Мир умирал, но не сам по себе, а в глазах одного отдельно взятого человека. Ким давно привык, просто время от времени мысли об этом подступали ближе, холодным приливом размывая берега самообладания. В такие дни сквозь мутные воды безразличия проступали очертания белёсых трупов: со вскрытыми венами, с красными полосами на шее, с глазами, смотрящими в манящую бесконечную пустоту. От такого не выйдет просто отмахнуться, особенно если у каждого мертвеца твоё лицо.
Не везло Киму на уединение. То сосед на съёмную квартиру вернётся с температурой в надежде покемарить час-другой, а вместо этого вынужден снимать петлю с шеи незадачливого самоубийцы. То хозяйка внезапно наведывается на внеплановый рейд и визжит в трубку, сбивчиво объясняя скорой про целую ванную крови. Казалось, идеальное решение – сигануть ночью с моста, но и тут неудача. Неподалёку в угрюмом одиночестве пьянствовал добрый человек, который и вытащил на берег. В последний раз дошло до абсурда: в заброшенном, полуразвалившемся санатории, где Ким облюбовал сохранившуюся балку между этажами, как раз проводили разведку какие-то фанаты ролевых игр по «Сталкеру». Эти не только спасли, но ещё потом до вечера таскали его с собой по всей территории, а ночью усадили перед костром, заставляли петь песни под гитару и пить глинтвейн, приготовленный в пятилитровой эмалированной кастрюле.
Сейчас он садился в маршрутку, сжимая в одном кармане ветровки бутылку минералки, а в другом – блистеры с таблетками. Упаковка шуршала так, что, казалось, слышат все двенадцать пассажиров, и каждый может помешать завершить дело.
Поздним летом транспорт забит под завязку: школьники, студенты и садоводы в основном. Маршрут популярный – по одной из центральных улиц правобережья, от новых кварталов и до садов у самого выезда из города. Молодёжь в основном едет до центра, остальные – до конечной.
Хотя мест в салоне не осталось, водитель всё равно притормозил на очередной остановке. Пассажиры негромко запротестовали для порядка да и успокоились. В салон вошёл парень с растрёпанными длинными русыми волосами с зачехлённой гитарой наперевес. Он остановился в проходе возле Кима, упёр гитару в пол, наклонился… И стало понятно, что это всё же она. Хрупкого телосложения, скромных форм, с мальчишеским лицом, но девушка.
Водитель резко газанул, она покачнулась, ухватилась за спинку кресла. Гитара опасно накренилась, готовая упасть, но Ким рефлекторно перехватил гриф. Тяжёлый, не акустика, скорее, бас или электруха.
– О, спасибо! – обрадовалась она. – Не подержите, пока я расплачусь?
Голос у неё был звучный, глубокий и чистый, как тёмное ночное озеро. Дождавшись кивка, она зашарила по карманам. Сзади одна из старушек ворчливо упрекнула остальных пассажиров тем, что никто даже не подумал места уступить, но девушка громко отказалась.
– Вот начнутся пары в универе – насижусь до конца жизни! Но спасибо.
Наконец, она расплатилась и забрала гитару. Долго и беззастенчиво смотрела на бинты, плотно обхватывающие правое запястье Кима. Обычно, стоит только дать понять человеку, что поймал любопытный взгляд, как он тут же отворачивается. Девушка будто не замечала. В конце концов, Киму надоело играть в гляделки, он поправил рукав и отвернулся к окну. Звонкая хрустящая фольга тревожно шелестела в кармане ветровки всю дорогу.
Девушка вышла на той же остановке, что и Ким, и даже направилась в нужную ему сторону. Ну да, логично. Куда может пойти девушка с гитарой? В гаражи. Вообще, Ким пребывал в абсолютной уверенности, что гаражи служат исключительно трём вещам: чтобы в них пить, чтобы хранить никому не нужное старьё и чтобы в них могли репетировать любительские музыкальные группы. Девушка двигалась энергичным шагом, и Ким немного отстал. Ну и хорошо, а то ещё подумает, что её преследуют.
Закатные лучи пронизывали лесопосадку на горизонте, нахально лезли в глаза, оставляли на ярко-жёлтых стенах домов по правую сторону улицы странные подтёки оранжевого, приглушённо-синего и бледно-серого цвета.
Дорога к гаражам лежала по улице, тянущейся перпендикулярно вправо. Девушка свернула и, оглянувшись, внезапно запела:
Поцелуй меня – я умираю.
Только очень осторожно, мама.
Не смотри в глаза, мёртвые глаза
Урагана!
Акценты жалили иглами – коротко и точно, словно проверяя чувствительность. Ким ощутил дискомфорт. Физически, разумеется. Эмоциональные реакции давно перешли в разряд недоступного. Однако, стоит признаться, ситуация его слегка заинтересовала, и девушка тоже, поэтому он напряг память и выдал, как умел:
Пай-парам-па! Дорога в Ад!
Пам-пара-па! Дорога в Ад!
Пой, ветер, нам, гори, душа!
Парам-па, парам-па! [1]
Девушка засмеялась с некоторой долей снисходительности.
– Вообще-то после первого куплета сразу второй идёт, и только потом – припев. – Ким едва успел пожать плечами, как она продолжила: – Побудешь моим парнем? Хочу показать тебя своим, чтобы больше не приставали. Достали, блин.
Ким замер, притихли неугомонно шепчущие блистеры. Ладно, хуже не будет. Может, даже, ему повезёт, и незнакомка опоит его клофелином, ограбит и на прощание проломит череп. Года два назад в городе подобное уже случалось.
– Согласен. Меня Ким зовут.
– Интересное имя, первый раз слышу. А меня – Лина.
Лина, Лина… Алина? Виталина? Нет, наверное, просто прозвище. Ким решил, что это не так уж и важно, нагнал её и невозмутимо стянул гитару с плеча. Встретив изумлённый взгляд, напомнил, что теперь он – её парень, а тяжести носить должны именно парни. Лина долго не могла пристроить освободившуюся руку и в итоге повисла на нём, едва не ныряя в карман с таблетками.
В гаражный кооператив, неухоженный и невзрачный, их пропустили без вопросов. Лина ничего не говорила, просто тянула Кима в нужном направлении. Резкая барабанная дробь возвестила, что они уже близко к месту репетиции. В раззявленную пасть дверного проёма первой пролезла Лина, наконец, отцепившись от новоявленного парня. Внутри её встретили радостными приветствиями на три голоса. Кима с гитарой наперевес встретили поскромнее.
Он отметил, что в гараже горит единственная лампочка, да и та – в дальнем конце, так что у входа темно. Отлично, значит, можно не пытаться изобразить улыбку. Внутри пахло сухой пылью, кислым вином и деревом.
– Это кто? – поинтересовался барабанщик, отбив на бочке знак вопроса.
– Да так, мимо шёл, дай, думаю, сюда приведу, музыку послушать, – прыснула Лина. – Это мой парень, зовут Ким. Ты заходи, располагайся и бас давай.
Один из гитаристов бросил на него испепеляющий взгляд. Ким запоздало подумал, что перед тем, как соглашаться, неплохо было бы вызнать, каким образом к Лине пристают и кто конкретно. Теперь-то уж всё равно, хотя и тогда тоже. Бас-гитара, значит. Ким щёлкнул тяжёлым засовом на двери, пристроился на обшарпанном табурете и раскрыл чехол. Корпус исполнен в синем металлике – вот, пожалуй, и всё, что мог сказать он, как человек, державший в жизни только акустику. Лина сняла куртку, бросила на старый диванчик слева. Пристроив бас и подключив к комбику, она подошла к микрофону, пару раз дунула, проверяя звук.
– О, Малина петь собралась! – намеренно растягивая каждую «а», промурлыкал тот же гитарист, голос сквозил недовольством. – Романсы для ненаглядного?
Лина-Малина и бровью не повела, только заявила в микрофон лаконичное «Голоса» и метнула многозначительный взгляд на Кима. Через секунду электрогитара вывела знакомую мелодию – «Наши юные смешные голоса». Выходило прилично, но ровно до тех пор, пока не вступил бас. Гулкий, глубокий, грустный, несмотря на общую игривость музыки, звук ударил в грудную клетку и теперь плёл вокруг сердца прочный кокон. Сквозь музыку прорезался голос – чистый, мощный, естественный – как вкрапления горного хрусталя в скале. Лина пела, закрыв глаза и почти целуясь с микрофоном, меняя интонации, бережно укачивала звуки, а потом кричала, рвала слова на части.
Прошибло до пота, до мурашек, до ватных ног, даже слёзы двумя влажными дугами очертили нижнее веко, да так и замерли. Но это всё физически. Эмоции по-прежнему молчали.
Ким вытер сначала слёзы, затем пот со лба, нырнул под воротник ветровки. Бинты безнадёжно промокли.
– Слышь, Клим, – окликнул его «мурчащий» гитарист.
– Ким, – ненавязчиво поправил он.
– Да пофигу. Ты чё как целка, снимай куртку. Тут жарко.
Только из-за неё. Её игра, её голос, а всё остальное холодное.
– Кому жарко-то? – рассмеялась Лина. – Это мы тут в свете софитов с гитарами надрываемся.
Лампочка, не выдержав сравнения с софитами, моргнула и погасла. Все сразу завозились, разошлись ближе к стенам. Барабанщик пообещал найти запасную лампочку, Лина невозмутимо насвистывала мелодию песни «В темноте», а «мурчащий» подошёл к Киму поближе и тихо предложил выйти.
– И вы чё, давно встречаетесь? – осведомился гитарист, едва оказавшись снаружи, и закурил.
Вопрос прозвучал так отстранённо, что складывалось ложное ощущение незаинтересованности. Ким насторожился от такой перемены. Будто вошёл в шахту, наполненную незримым газом, и стоит лишь чиркнуть спичкой-словом, как всё взлетит на воздух. С другой стороны, умереть в драке с влюблённым в Лину гитаристом – не самая плохая перспектива. Не быстро, но что уж поделать. Пауза затягивалась.
– Недавно.
– Ты какой-то мутный.
Дым удушливым облаком рванул прямо к лицу.
– Такое случается, – ровно отозвался Ким.
Он равнодушно наблюдал, как волна гнева вместе с вдохом перекатилась в груди гитариста. Ещё затяжка – и выплеснется наружу. Интересно, сразу вырубит? Наверное, нет. После очередной затяжки гитарист щелчком отправил сигарету на асфальт и нанёс быстрый удар в челюсть. Ким покачнулся и рухнул. Ещё удар – ногой под рёбра. Взгляд цеплялся то за пыльные берцы, то за чахлый одуванчик, криво торчащий из трещины в асфальте. Гитарист сделал ещё один замах… и безвольно опустил ногу, припечатанный звуками басовой темы из «Как на войне».
– М*дак, – гитарист пнул торчащий рядом с головой Кима одуванчик перед тем, как вернуться в гараж.
Ким несколько секунд слушал едва уловимые, застревающие на уровне подсознания отрывистые команды. Срочно нужно было улечься, отдохнуть и послушать, что скажет Лина, поэтому он не торопился вставать, медленно приходил в себя и слушал. Может, это особый род магии? Если бы Ким мог удивиться, он бы обязательно сделал это. Или испугался. Скорее, испугался, да… Как они с ней сосуществуют?
Из гаража донёсся негромкий голос барабанщика, для солидности подкрепляемый редкими звонкими ударами по тарелкам, и резкие, в основном, матерные ответы «мурчащего» гитариста.
– В порядке? – Лина мягко опустила руку Киму на плечо; рука ощутимо дрожала.
– Вроде.
Он поднялся и оглянулся. Девушка выглядела растерянной и слегка напуганной, но через силу улыбнулась.
– Пойдём уже. Ты же мой парень.
Ким затоптал отброшенную гитаристом сигарету и вернулся. Под потолком красовалась новая лампочка, «мурчащий» недовольно переминался с ноги на ногу. Без лишних слов начали играть. Лина больше не пела, да и басовая партия звучала как-то… Не до конца. Сердце больше не обволакивал плотный кокон, тело не откликалось на малейшие изменения мелодии. Хорошо, да, без фальши, но и без магии. «Мурчащий» надрывался над чем-то незнакомым, возможно собственного сочинения, но в сравнении с исполнением Лины он скорее напоминал рыбу, не пойми для чего раскрывающую рот.
Репетиция длилась полтора часа, с двумя перекурами, во время которых Лина почти полностью опустошила бутылку с минералкой, заготовленную Кимом совсем для другого дела. Ладно, таблетки можно и так зажевать. Невкусно, зато подействуют быстрее.
Разошлись на неожиданно позитивной ноте, договорившись встретиться послезавтра. Кима тоже пригласили, довольно тепло проводили, и даже «мурчащий» гитарист на прощание буркнул ему короткое, хотя и полное ненависти «пока».
Лина протянула Киму гитару.
– У тебя какие планы? Проводишь до остановки?
Раз уж клофелином его не опоили и даже не забили до смерти в порыве ревности, план был один – наглотаться таблеток и скромно умереть за гаражами.
– Конечно, пойдём.
Она улыбнулась и нырнула ему под руку так, что для удобства пришлось приобнять её за тонкие плечи. Когда они удалились достаточно, чтобы не бояться быть услышанными, Лина облегчённо вздохнула.
– Ну вроде поверили, а? Как думаешь?
Ким согласно кивнул; блистер шуршал, словно встревоженный близостью совершенно чужого человека.
– Понравилось, как я играю и пою?
Понравилось – не то слово. Ему давно ничего не нравится. Он помедлил, подбирая точный ответ.
– Хорошо. И, наверное, волшебно.
Лина хихикнула, но словно наигранно.
– Но тебе не понравилось.
– Мне вообще ничего не нравится, – без обиняков поделился Ким.
– Мне вообще ничего не нравится, сэр, – передразнила она.
Он помнил фразу, которая давно казалась смешной, но лишь кивнул. Лина заглянула ему в глаза и нахмурилась.
– Хоть бы улыбнулся, а то со стороны выглядишь как психопат какой-то или робот.
Дело движется к нежелательной фазе. Уж лучше говорить о её странной музыке, чем о его уничтоженных эмоциях.
– Не могу.
Лина вдруг возникла прямо перед ним, ухватила лицо и большими пальцами подняла уголки губ. Рассеянно улыбнулась, кивнула своим наблюдениям и прикрыла глаза. Она медленно провела по его губам указательным пальцем левой руки, подушечка грубая, с отчётливо выделяющейся ложбинкой от долгой игры.
– Вызов принят.
– Что? – не понял Ким.
– Я верну тебе эмоции. Вот.
Он покачал головой, потянул девушку в сторону остановки.
– Не получится, но спасибо.
– Я тебе такую песню подберу, ух! – загорелась идеей Лина. – Завтра приходи ко мне, записывай.
Ким забил адрес в заметки на телефон. Они опять сели на одну маршрутку, только теперь Ким вышел первым, а Лина уехала дальше, в район новых кварталов.
Соседа дома не было. Ким налил воды, достал блистер из кармана, долго смотрел на смятый фольгированный слой, под которым идеальными окружностями выделялись таблетки. Может, что-то и выйдет из её музыкотерапии. Он ведь почувствовал, пусть физически, но всё же. Последний раз он плакал возле палаты реанимации, когда узнал, что его девушка умерла. Может, эмоции всё же вернутся?
Глотать таблетки расхотелось, по крайней мере, сегодня, поэтому Ким убрал их обратно в карман.
На следующий день, как положено, отработал удалённо смену в службе поддержки пользователей. Вот уж где отсутствие эмоций только в плюс. Лина не оставила номера телефона, пришлось ехать без предварительного звонка в надежде застать её дома. Она оказалась на месте и без лишних приветствий потянула Кима внутрь.
– Можно куртку не снимать? – уточнил он, скидывая на ходу кроссовки.
Лина кивнула. Ким беззвучно выдохнул и застегнул карман, в котором заговорщицки перешёптывались таблетки.
Квартира оказалась просторной двушкой, со скромным ремонтом и минимальной мебелью. В одной комнате диван, журнальный столик с водружённым на него ноутбуком, два шкафа – платяной и книжный. Во второй комнате, куда собственно и повела Кима девушка, вообще словно открыли филиал магазина музыкальных инструментов. Одних классических гитар насчитывалось пять штук: глянцевые, тёплых древесных оттенков, они висели на вкрученных в стену держателях. А ещё были прочие акустики и полуакустики, электрогитары и басухи разнообразных форм, расцветок и, наверняка, фирм-изготовителей. На вертикальной стойке пестрели лепестки медиаторов. У противоположной стены расположились закрытый шкаф, видавшие вид две колонки высотой по колено и какой-то старый аппарат вроде пульта звукорежиссёра, Ким сходу не сообразил, а спрашивать не видел смысла.
Почти сразу за дверью примостился диванчик, на который Лина и указала, а сама подошла к гитарам.
– Впечатляет, – подытожил Ким, в очередной раз окинув комнату внимательным взглядом.
– Обычно больше впечатляются, когда узнают, в какую сумму встала покупка всего этого безобразия.
Он кивнул. Наверняка, много. Даже самая скромная акустика в её коллекции существенно отличалась от «дров», на которых Ким учился играть в старших классах, и стоила минимум раза в два дороже. Лина выбрала акустическую гитару почти прямоугольной формы, уселась на другой край дивана, провела по открытым струнам – сначала быстро, потом медленнее, покачала головой и чуть подтянула вторую и шестую струны.
Ким задумался, стоит ли говорить с ней в открытую о странном эффекте от её музыки. Может, он всё придумал, или она даже не подозревает о том, что делает и как у неё это выходит. Всё же решился, с него не убудет.
– Можно вопрос?
– Давай.
Пассаж, пара аккордов, потом она подняла на него вопросительный взгляд.
– Как у тебя выходит… Дозировать магию?
Лина пожала плечами и выдала стандартный рок-н-ролльный мотив.
– Я просто не стараюсь, – ещё один аккорд, звук которого с размаху ударил в грудную клетку. – Или стараюсь. Ладно, приступим.
Ким приготовился, насколько можно подготовиться к тому, что песня будет мять тело, как пластичную глину. Музыкальная магия бросала из крайности в крайность: он смеялся, плакал, страдал от щемящей боли в груди и тяжести на плечах, а потом тут же чувствовал невесомость и свежесть. По коже гулял холод, внутренности нестерпимо обжигало. Он терялся в подступающей безграничной пустоте и с чёткой ясностью возвращался назад. Лина играла и пела для него целый час без остановки, но ни одна нота, ни одно слово не пробудили эмоции.
– Тяжёлый случай, – пробормотала, наконец, она, отложив гитару в сторону. Лоб блестел капельками пота, глаза потемнели; в это мгновение она напоминала лимон, с которого счистили цедру. Выжатой она не казалась, а вот утратившей лоск – вполне. – Но я что-нибудь обязательно придумаю. Придёшь завтра на «репу»?
– Приду. Пристаёт только ритм-гитарист?
– Не везёт мне на них, второй подряд – и всё туда же. А остальные поддакивают – ну и встречайся с ним, только вот зачем, если он не такой? Да и ладно бы просто не такой… Мурашки от него по коже, страшно иногда.
Ким кивнул, решив не уточнять, что же скрывается за ёмкой характеристикой «не такой». Лина проводила его и, мило улыбнувшись, чмокнула в щёку на прощание.
Весь следующий день прошёл в борьбе с манящим покоем, обещанным таблетками. Жизнь победила, но совсем не потому, что Ким хотел жить, просто вечером его ждали на репетиции, и, может, у Лины получится… Таблетки уверяли в обратном. В шелесте фольгированного защитного слоя при желании можно было расслышать, что её магия лишь дразнит, обещая невозможное, показывает путнику крошечный кусочек неба на свободе, но не выпускает за пределы темницы.
На репетиции Лина исполнила лишь одну песню в полную силу, потом друзья-музыканты вежливо попросили её больше не петь. В отличие от предыдущей репетиции «мурчащий» гитарист не порывался ввязаться в драку, и всё бы прошло нормально, если бы Лина не вздумала на каждом перекуре целоваться. Сразу поймав пылающий взгляд гитариста, Ким тихо намекнул, что предпочёл бы не накалять обстановку. В ответ Лина сердито шепнула, что нужно играть так, чтоб все поверили. Ладно, парень он ей, в конце концов, или кто?
Следующую репетицию назначили через день, значит, завтра Ким свободен. Так, по крайней мере, он думал, но только до тех пор, как Лина позвала его домой. Завтра к ней приходят покупатели – посмотреть и, если повезёт, купить старьё. И, разумеется, ей страшно находиться в это время дома одной. Ким не заставил себя долго уговаривать и просто спросил, к которому часу подходить.
Вернувшись домой, застал соседа пьяно посапывающим в своей комнате. Ким подумал и переложил таблетки из кармана куртки в старый сервант: всё равно туда заглядывают в лучшем случае раз в полгода. Нечего шуршать сомнительными идеями.
***
Покупателей Лина ждала к пяти, поэтому Ким пришёл за полчаса до назначенного срока. В музыкальной комнате уже ждали прислонённые к стене электрогитара и бас, подозрительно похожий на самопальный.
– Жду не дождусь, когда избавлюсь от этого хлама. Мне лет тринадцать было – родители подарили. Тогда-то это казалось «вау», а теперь… – Лина подхватила электруху за гриф, зацепилась кольцом за струну и порвала. – Вот чёрт!
Подув на палец, она полезла в шкаф и зашуршала какой-то мелочью. Нужная вещь отыскалась быстро. Когда Лина распаковывала струну, щёки её слегка покраснели от волнения. Никель, №1. Тонкая, прочная, жёсткая.
– Схожу за плоскогубцами, подержи пока.
Ким хотел было спросить, зачем ей плоскогубцы и откуда они у неё, но передумал, едва струна легла на раскрытую ладонь. Она – мёртвая, безвольная – словно шептала, что в музыке нет магии, а если и есть, то она не способна возродить погибшие эмоции. Как колдуны вуду и фэнтезийные некроманты поддерживали в своих живых мертвецах лишь подобие жизни, так и Лина порождала в нём лишь поверхностный, физический отклик…
Ким расстегнул ворот ветровки, развернул струну и, легко обвив вокруг шеи, затянул. Глухо захрустели рвущиеся под давлением металла бинты, в глазах заплясали чёрно-белые мушки.
– Обалдел, что ли! – громко крикнула ему в самое ухо Лина и отвесила крепкую затрещину. – Это вообще-то для гитары. Дай сюда.
Какая глупость. Он бы рассмеялся, если мог. Ким вернул ей струну, кровь отлила, оставив пульсирующую боль в висках и нарастающий зуд в районе шеи. Лина потеряла к нему всякий интерес, уселась на диван и завозилась с гитарой. Ловко подкрутила колок, настроила, как полагается, потом требовательно глянула на Кима.
– Пойдём, поможешь откусить. Я вообще-то и сама могу, но только при помощи волшебной силы мата.
Интересно, он-то всегда обматывал до талого. Ким перекусил струну, оставив двухсантиметровый хвостик, как и на других струнах. Лина не успела унести плоскогубцы, как в дверь дважды позвонили; так она и вышла встречать покупателей – с инструментом наперевес. Двое парней-студентов осмотрели гитары, древние колонки и аппарат, оказавшийся усилком чуть ли не советских времён, придирчиво проверили и отсчитали деньги. Вынесли приобретения в два подхода: усилок пришлось тащить вдвоём.
– Фух, долой хлам! – Лина довольно потянулась и примерилась к освободившейся стенке. – Со стипухи докину и пойду покупать бюджетные клавиши, а то пусто смотрится.
Ким застегнул воротник и сообщил, что уходит.
– Чего так? Оставайся, я тебе поиграю.
– Я сегодня в ночную смену.
– Тогда до завтра. Приходи ко мне, поедем вместе.
Опять поцелуй на прощание, только в этот раз совсем не мимолётный.
Горло укоризненно саднило; весь вечер и половину ночи Кима спасал чай. В перерывах между обработкой жалоб пользователей и допросов программистов он пытался понять, какого чёрта решил удушиться струной, даже не подумав запереться в комнате. Логичный вывод напрашивался один: он хотел посмотреть на реакцию Лины. Это было странно даже для него, поэтому на всякий случай Ким решил думать об этом поменьше. Почти получилось.
После утреннего сна, плавно перешедшего в дневной, Ким совсем не чувствовал себя отдохнувшим. Снилось, будто всучили ему в руки гитару и приказали играть так, чтобы Царевна Несмеяна развеселилась. Отговорки вроде того, что он не играл уже лет пять и не знает весёлых песен, никого не интересовали. В итоге его сослали в лес поливать сухой пень, пока из него новые ростки не появятся. Из пруда, где он набирал воду, укоризненно грозил Линин палец. Время от времени на поверхности появлялись пузыри, лопались, и из этих булькающих звуков собиралась фраза: «А мог бы и сыграть. Ты же такой».
Проснулся Ким незадолго до сигнала будильника: солнечный луч преломлялся о застеклённую створку серванта и навязчиво пробивался сквозь веки. Вставать не хотелось, в конце концов, время ещё есть. Он гипнотизировал взглядом отделение, в которое спрятал таблетки. Не сегодня. Сходит ещё раз с Линой на репетицию и хватит. Он устал: от необходимости играть роль, погружаясь в неё всё глубже, от нескончаемой пытки музыкой, которая не приносит пользы, от того, что она демонстративно не замечает его склонности к суициду. Последний раз. В подтверждение собственных намерений Ким нашёл в Яндекс.Карте гаражи в другой части города; таблетки в серванте незримо кивнули белыми круглыми лицами.
Лина встретила его в задумчивости и едва уловимой ауре меланхолии. Ничего не говоря, ушла в музыкальную комнату, уселась на диван и невидящим взором уставилась на шкаф посреди пустующей стены. Ким решил, что начинать разговор не имеет смысла, если только, конечно, не уведомить о том, что сегодняшний день станет последним днём игры в её парня. Пожалуй, лучше обсудить это позже.
– Играешь? – она вдруг подскочила на диване, вся сияющая от внезапно пришедшей на ум идеи.
– На уровне Am-Dm, но это было давно и не правда.
Лина удовлетворённо кивнула, подхватила со стены одну из классических гитар с мягкими нейлоновыми струнами и торжественно вручила. Ким устроился поудобнее и поставил руки наизготовку. Пальцы помнили. Лина пристроилась позади, не глядя поставила его пальцы на Em.
– Ну, вперёд. Em-C по половинке, бой «цоевский».
Ким неопределённо пожал плечами и начал. Через несколько проигрышей Лина на закрытом «м» замурчала мелодию «Электрички».
– Присоединяйся.
Ким тоже подпевал без слов. Лина не пользовалась магией, просто сидела, прижавшись к спине и накрыв ладонями его руки. Бинты на запястьях мешали до зуда, а когда она чуть повернула голову и замурчала прямо в шею, дискомфорт добрался и туда.
– Подожди.
Ким уложил гитару плашмя на колени, освободил руки и шею от бинтов.
– Не вкладывай интонации Цоя. Своё. У тебя же есть, что вложить?
– Я ничего не чувствую, – напомнил Ким, чересчур сосредоточенно сматывая бинты.
Странное ощущение, как будто наводишь порядок на старом, заросшем паутиной, пыльном чердаке. Вроде и начал работу, и стало чуть просторнее, чище, а на деле впереди многометровые завалы и душный запах старости, забвения.
– Чувствовать не обязательно. Тут нужно думать, по-своему. Автор потрудился – создал тебе целый мир. Из музыки, текста, мелодии… Или из красок, мазков, штрихов, композиции, перспективы. Из букв, складывающихся в слова, из знаков препинания, заставляющих глотать воздух в паузах. А ты… Ты – исполнитель. Волен оживлять эти миры как вздумается и когда захочется. Сегодня в электричке грустно, завтра – невыносимо, послезавтра – терпимо. Понимаешь?
Она скользнула руками вверх и обняла Кима за шею, скрывая свежие синяки от никелевой струны и старые рубцы.
– Музыка без исполнителя – разрушенный город древности, который годен лишь для того, чтобы на него глазели пресытившиеся туристы, – тихо шепнула Лина и мягко подбодрила. – Попробуй ещё раз.
– Без слушателя и зрителя искусство тоже мертво, – Ким, как мог, оттягивал момент, когда придётся снова взять гитару в руки.
– Есть такое, – её губы легко коснулись шеи. – Поэтому я не люблю играть одна. Но ты же не один, я буду твоим слушателем. Не бойся.
– Я…
– А, ну да, ты же не можешь бояться. – Лёгкий смешок тёплой волной разошёлся по коже.
Наверное, он запросто мог бы влюбиться в неё.
– Я не об этом, – Ким сделал паузу и почти коснулся грифа, но передумал. – Я не могу больше быть твоим парнем.
– Почему это?
В тоне её слышалось удивление и… что-то такое, неопределённо грустное.
– Я не могу притворяться. Я бы хотел… Ладно, не важно. Твои ведь больше не пристают?
– Ну я поняла. Ладно. Но ты сыграй, всё равно.
Ким вздохнул и взялся за гитару. Почти моментально ощутил Линины руки на своих. Мешало, отвлекало, зарождало мысли, окрашенные в цвет сожаления, но, разумеется, не само сожаление. Он взял аккорд, другой, потом замычал, забыв слова.
Вместо слов – монотонное, но неслышимое гудение проводов над раскалёнными, высекающими искры рельсами, над вагонами, раскачивающимися в такт движению. Точные, просчитанные звуки, ничем не наполненные. Мертвецы, оживающие лишь в воображении людей. Пассажиры в электричке разные, и каждый вкладывает в песню свои интонации: здесь убаюкивающие, там – тоскливые, а в дальнем конце, у самого тамбура – дающие надежду и возвращающие в детство.
Звук резонировал во рту, дребезжал в зубах, стучал о стенки гортани, мелкими гладкими камушками уносился мощным потоком на дно лёгких, чтобы рассыпаться и прибиться к внутренней поверхности рёбер. Ким отложил гитару.
– Хорошо, – голос Лины звучал мягко и грустно, но в то же время удовлетворённо. – Чувствуешь?
– Физически.
– Ну и хорошо. Ты знаешь, что музыка благотворно влияет на всё живое? Цветы там быстрее растут, зародыши развиваются правильно?
Ким кивнул.
– Вот… – Лина опустила руки ему на грудь. – У каждого человека внутри лес. Не важно – три сосёнки на поляне или тянущиеся до бесконечности заросли всего и вся. И он тоже растёт от музыки.
– В таком случае, у меня расти нечему. Один пепел на безжизненной земле. Звучит красиво, в реальности – не очень.
Лина, наконец, освободила его от объятий, взяла гитару и, облокотившись на плечо, принялась беспорядочно перебирать струны, сплетая незнакомую мелодию. Пока без магии.
– Знаешь, пепел может послужить хорошим удобрением.
Звук пронзил голову ясным лучом, заставив широко раскрыть глаза, расправить плечи и глубоко вдохнуть.
– Я нашла песню, – Лина перестала играть и истово зашептала, словно в молитве. – И я думаю, ты готов. Но будет больно, там слова такие… Но она подойдёт.
