь нужно уйти
оно просто собирается и уходит
или превращается во что-то иное
если дереву нужно умереть
оно просто сбрасывает листья и умирает
но человеку некуда уйти
и не во что умереть
руку, товарищ
***
когда я крепче сжимаю
несуществующее перо
когда я прикрываю веками
потусторонние шорохи
усталого дня
тогда по сонной артерии
косяком летучих голландцев
мое трудное время
проходит
***
Баллада
Путь будет наш каменист.
Светлеет восток. Нам пора.
Н. Рерих
где полдень спит
где голуби, заслышавшие шорох
моих подошв,
все разом по наклонной плоскости взлетают,
так что встревоженный дремотный воздух долго
скользит потом неровными пластами, выпадая
в осадок и кристаллизуясь снова
в ажурную конструкцию прозрачной
и золотистой тишины
где ловкий зверь, напоминающий кота – наверно, кот –
шурша, вдруг появляется в траве
и светофорными глазами лжепророка
оттуда светит, а потом выходит
и ставший оловянным свой прижмуривает глаз,
грызёт траву и дёргает ушами,
тетраэдрической вращая головою
с квадратным лбом – бродячий кот окраин
Новосибирска
где свет загустевает, преломившись
сквозь толщу крон прямыми
неподвижными лучами
здесь, в этом переулке, проживает
одна подруга, что сейчас закончит
читать конспекты и окно раскроет в сад
она раскроет, солнечные зайцы –
пушистые, как юные молекулы озона –
попрыгают в траву
но длится
минута и вмещает ожиданье,
мгновенные распады и рожденья частиц,
перемещенье токов по стволам деревьев, перемены
в микроструктуре моего стиха
и я скучаю
и слежу за стреловидным телом самолёта,
который не спеша, солидно
(с непостижимой быстротой)
блестящим животом переползает через зенит,
уходит
а за ним приходит звук –
он запыхался, он отстал от самолёта,
утробным голосом он что-то там буробит
с высоты о том, что надобно спешить туда,
туда, где крутятся весёлые колёса
больших машин,
где,
где
– Пошёл, дурак!
И без тебя всем ясно, что уже
пора, что музыка космического нетерпенья
сжалась перед полётом –
она висит сверкающими лентами
на деревах и, перемещаясь,
шуршит и как бы заползает
в невидимый пока магнитофонный корпус
нам
пора!
Выскакивает на крыльцо, смеётся,
образовывает мгновенный холод пустоты
за узкою спиной,
вся с золотыми клинописными глазами,
вся
Голуби наверх, наверх уходят,
ударив треугольными крылами,
толкают воздух – тот плывёт, качаясь,
и, скособочившись, заваливается набок,
засыпает снова.
***
В деревянном городе мы жили.
Мы к воде спускались по деревянным ступеням.
Мы читали книги о том, как пишутся книги,
как они умирают.
В этом городе мёртвые и живые
были попросту неразличимы.
Все часы показывали разное время.
Мы не знали того, что мы живы,
что скрипучая деревянная вечность
потому невзрачна и равнодушна,
что составлена из холодного дыма,
что существует
подобно тому, как в скрипучих тетрадях
существуют слова мастеров превращений
о том, что дерево не умирает,
оно обращается в пепел.
Теперь мы лежим в деревянных гробницах,
и время то появляется, то исчезает.
И кукушка отстукивает наши годы,
и они воистину прекрасны.
Помню, как буквы на деревянных скамейках
в сумерках мы читали на ощупь,
и Наташа улыбалась чему-то.
Больше я ничего не помню.
***
он собирается на работу
он уверен что это ему поможет
небо выбросило белые флаги
и трамвай скрипит на повороте
он собирается на работу
он уверен что будущее прекрасно
или что оно покрыто мраком
так или иначе — на здоровье
он читает утреннюю газету
он разглядывает эти буквы
они не смеются они спокойны
река не скрипит на повороте
вот и пять часов что же делать
может быть взлететь или проснуться
он понимает что всё прекрасно
он не смеётся он спокоен
он держит время двумя руками
теперь не время может быть завтра
к подъезду подан трамвай желаний
но это конечно понарошку
а в настоящем — только время
оно не смеётся оно спокойно
там внутри него так уютно
и глаза закрываются сами собою
он собирается на работу
когда закончится это время
начнётся новое в своё время
как указано в расписанье
***
Болезнь
Таня болеет, Таня горит,
по-непонятному говорит.
Как отягчил её нежный язык
этот кошмарный нерусский язык!
Наверно, она вспоминает обиды,
жалуясь мне на меня.
Свет не погашен, и громкие тени
бродят по горестным стенам.
Ангелы смерти в белых кашне,
громко сморкаясь, толпятся в передней,
вежливым шёпотом говорят,
ждут, не спешат, не уходят.
Лампа, стакан, выключатель, известка,
бездна, безвременье, космос.
Пахнет лекарствами, горечью, звездной
пылью усталого мира.
Хворь не пускает, шаманит, кружит.
Бедная Таня в потёмках лежит.
Чёрная лодка по волнам бежит.
Таня у чёрной и жуткой воды
стоит и в горячей ладошке
держит монету, где цифры её
нежного года рожденья.
Таня из тьмы улыбается нам.
Чёрная лодка бежит по волнам.
Таня из тьмы улыбается нам.
Источники:
