Я родилась в Керчи, у Чёрного моря, и здесь прошла моя юность. И хотя я часто уезжаю в другие места, я всегда возвращаюсь в свои пенаты, потому что чувствую: только здесь можно быть по-настоящему счастливой и только здесь можно обрести полноту и радость бытия.
Прекрасно южное море, лазурно-голубое, сияющее, бескрайнее, простирающееся от горизонта до горизонта, где оно незаметно переходит в небосклон, как бы приоткрывая таинственный портал вселенской синевы. Благословенны южные города, стоящие на берегу тёплых морей, почти на краю Ойкумены, открытые всем ветрам и бризам, обласканные лучами солнца, дающего жизнь. Испокон веков жили в них люди и возводили здесь непреступные крепости, рыцарские замки, сказочные дворцы, пирсы, уходящие в море, и пристани, удобные для мореплавателей. Все великие империи родились у моря, как Афродита из пены морской: от мифической Лемурии и легендарной Атлантиды до Микенской, древнегреческой и древнеримской цивилизаций. Керчь, древний город у тёплого Чёрного моря, прекрасен. Его история длится уже более 26 веков; сколько легенд и преданий связано с возникновением этого удивительного города. Какие только народы ни жили здесь: киммерийцы и скифы, древние греки и выходцы из Малой Азии, сарматы и амазонки, славяне и турки. В этих местах люди чувствовали особые энергии, исходящие от моря и тверди земной, здесь они слышали властный зов богов, обращённый к ним, здесь они мечтали отыскать волшебную страну подвигов и приключений, а их правители грезили об обретении всемирной славы и покорении всего подлунного мира.
Прошло много лет, даже десятилетий, но воспоминания детства о слепом учителе музыки всё чаще тревожат мою душу. И стоит его образ перед моими глазами неотступно – чем старше становлюсь, тем чаще вспоминаю о нём. Кроме общеобразовательной школы я училась тогда и в музыкальном училище по классу фортепиано. Однажды, когда я пришла на урок музыки, директор вызвала меня в свой кабинет и сказала со вздохом:
– Твоя учительница переехала в другой город, и у тебя будет новый преподаватель. Его зовут Игорь Сергеевич. Он воевал, танкист, горел в танке и ослеп. Он – прекрасный педагог. Прошу тебя, будь внимательна к нему и веди себя достойно на занятиях. Тебе уже шестнадцать лет, и я очень надеюсь на то, что вы найдёте общий язык.
Она отвела меня в класс, и я увидела высокого, стройного человека в чёрных очках и с белой тростью. У него был светлый, как купол, лоб, нос с горбинкой, на его бледном лице помещался маленький, но строгий и изящно очерченный рот. Его густые волосы красивого бобрового цвета вились на затылке, спереди же чуть-чуть спускались на лоб. Именно таким я представляла себе Александра Македонского. В моей голове не укладывалось: как слепой человек может преподавать музыку и ставить оценки в журнал? Я поздоровалась с новым учителем, и он сказал тихо, но отчётливо выговаривая каждое слово:
– Здравствуй, Аня. Я рад познакомиться с тобой в этом прекрасном храме музыки.
Потом Игорь Сергеевич попросил меня сыграть моё любимое музыкальное произведение. Я тогда очень увлекалась музыкой Людвига ван Бетховена, много раз читала его биографию и воспоминания о нём его современников, поэтому я стала исполнять сонату этого композитора сочинения № 23 «Аппассионату». Мелодия эта превосходит всякие границы выражения её силы и свойств; есть что-то нечеловеческое в её величии, меж тем как совершенство звукосочетаний превосходит всё сыгранное до сих пор. В этой музыке есть импульсный порыв, чуткий, как обнажённый нерв, мощный призыв к жизни, полной борьбы, устремлённой к Свету, духовности, самопознанию и самореализации человека. Изумлённый слушатель готов уверовать в музыку Высших Сфер – она возникла не на Земле, она родилась из тайного и непроявленного, она построена по законам, нам неизвестным. Эта музыка – откровение, выраженное в звуке. И душа человека не может остаться равнодушной к этому зову, к этому призыву, потому что она ведёт, как путеводная звезда, к вершинам духа и совершенства. Но самое главное, мне казалось, что в этих звуках заключена какая-то загадка, неразгаданная тайна, божественная истина, открывшаяся только этому гению музыки. Может быть, эти музыкальные фразы приоткрывают нам суть и смысл нашей быстротечной жизни на Земле? Я не знала. Но всякий раз, когда я исполняла эту сонату, я как бы посвящала моих слушателей в эту тайну, то откровение, которое постиг и открыл нам этот гений, потерявший слух. А Бетховен действительно стал глухим в конце своей жизни. Эта неразгаданная загадка, заключённая в музыке композитора, так мучила меня, что иногда по ночам я не могла заснуть, размышляя о ней, силясь поймать её моим ментальным сачком – интуицией. А иногда мне снилось, что я смогла постичь её тайный смысл, и что великий Бетховен сам открывает мне эту тайну в моём сновидении.
Пока я исполняла сонату, мне казалось, что моя душа покинула тело и вознеслась в чарующий мир звуков. И вот я закончила. Игорь Сергеевич долго молчал, по выражению его лица я пыталась понять его впечатление от моего исполнения. Но мне это не удалось. Потом он сказал, что он ощущает эту музыку как предостережение композитора, обращённое лично к нему: в этом прекрасном мире мы всегда на краю гибели, и может так случиться, что над головой человека неожиданно прогремит рок, неотвратимый, как дамоклов меч, и с ним случится что-то трагическое. И как символ такой коварности фортуны перед моим воображением внезапно появился корабль, вздымающийся над гребнем огромного океанского вала. Его паруса, еле различимые из-за густого тумана, полные неистовой силы урагана, валились всей громадой назад, чтобы, перейдя вал, выпрямиться на мгновение, а затем, склоняясь над бездной, мчать судно к новым лавинам. Разорванные свинцовые облака, скупо освещённые тусклым лунным светом, низко трепетали над бушующим океаном. Всякого, кто созерцал бы эту картину, охватывал ужас: хотя корабль ещё боролся за спасение, он был обречён на погибель в пучине волн.
Теперь за фортепиано сел он. И тогда дивные, волшебные, возвышенные, чарующие звуки наполнили комнату; казалось, что эти божественные звуки возникли не на Земле, и что их извлекал не слепой музыкант, а они торжественно нисходили к нам из того неведомого мира гармонии и вечности, где властвует любовь и совершенство, где нет страданий и смерти. Эти звуки обладали волшебной силой волновать и тревожить души людей, будить в них возвышенные чувства. Моя душа была околдована духовной силой и мощью этих неземных звуков!
Теперь, во время исполнения «Аппассионаты» мои учителем, мне показалось, что я наконец-то разгадала смысл той тайны, того секрета, заключённого в этой удивительной музыке, той загадки, которая мучила меня всё это время. Я наконец-то прозрела! И что самое удивительное – это слепой музыкант открыл моё духовное зрение! Я была так благодарна ему за моё прозрение – ведь он открыл для меня новый, неведомый мне мир гармонии и высшего смысла! Соната стала для меня тем нужным словом в беседе души с жизнью. Я поняла, что моё появление на нашей планете не случайно, что в этом заключен особый смысл, и у меня есть особая миссия на Земле. Люди есть не что иное как бесконечное разнообразие безграничных возможностей. Я верю в могущество сознания человека, верю в безошибочность нашей интуиции и несомненную возможность наших контактов с другими мирами. Ведь когда я была ребёнком, на фоне наших земных пейзажей мне отчётливо виделись контуры какого-то иноматериального мира, таинственного, мистического и открытого только посвящённым. Но потом эти способности были вытеснены куда-то на периферию моего сознания — я утратила этот дар.
Мне хотелось побольше узнать о моём учителе музыки. Я чувствовала, что он родился с живой, чуткой душою, ведь иногда судьба бывает так расточительна, осыпая своми дарами только одного человека и творит чудеса, отправляя его в земное воплощение, полное искушений и испытаний. Но всё как-то не получалось познакомиться с учителем, потому что его всегда сопровождали другие люди: в класс приводили и уводили после урока. Задержать его моими расспросами я не решалась, может быть, смелости не хватало. Но однажды мне очень повезло.
Как-то тёплым летним вечером я гуляла одна в Приморском парке. Я любила это место за то, что в нём было множество дивных, благоухающих растений – сирени, магнолий, кипарисов и белых акаций, – и морской воздух здесь всегда был напоён запахом дивных цветов. Яркий июньский день уже погас, и вечер, сперва весь огнистый от заката, потом ясный и алый, потом бледный и смутный, тихо и незаметно переходил в ночь. Сумерки ещё только сгущались вдалеке. Скоро распустившиеся волосы лунного света поймают тень небесного плотника. Неустанно трудясь, плотник вобьёт серебряные гвоздики в нависающий над землёй тёмный гобелен небес. На ночном небе скоро тихо засияют, как драгоценный камни, яркие звёзды, и жемчужным поясом охватит небо Млечный путь.
Идя по аллее, я неожиданно увидела Игоря Сергеевича. Он сидел один на скамейке. Его обожжённое, покрытое рубцами лицо сияло нежной улыбкой. Чёрные стёкла его очков показались мне добрыми карими глазами. Я скромно села на край скамейки, на которой он расположился, стараясь не помешать его уединению, потом, смущаясь, чуть слышно пролепетала:
– Добрый вечер, Игорь Сергеевич! Это ваша ученица Аня. А про вас в школе говорят, что ваш танк горел, вы ослепли и надели чёрные очки. Это правда? Он снял очки, и я увидела его страшные глазные рубцы, потом ответил задумчиво, как бы размышляя и вглядываясь в прошлое:
– Да! Наш танк горел не раз. А при взятии нашими войсками Берлина активизировались панцерфаустники. Стреляли они по нашим танкам отовсюду: из подвалов и окон, с крыш и из руин зданий. Но это нас не останавливало, мы рвались вперёд – знали, что впереди нас ждёт долгожданная победа! Прекращали бой только с наступлением ночи. Только темнота удержала нас от дальнейшего продвижения. Мы уже видели впереди Рейхстаг. Хотелось мира, победы, скорее увидеть родных. Однажды устроились мы в брошенном доме, зажгли свечи и начали есть. Скоро услышали мы тихое мяукание – это был кот, а с ним появился мальчишка- подросток, лет четырнадцати. Был он чумазый, голодный и испуганный. На нём были порванная солдатская куртка и шорты. Он что-то быстро сказал по-немецки и поднял руки. Мы его за наш стол усадили, дали ему еды и кота накормили. Мы смотрели на него и молчали, даже про еду забыли. Видно, в ту минуту каждый вспомнил дом, родителей, детей, братьев… Я принёс из танка свой баян, с которым не расставался все четыре года войны. За песнями, воспоминаниями и рассказами мы так и встретили рассвет…
Утром бои начались с новой силой. Артиллерия стреляла снарядами непрерывно. Небо стало красным от битой кирпичной пыли, а воздух – вновь горьким и едким от пороховых газов. Вперёд мы продвинулись не более ста метров. Когда ехали мы по узкой улочке, в наш танк сбоку попал огромный снаряд. Как будто адским жаром обдало меня, и страшная боль, как стрела, пронзила всё моё тело – я потерял сознание. Очнулся я уже в госпитале. Помню, медсестра, по голосу слышу, молодая такая, взяла меня за руку, радуется и взволнованно говорит:
– Товарищ капитан, победа! Победа! Германия капитулировала. Скоро домой вернётесь, встретитесь с родными!
Я чувствую – на глазах у меня повязка, и ничего не вижу! Совершенно ничего не вижу! Потом наш механик рассказал, что нашу машину подбил из панцерфауста тот самый мальчишка, которого мы в тот вечер нашли в доме и накормили. У него и панцерфауст был запрятан в том доме, в котором накануне мы провели ночь. На поправку я пошёл быстро, только зрение навсегда потерял. Мои боевые товарищи часто навещали меня в госпитале. Скоро и мой баян был в целости и сохранности доставлен сюда. Скоро в палате заиграла музыка, собирая половину госпиталя.
То, что я ослеп, была для меня трагедия – ведь я музыкант, и перед войной закончил Московскую консерваторию. От осознания своей слепоты хотелось плакать. И начали мне в голову всякие мрачные мысли приходить: «Ну, кому я теперь нужен? Слепой с обожжёнными глазами и душой!». Думал, думал и вдруг понял: нужен я своим родителям и друзьям. Вернулся я в наш родной город в июле 1945 года и решил для себя: «Нет! Не для того я воевал четыре года в танке, чтобы как слепой крот, безмолвно рыть землю и ждать своего конца. Я ведь человек!» И начал заново учиться ходить, писать и играть на фортепиано. Слух у меня обострился: слышу каждый шорох. Узнал, где и как можно научиться читать и писать, используя рельефно-точечную систему. Изобрёл её Луи Брайль, француз, ему было всего пятнадцать лет, когда потерял зрение. Он разработал специальный шифр, где для изображения букв используются шесть точек. Представляешь, шесть точек! Это и буквы, и цифры, и ноты, и знаки препинания! Продавливаю шильцем бумагу – пишу – и оставляю на ней бугорки. «Писать» приходится с обратной стороны листа. Текст пишется справа налево, затем страница переворачивается, и текст читается слева направо! Так я писать и читать научился заново. А за взятие Берлина наш экипаж был награждён орденом Красной Звезды, а мне Орден Отечественной войны первой степени дали. Вот и вся моя жизнь.
Вдруг в конце аллеи я увидела мою мать. Заходящее солнце освещало её фигуру сзади, и из-за этого она была окружена ярким сияющим нимбом, казалось, что она летит над землёй, как крылатая Ника Самофракийская – древнегреческая богиня победы в морских сражениях. Фигура матери как бы парила над землёй, её развивающиеся на ветру длинные белокурые волосы усиливали ощущение полёта, а в руках она несла огромный букет белой акации, свежей и пахучей. Я много рассказывала маме об Игоре Сергеевиче, о том, какой он замечательный музыкант и педагог. Увидев нас, она подошла к нашей скамейке, опустилась на колени и положила цветы к ногам слепого музыканта.
* * *
В детстве я была необычным ребёнком. Сквозь очертания наших земных ландшафтов мне отчётливо виделись контуры другого мира, вероятно, Рая. Все предметы там невероятным образом излучали свет изнутри и светились подобно обитателям наших морских глубин; их цвета были яркими и насыщены множеством различных оттенков. Особенно меня восхищала окраска райских кущ: они то вспыхивали ярким изумрудом, то приобретали бутылочный оттенок, а потом неожиданно превращались в несмелую и нежную зелень первых весенних листочков. Все предметы этого мира не имели постоянной формы, как у нас на Земле: их контуры постоянно прихотливо изменялись, принимая самые фантастические очертания. Эти картины, часто возникающие в моём сознании, преследовали меня, вспыхивали сверкающими гранями и внезапно распадались на тысячи новых осколков, которые потом складывались в чудесные узоры, похожие на картинки из детской игры «Калейдоскоп». Кроме того, я помнила свои предыдущие воплощения на Земле; они всплывали откуда-то из глубин моей памяти, словно подводные лодки в открытом море. Иногда эти воспоминания появлялись перед моим сознанием и днём, обычно они становились более ясными и отчётливыми, когда я слушала музыку. Тогда моя глубинная память сразу оживала и расправляла, словно готовясь взлететь, тонкие, прозрачные, как у стрекозы, крылышки. Да, воспоминания часто приходили, когда я слушала музыку, поэтому я выбрала её своей профессией. Знаете, я не просто верю, я чувствую каждой клеткой моего существа, что человек – это безграничное море бесконечных возможностей, а наше сознание – это наше самое большое богатство, которое может сделать нас могущественными существами. У меня было много необычных способностей, когда я ещё была ребёнком. Невозможно не верить в контакты гениев с Высшими Мирами: ведь кто был, по-вашему, например, Пётр Ильич Чайковский, если не человек, слушавший и записавший музыку Высших Сфер? Ведь он об этом писал в своих письмах. А гениальный изобретатель Никола Тесла многократно свидетельствовал, что он получает идеи своих изобретений прямо из Миров Света.
В юности время бежит быстро и незаметно, потому что молодость эгоистично поглощена сама собой, своими планами и предстоящими свершениями. То же самое произошло со мной: я окончила музыкальное училище с отличием и уехала из Керчи для учёбы в Ленинградской консерватории по классу фортепиано. Больше с Игорем Сергеевичем я не встречалась. Потом было участие в престижных международных музыкальных конкурсах пианистов. Больших побед у меня не было, да и личная жизнь не складывалась. Но главное, не было той жизни духа, нежной, трепетной и сокровенной, которая должна составлять основу существа каждого человека. Годы пролетали мимо, однообразные и монотонные, словно километровые столбы на заброшенном железнодорожном перегоне. Вспоминая мои юные годы, я всё чаще возвращалась мыслями к моему слепому учителю музыки Игорю Сергеевичу, общение с которым было столь кратко, но полно сокровенных для меня смыслов.
И всё чаще теперь по ночам подстерегали меня бессонница и чувство одиночества, прежде такие чуждые и непонятные мне ощущения. Они возникали обычно около полуночи, когда засыпает всё живое, а ты мучаешься в бесконечных попытках возложить голову на подушку, закрыть глаза, успокоиться и отвлечься от назойливых тревожных мыслей, возникающих в твоём сумеречном сознании. Спасения от этих назойливых тревожных мыслей нет, а цель – забыться кратким, тревожным сном – кажется недостижимой. Я начинаю злиться на саму себя за пустую трату времени – ведь я знаю, что у меня сейчас есть только одно лекарство. И я быстро натягиваю на себя одежду и слетаю вниз по лестнице, потом сажусь в машину, постепенно прогреваю мотор. Посмеиваюсь над своей невероятной глупостью и медленно двигаюсь с места. Машина набирает скорость, и скоро шины шуршат тихо, мягко и монотонно, как осенний дождь, успокаивая разыгравшиеся нервы. Как приятно слышать этот шорох шин и вспоминать свою юность под этот умиротворяющий звук.
Великий город спит – везде царит темнота. Круто нажимая на тормоза, сворачиваю на проспект, который ведёт в центральную часть города. Внезапно далёкая люстра в чьей-то квартире, выхваченная светом фар, сверкает на мгновение перед моими глазами и гаснет. Между тем машина уже въезжает в центральную часть города: фары перечёркивают тёмные фасады домов, точно проводят по ним пальцем, выхватывают из мрака стройные вертикали Ростральных колонн и золочёный купол Исакия. Роскошные старинные дворцы толпятся у набережных величественной, полноводной Невы, а те, что поскромнее, жмутся к парапетам Фонтанки и Мойки.
Мысли лежат тяжёлым балластом на дне моего сознания. Но вот одна мысль медленно отрывается от балласта и поднимается на уровень осознания. Она чем-то похожа на гусеницу или улитку: такая же неповоротливая, медлительная и ленивая, с трудом выползает она из глубин непроявленного. Потом она формируется в идею: «Поезжай непременно к Игорю Сергеевичу, только он сможет разобраться с твоей жизнью теперь». В первый момент она кажется мне абсолютно нелепой и абсурдной: зачем я к нему поеду, и как он меня встретит? Но по мере того, как я начинаю рассматривать хребет этой мысли со всех сторон, пытаясь подобрать аргументы или хотя бы оправдания, она кажется мне всё более разумной и привлекательной. Эта мысль возникла в моём сознании, блеснула яркими гранями и рассыпалась на тысячу новых смыслов. Они хаотически мелькают перед моим мысленным взором, но требуется более мощный импульс воли, чем сейчас мой, чтобы упорядочить их. Наконец, мой ленивый мозг просыпается и услужливо выдаёт десятки оправдательных аргументов: действительно, почему бы тебе не съездить в Керчь, в твой родной город, в котором ты уже не была восемь лет? Потом к процессу подключается моё ожившее воображение, которое, казалось, только и ждало этого мгновения – для него это звёздный час. Оно услужливо рисует мне в радужных красках моё путешествие в Керчь и встречу с Игорем Сергеевичем.