Она встряхнула Кима за плечо, развернула к себе лицом и строго спросила:
– Хочешь? – затем рот её неприятно искривился в ироничной улыбке. – А то смотри, могу уйти и не мешать тебе суициднуться.
Первый раз она заговорила об этом, ещё и так прямо. Захотелось намотать обратно бинты и навсегда уйти, но и чувствовать хотелось, влюбиться, улыбнуться, растревожиться от Лининой магии, от неё самой.
– Спой мне.
Лина улыбнулась и мимолётно чмокнула его в губы, потом вдарила по струнам. Весёлая, непринуждённая партия – слитая воедино ритм- и соло-гитара. Знакомое, из русского рока, но вот что конкретно – так сразу и не вспомнить.
Гладким, лоснящимся на невидимом солнце голосом, Лина запела:
Спи в заброшенном доме – то в сладкой истоме, то в судорогах. [2]
Тело моментально откликнулось. Реальность исказилась, затягивая в дрожащую дрёму, наполнив сладостью каждую клеточку, а потом натянув разом все мышцы до предела. Там же в припеве… Трамвай ножом по горлу… Ким не мог сопротивляться. Её шелковистый голос, звуки, извлекаемые тонкими пальцами, её исполнение окунали с головой в мир давно забытых чувств. Ножом по горлу, ножом по венам, тонкой струной – не важно. Разрезать, разлить горячую кровь по выжженной земле, и потом ждать, когда из мёртвого пня вырастет дерево. И плакать, щедро поливая ростки, а затем вновь ножом по горлу…
Очнулся от магического сна Ким совсем неподготовленным. Сердце бешено колотилось, но это физически, а эмоционально… Он поднял взгляд на Лину, которая задумчиво перебирала по открытым струнам. Сначала снизу вверх – ми-си-соль-ре-ля-ми, потом сверху вниз – ми-ля-ре-соль-си-ми.
Больно. И… неопределённо.
Он не ощущал что-то конкретное. Эмоции разбегались в панике, придавая вес, цвет и форму всем событиям, произошедшим с ним с тех пор, как он потерял возможность чувствовать. Как много всего, но красной нитью тянулась благодарность. Соседу, хозяйке квартиры, пьяному добряку с речки, ролевикам этим странным и, конечно, Лине. За её «Ураган», за эту затянувшуюся игру в любовь, за настойчивое желание вырастить его лес заново.
– Я жив, – хрипло выдавил Ким и, дождавшись, пока Лина обернётся, улыбнулся. – Горло болит только, как будто его и правда ножом перерезали… Это ведь не на самом деле случилось?
Она задумчиво забарабанила по деке, покачала головой и развалилась на диване. Разумом Ким ей верил, но саднящее горло твердило об обратном. Жутко, если так.
– Спой что-нибудь на прощание. Мне пора.
– Не буду, – улыбка отказывалась сползать с лица. – Пойдём, провожу.
– Ты же больше не мой парень, – вяло махнула рукой Лина. – Не заморачивайся.
– Буду заморачиваться. Хочу в тебя влюбиться.
– Да? – она тихо усмехнулась. – Хочешь – влюбляйся, я совсем не против. Упакуешь бас?
Через пять минут они вместе вышли на улицу. Лина привычно навалилась на руку, едва не ныряя в карман. Как, оказывается, приятно и уютно, особенно когда не отвлекает тревожный шелест блистера.
По дороге к гаражам скосили траву, пахло сочной, дурманящей свежестью, и мир, наконец, возродился. Разумеется, в глазах одного отдельно взятого человека.
– Слушай, – вдруг вспомнил Ким то, что в начале знакомства казалось неважным. – Какое у тебя полное имя?
– А ты догадайся, если прозвище – Малина, а предыдущий ритм-гитарист называл меня Лада.
Ким развёл руками.
– Калина меня зовут, вот так-то. Лада «Калина», «Калинка-малинка» ну и далее кто во что горазд.
– А говорила, что у меня интересное имя, – он поцеловал её в макушку, от запаха волос по спине побежали сладкие мурашки.
Ещё Ким вспомнил, что забыл в Линином доме бинты. Страх жалил нещадно, но чувство вселяло странную радость. Есть эмоции – есть и жизнь.
– Я хотел тебя поблагодарить.
– Хотел – благодари! – торжественно заявила Лина. – Разрешаю.
– Спасибо. Я очень рад, что встретил тебя. И что изображал твоего парня.
Он бы продолжал и дальше, но тут его прервал голос, донёсшийся со спины:
– Я так и знал.
Это характерное, нарочито растянутое «а» сложно было с чем-то спутать. Первым обернулся Ким, следом за ним – Лина. В узком пространстве между гаражами стоял «мурчащий» гитарист с ножом в руке. Адреналин ударил в голову, голос Лины, напевающий уже испытанное «Ляг, отдохни…» казался очень далёким, а гитарист – очень близким.
– Я тебя не слышу! – злорадно выкрикнул гитарист, указывая на капельки наушников в ушах.
Можно зарядить ему басом, есть шанс, только рисковать Киму не хотелось. Хотя, что ещё остаётся?
– Бежим, – настойчиво потянула его за рукав Лина.
