Из книги Казимира Лисовского «Избранные стихотворения»:
О себе.
… И когда после длительного лечения в Киевском ортопедическом институте, после гипсовой кровати, к которой был прикован два года, я впервые встал на ноги, шагнул в яблоневый сад, куда раньше меня только выносили, — каким удивительно незнакомым показался мне этот мир: звонкий, поющий, полный красок, свежести трав, запахов цветов…
В 1930 семья бухгалтера Леонида Лисовского (отец поэта) перебралась в Сибирь. Казимир уже стоит и ходит без посторонней помощи. И снова поэт просыпается в нём:
Первое, что поразило меня – какое-то волшебное богатство цветов. Огненно-яркие жаркú, лиловые и алые саранки, жёлтые лилии, нежно-розовые башмачки, бордовые «Марьины коренья» — всё это создавало такую пёструю гамму красок, какую не часто встретишь и на юге.
Он рано начал писать. Уже в пионерские годы стал печататься, с юности – профессиональный газетчик.
Медики помогли владеть своим телом. Они же способствовали и горестным переживаниям:
В годы Великой Отечественной войны в армию меня не взяли по состоянию здоровья, и это было очень обидно, ибо все мои школьные товарищи находились на фронте.
Но сильного непобедимым духом человека не могли остановить ни болезнь, ни профессиональные знатоки её из врачебных комиссий. Лисовский неоднократно слышал предупреждения, просьбы не идти на риск. Свидетельствую: признавал логику аргументации, но азарт от того становился только сильнее.
Сибирь стала моей поэтической родиной. Мне посчастливилось узнать, исколесить её так, как, пожалуй, мало кому удавалось из поэтов. Могу без ложной скромности сказать, что иногда приходилось бывать в таких местах, где до меня не бывал ни один газетчик, ни один литератор. Долгие месяцы постелью служил нетронутый наст, подушкой – лапы еловых веток, одеялом – спальный мешок, печкой – яркий огонь костра, над которым весело булькал закопчённый чайник. Знаю Енисей и Ангару от истоков до устья. На плоту проплыл почти всю Нижнюю Тунгуску, на лодке-илимке – Подкаменную Тунгуску, на катере – всю Пясину, дикую, до сих пор (1964 – Б.Т.) еще не обжитую реку. Был на побережье Ледовитого океана, на мысе Входном, где мне удалось найти могилу легендарного полярного следопыта Н. А. Бегичева (подробно об этом см. ниже. Б. Т.). Плавал в Карском и Баренцевом морях, вылетал на арктические зимовки Моря Лаптевых. На оленях неоднократно пересекал туруханский север, Таймырский и Эвенкийский национальные округа. Жил в чумах эвенков и нганасанов, кетов и селькупов. Горы Тувы и Алтая, степи Хакассии, Байкал, сопки Забакалья, Якутия… Впрочем, трудно всё перечислить!
Река Подкаменная Тунгуска
Действительно другим бы и десяти жизней не хватило. У него уместилось в одну.
Критик Н. Н.Яновский называл его творчество поэтическим отчётом, стихотворной летописью Сибири. Сравнивал с дневниками великих путешественников, глашатаев и патриотов Сибири Г. Н. Потанина и Н. М. Ядринцева.
…Этот человек буквально весь был пропитан Сибирью – её природой, встречами с её жителями, освоением её богатств, романтикой и историей, любовной близостью к содружеству населяющих Сибирь народов.
Как только начну о Сибири,
Волнуясь, писать допоздна, —
Тотчас исчезают в квартире
Спокойствие и тишина.
И в комнате свежестью кедра
Повеет… И станут слышны
И гул енисейского ветра,
И рокот байкальской волны.
Ударит морозом с Таймыра,
Жарою – с хакасских степей…
И я покидаю квартиру,
Спеша за мечтою моей.
Туда, где огни засверкали,
Где стал новостройкой пустырь,
Где в каждой мельчайшей детали
Мне виден твой облик, Сибирь.
И в этом великолепном, насыщенном бурнокипящей жизнью пространстве поэт отчётливо осознаёт своё законное место.
И если я строчкой своею
Хоть в тысячной доле помог
Обжить берега Енисей,
Прокладывать рельсы дорог,
Воздвигнуть завода громаду
В полярной, глухой стороне, —
Мне лучшей награды не надо,
И этой – достаточно мне!
Слова далеко не пустые. То была не просто патриотическая декларация. Он сам, целиком, всем существом своим поэт Казимир Лисовский — декларация!.. Он верил в себя и в своё право воспевать, прославлять, популяризировать родную Сибирскую землю. Он шёл на прямое обращение к народу. И народ откликался!..
Казимира приглашали, и он появлялся везде, где знали и ценили поэтическое слово, а это состояние умов и душ в его время было распространённым явлением. Казимиру нравилось, когда его, как своего, звали без отчества, а порой, упоминая о нём, обходились и без упоминания фамилии. Значит, слушают, значит, читают, и, стало быть, как и я, любят Сибирь!..
Казимира ценили. Его речь с заметной картавинкой дружелюбно копировали в разных аудиториях. Признание с юных лет шло за ним по пятам.
Казимир был тёплым, общительным человеком. Обаятельность его как бы сама собой, без дополнительных усилий, по мере того, как он говорил, притягивала собеседников, обращала равнодушных вначале слушателей в поклонников, а то и в крепких, надёжных друзей.
Раскройте любую из десятков его стихотворных книг. Узнаете в числе прочего о многих его товарищах по жизни, иным посвящены отдельные стихотворения. Охват обширный. Он, скажем, дружил с каким-нибудь каюром-эвенком, что мчал его на собачьей упряжке где-то по тундре 75-ой широты. Поднимался в командирские рубки и становился рядом с могучими капитанами енисейских пароходов, находился в полётах с полярными авиаторами, проносившими на крыльях родины бывалого газетчика-поэта над торосами Северного Ледовитого океана куда-нибудь к Ново-Сибирским островам. Понимая предмет, беседовал с молодыми специалистами новых, освоенных на стройках Сибири профессий и на равных принимался известными политическими деятелями — «хозяевами», руководителями крупных сибирских регионов. И все они были искренними ценителями его творчества, его замечательного литературного искусства.