Нет, устоять перед таким искушением и не поехать в Керчь, не встретиться с Игорем Сергеевем, не узнать, как он живёт, просто невозможно. И зачем откладывать это на потом, если полететь в Керчь можно сегодня? Итак, решено бесповоротно – летим! Сегодня же, тем более, что в ближайшую неделю у меня нет ни концертов, ни конкурсов. Я бросаю прощальный взгляд на тяжёлый золотой купол Исакия и на острый шпиль Петропавловки, светящийся вдали, и разворачиваю машину на юг, в сторону аэропорта. Давлю ногой на газ, «Победа» послушно ускоряет бег, вот она уже миновала широкий и прямой, как стрела, Московский проспект и выскакивает на Пулковское шоссе. Здесь всё ещё погружено в сон, как и в центре Питера; однообразные пятиэтажки новостроек выстроились длинными рядами вдоль шоссе и застыли в дозоре, словно заколдованные стражи города.
Когда мы подъезжали к аэропорту, ночная тьма, наконец, рассеялась, и алым ослепительно пылающим диском солнце стало величественно восходить над великим городом. Внезапно всё преобразилось: как из под земли появились люди и машины. Они куда-то спешили, суетились, им явно не хватало места, и скоро они заполнили собой всё пространство; и вот, наконец, я оказалась в аэропорту. На моё удивление, в кассе я купила билет на самолёт до Симферополя без всяких проблем. Я восприняла это везение как добрый знак. И через час мы уже взлетали.
Если вы хотите убедиться, что в мире нет ничего постоянного, и все предметы в нём меняют свой вид, то совершите путешествие на самолёте – сверху наша земля выглядит совсем иначе, чем та привычная нам твердь, по которой мы ходим каждый день. Наблюдая землю с самолёта, вы увидите, что на ней есть крупные пятна разных цветов: изумрудные прямоугольники лесов, длинные, извилистые ленты рек, янтарь степей, сыпучее золото пустынь, лазурь морей, бронза высоких, кучно стоящих горных цепей и белые языки ледников. Это – суша, огромная и дикая, осталась она такой же мощной и прочной, как от сотворения мира… Но сейчас было неподходящее время любоваться явлениями природы – я пытаюсь угадать, как Игорь Сергеевич встретит меня. В голову приходили самые невероятные мысли…
Постепенно свет моего сознания померк, и я погрузилась в неглубокий сон – скоро я уже парила над землёй, а в сознании трепетали волшебные звуки «Аппассионаты». Пробудилась я от резкого толчка – наш самолёт приземлился в аэропорту Симферополя. В самолёте царило радостное возбуждение – всё-таки это был конец долгого пути, – и кто-то из пассажиров предвкушал все прелести отдыха у тёплого, ласкового моря, а кто-то с нетерпением ждал встречи с родными и друзьями. Багажа у меня не было, и я быстро вышла из здания аэропорта. Было раннее утро. Внезапно густой мужской баритон окликнут меня сзади:
– Тебе куда, красавица? Могу подвезти.
Я обернулась и увидела крепкого бородача лет сорока в модных синих джинсах и брусничного цвета футболке. Природа украсила его глазами навыкате и заячьей губой – он точно происходил от человекообразных обезьян. Мне показалось, что он сошёл со страниц романов Пелевина – в нем угадывался эгоистичный, самовлюблённый, начисто лишённый какого-нибудь духовного начала борец за материальные блага, которыми так богата наша прагматичная современность. Я тихо и невнятно пробубнила:
– Мне – в Керчь.
Бородач внимательно окинул меня оценивающим взглядом с ног до головы, и, видимо, остался доволен результатом ревизии, так как сказал, заискивая и странно растягивая слова:
– С тебя недорого возьму до Керчи, красотка.
Шофёр мне достался на удивление неразговорчивый, вскоре я услышала успокоительный шорох шин по асфальту, и ничто не отвлекало моё внимание от созерцания окружающих ландшафтов. Вначале дорога шла по полям, но вплотную к ней примыкали отроги живописного горного массива. Эти горы были покрыты густой щетиной кустарников, а в ущельях, среди зеленых кустов, были разбросаны алые букеты дикого мака. Вот они окружили, как школьники любимую учительницу, как дети мать, подножие скатившегося с кручи обломка скалы; там яркой дорожкой стегнули к самому верху горы. Нет, это не человек украсил цветами и травами склоны гор и их лесистые ущелья. А бордюры желтой акации, а бутоны огоньков, синие ирисы, марьины коренья? Не белый ли ангел по зорям утренним слетает с белых вершин снегов в долины и рукою райскою украшает склоны гор? Ближе к морю стали попадаться посёлки и городки, утопающие в зелени садов и виноградников. Вскоре на горизонте показался знакомый мне до боли силуэт родной Керчи. Бородач поинтеросовался, не отрывая взгляда от дороги:
– Тебя куда доставить в Керчи? К родственникам едешь или на море?