Ким думал, что всё-таки есть ещё кое-что. Он потрогал горло, разрезанное трамваем-ножом – саднило уже не так сильно. Песню бы только найти подходящую – чтобы не убить ненароком. И он вспомнил. Повторить вокальные подвиги Дороти Пеш вряд ли бы удалось, поэтому Ким выбрал удобную тональность и скрестил пальцы, очень надеясь на то, что он немножко «такой». С «Электричкой» ведь получилось оживить песню, или ему только показалось…
Outside this flamin’ ring of fire
There’s nothing left for me to lose.
I shoot to kill if I desire,
I walk away if I so choose. [3]
Огненное кольцо, казалось, вырвалось изнутри, напрочь лишив тепла. От внутреннего холода тело бил озноб, но ноги пока держали. Гитарист отступил от высокого пламени и вытащил наушники, бледный, испуганный, но всё прекрасно осознающий.
– Я могу выбрать выстрел на поражение, – с трудом проговаривая согласные, предупредил Ким, – но лучше уйду. И ты уйдёшь. Навсегда. Понял?
– Идите вы все на х*й! Психи!
Гитарист убрал нож и бросился прочь, постоянно оглядываясь.
Холод сковал всё тело, огненное кольцо полыхнуло ярче и развеялось. Ким рухнул на покрытый сетью трещин асфальт. Лина опустилась рядом, кусая губы и напряжённо щурясь, словно собирается расплакаться. Она запела дрожащим голосом:
Так будем считать, что пришел хэппи-энд,
Главное — точно выбрать момент.
Когда за дверями закроется ключ,
Тогда за зверями затеплится луч.
Реформа бессмертья — бесформенный мячик.
Тебе станет легче, когда я заплачу. [4]
Лина и впрямь заплакала, и сразу стало легче. Остальные две строчки она просто промурлыкала под нос, роняя слёзы и фальшивя чуть ли не через раз.
– Получше? – утёрла слёзы и, дождавшись кивка, добавила. – Хорошо, отдыхай. Ты меня напугал.
– Нет, пойдём.
Поддерживая друг друга, они добрались до нужного гаража.
– Все в сборе, отлично, – сходу заявила Лина. – Начинаем.
– Как все? – барабанщик для солидности бахнул по тарелке. – Где Ромку потеряли?
– Там же, где и Сеню, – мрачно хмыкнула Лина. – Ким побудет на ритме, дай ему «эфку».
«Эфкой» оказалась полуакустическая гитара с поцарапанным ало-чёрным корпусом и отверстиями в форме английской «f» на деке. Ким растерянно зажал Am, провёл по никелированным струнам; кончики пальцев левой руки почти моментально заболели.
– Я же так себе…
– Am-Dm-Am-E, – невозмутимо перебила его Лина. – Бой… А кто бы знал бы! Играем!
Проигрыш на басухе вместо ритм-гитары звучал странно, но Ким узнал песню с первых звуков. Остальные тоже быстро влились, и музыка начала напоминать эталонное «Катись, колесо». Пела в основном Лина, но иногда он тоже подключался, когда вспоминал слова.
От звуков, наполняющих старый гараж, в котором пахло сухой пылью и кислым вином, от никелевых струн, врезающихся в пальцы и норовящих разодрать кожу, пришла ясность. Вся эта музыкальная магия случилась не только ради него, чтобы сохранить жизнь, вернуть эмоции, но и ради неё. Лина улыбалась так, словно, наконец, получила то, о чём давно мечтала – ритм-гитариста, который «такой». Ещё, наверное, магия случилась для безымянных пока соло-гитариста и барабанщика.
Потом – Ким в этом был уверен – их песни будут взращивать новые деревья в душах слушателей. Чтобы музыка жила, чтобы оживала в каждом, кто их услышит.
[1] Фрагменты из песни «Ураган» группы «Агата Кристи».
[2] Фрагмент из песни «Спи в заброшенном доме» группы «Сплин».
[3] «Вне этого пылающего огненного круга / Мне больше нечего терять / Я стреляю на поражение, если пожелаю / Я уйду прочь, если решу», фрагмент из песни «Touchofevil» группы «Warlock».
[4] Фрагмент из песни «Мыловар» из репертуара Ольги Арефьевой и группы «Ковчег».
Об авторе:
Анна Темникова (г. Новосибирск)
Родилась в г. Магнитогорске в 1988 году, сейчас живёт в г. Новосибирске. Пишет стихотворения и короткие рассказы. Литературным творчеством увлекается с 25 лет. Входила в состав профессионального жюри литературных конкурсов «Бумажный слон», «Новая Фантастика», «Бумажный Слонёнок», «Кубок Брэдбери». Участница ЛитО «Не воробей». Член Союза литераторов России. Финалист всероссийского проекта «Языковая арт-резиденция». Финалист конкурса «Бумажный слон-14». Финалист конкурса «Весенний пролет фантазии 2019». Победитель конкурса литературных миниатюр «Краткий слог-2023» в номинации «Проза» в возрастной категории от 21 до 35 лет. Второе место в конкурсе «Стилисты добра-2024» в номинации «Произведения для детей». Победитель проекта «Стихосушка-2024» по версии читательского голосования. Короткий список фестиваля «Капитан Грей-2024». Рассказы опубликованы в различных сборниках, в журналах «Наука и жизнь», «День и ночь» и «Рассказы» (под реальным именем, под псевдонимами Аня Тэ, Ян Келлер). Стихотворения опубликованы в альманахе «Пятое время года» (под псевдонимом Аня Тэ).
