Одним из таких политиков был Егор Кузьмич Лигачёв, в описываемое время авторитетный первый секретарь Томского обкома партии, а впоследствии деятель, непосредственно причастный к управлению Советским Союзом, секретарь ЦК КПСС, второе лицо в государстве.
Е.К. Лигачёв
Однажды при мне на просьбу Казимира о встрече Егор Кузьмич тотчас откликнулся, назначив её в Колпашеве, куда прилетал для очередного посещения только что запущенных на полную мощность недавно открытых северных нефтепромыслов.
Разговор шёл по телефону.
— Сможете приехать туда послезавтра? – спросил Лигачёв.
— Конечно, Егор Кузьмич. Буду.
— Кстати, у нас там очень холодно. Одевайтесь теплее. В аэропорту у трапа самолёта вас на машине встретит редактор местной газеты, представит секретарю горкома партии. Устроят в гостиницу, и дальше помогут вам с организацией выступлений. А я постараюсь прибыть к 11 часам. Увидимся.
И вот мы летим в Колпашево. В Новосибирске минус 39. В Колпашеве отнюдь не теплее.
В аэропорту обещанная нам машина отсутствовала. Редактора местной газеты, хотя бы и без автомобиля, мы не увидели тоже. Тёплая встреча проваливалась в никуда.
Мы с Казимиром сошли с трапа и двинулись пешком к зданию воздушной гавани. Большой сибирский поэт неопределённого, но явно не первой молодости возраста, обескуражен. Как же так? Из нашего обкома звонили в Томск, из первых, можно сказать, уст услышали заверение, что здесь встретят…
Перед командировкой в правлении новосибирского отделения Союза писателей меня предупредили:
— Вы же знаете, как врач, состояние здоровья вашего товарища, плюс ко всему ещё и гипертония. Будьте настороже…
И не зря. Смотрю, мой милый спутник начинает понемногу накаляться, сердится, вот-вот закипит от местного вероломства, чего нам совсем не надо…
— Казимир, пожалуйста, не злись. Явное недоразумение. Всё наладится. Не лететь же обратно, не поработав…
— Обидно же, Бо`я…
Замечу кстати: почти полный пропуск им в разговоре буквы «р» воспринимался, как особенность артикуляции, но нисколько не как дефект речи.
Между тем быстро вечереет. Крепчает мороз. От недалёкой Оби движется серая полоса тумана. Рабочий день в нормальных редакциях подходит к окончанию. Редактора нет. От взлётной полосы к зданию вокзала тащу оба наших чемодана: из-за своего хронического недуга Казимир к переноске тяжестей не приспособлен. И говорю:
— Градусов сорок? Ты же, Казимир, ориентируешься в северной погоде. Так?
— Хоть сорок, хоть все пятьдесят. Значения не имеет.
— Чего делать?
— Пройдём к администратору порта. Надо позвонить в горком партии. По опыту мне известно, что там должен быть дежурный. Пусть разбирается.
Идём. Звоним.
— Да, нас предупредили. Но ни одной машины в нашем распоряжении нет, и до утра не появится. Поэтому садитесь на автобус, он довезёт вас до горкома, гостиница рядом. Мы вас определим в хороший номер. А завтра вы всё узнаете о наших событиях. Извините.
События, события, везде события… А мы причём?..
Тащимся на остановку. Ждём автобуса.
Кто-то из нас:
— Ждём-пождём с утра до ночи.
Дождались. Дальше – без приключений. Освоились в единственном, из двух комнат колпашевском люксе. Ванна не работает, в углу помещения на стенке нашлёпка инея. В комнатах, впрочем, не холодно, батареи, худо-бедно, а топят.
Спустились в ресторан. Попросили чая погорячей.
В начале рабочего дня мы в горкоме, нас принимает второй секретарь, и.о. первого. Обиняками объясняет причину вчерашнего происшествия. Поведал, что позавчера состоялась внеочередная партконференция, на которой сняты с работы первый секретарь горкома партии и главный редактор городской газеты. Причина ЧП: устроили пьяный дебош в томском ресторане «Север». О случившемся скандале тотчас донесли по начальству. Дальше – гадать не надо, и так понятно.
Как известно, Егор Кузьмич отличался абсолютной трезвостью, не поощрял банкетов с попойками, не курил сам и категорически пресекал курение в стенах обкома. Кроме того, занимался спортом, возглавлял всесоюзное движение «Стань на лыжню».
Я перебирал всё это в памяти, как вдруг распахнулась дверь в секретарский кабинет, и вошёл Егор Кузьмич собственной персоной. Чуть отстав, за ним двигался его помощник. Два крепких мужика, рослых, здоровых, в длинных, выше колена, кожаных, подбитых мехом сапогах, в походных куртках. Вернулись после облёта нефтепромыслов. Казимир вскочил, кинулся обнимать Лигачёва, которому едва доходил до плеча.
Позже рассказал мне, что литературной судьбой в немалой мере обязан этому деятелю. Во время войны в армии из-за болезни не служил, а оказался в какой-то момент чуть ли не единственным поэтом в Красноярске, где Лигачёв уже был при портфеле – возглавлял обком комсомола. Приметил способного юношу, помог с печатанием, с изданием первой книги. Напутствовал при командировках на Север.
Перейдя с повышением в Новосибирск, Егор Кузьмич продолжал не выпускать его из поля зрения.
В тот раз расспросил Казимира о новостях культуры в Новосибирске: театр, музыка, художники. К сожалению, мой друг полного, содержательного ответа дать не сумел. Я тем более сидел в напряжении: вдруг и до меня коснутся прицельные вопросы уважаемого руководителя, а я ведь, в силу занятости медициной (поглощённость профессией, ставки по зарплате, отнимающие время, семья и быт, писание очерков о врачах), нужной информацией тоже, увы, не располагал.
Егор Кузьмич уловил наши трудности. Тактично не допустил конфуза.
Попросил секретаря горкома внимательнее отнестись к писателям, организовать наши выступления на предприятиях района. Что и было исполнено без особых затруднений.