Его вопрос застал меня врасплох. Помолчав несколько секунд, я ответила тихо, опустив глаза:
– В справочное бюро. Я хочу найти адрес моего знакомого в Керчи. Я не была здесь несколько лет.
Услышав это, шофёр подмигнул мне, лицо его сморщилось, как будто он проглотил лимон, и он заявил твёрдо и безапелляционно:
– Всё ясно: едешь к любовнику. Ты – стерва гулящая! А я хотел с тобой познакомиться с серьёзными намерениями…
Я ничего не ответила – по опыту я знала, что переубедить таких всезнаек невозможно, да это и не нужно было, – отдала ему деньги и быстро вышла из машины.
К моему счастью, в справочном бюро никакого конфуза не произошло: молодая девица, моя сверстница, понимающе кивнула, получив мой запрос, и через несколько минут в руке я сжимала листок с адресом Игоря Сергеевича. Наскоро перекусив в кафе, я отправилась на поиски указанного дома. Это было старое, ничем не примечательное одноэтажное строение, выходящее фасадом на морскую набережную. Я долго стояла перед входной дверью, не решаясь дотронуться до звонка, так сильно, нервно, не в такт билось моё сердце. Едва сдерживая волнение, я позвонила в дверь. Звонок показался мне оглушительным звуком, сравнимым по силе с грохотом сходящей с гор лавины. Дверь открыла маленькая, сгорбленная старушка. Она выглядела очень старомодной: покрой её старого чёрного платья можно было, вероятно, найти только в модных журналах позапрошлого века, а её причёска с гладко зачёсанными волосами, очевидно, украшала головы красавиц задолго до эпохи Коко Шанель. Но от её лица веяло удивительным покоем, и на нём лежала печать духовного просветления. Взглянув на меня строго поверх очков, она громко и почти сердито спросила:
– Что Вам угодно, сударыня?
Я робко стала объяснять, что я ищу моего бывшего учителя музыки Игоря Сергеевича, который преподавал мне музыку около восьми лет назад.
Внезапно выражение лица дамы изменилось – оно как-то скорбно осунулось, и она опустила голову. Потом очень тихо, но чётко она произнесла:
– Игорь Сергеевич отошёл ко Господу на Небеса три месяца назад. У него открылись раны, которые он получил на войне, и врачи ничего не смогли сделать для его спасения. Хороший был он человек, настоящий праведник.
Она помолчала несколько секунд, а потом продолжала:
— Вы, вероятно, Анна Сергеевна? Я была соседкой Игоря Сергеевича, за несколько дней до своей смерти он попросил меня: если сюда придёт молодая женщина и будет спрашивать обо мне, то отдайте ей моё письмо. Вы ведь Анна Сергеевна?
Не дожидаясь моего ответа, она вышла из прихожей в другую комнату и вскоре возвратилась, держа в руках конверт. Она протянула его мне и указала мне рукой на небольшой столик, стоявший в углу прихожей. Я села за него, открыла письмо, лежавшее в конверте и, волнуясь, стала читать. Несколько раз я перевела дыхание, прежде чем смогла прочесть и понять эти удивительные слова, бросившиеся в мой мозг, как залп стрел:
«Дорогая возлюбленная моя Анна!
Сейчас, когда до моего ухода из этого мира осталось всего несколько дней, я должен сказать Вам о моих чувствах к Вам. Ещё в первую нашу встречу – помните, когда мы играли «Аппассионату», – я полюбил Вас за Ваш дивный голос. Да, ни у кого на свете нет такого чарующего, волшебного, проникающего в самую душу голоса, как у Вас. Может быть, только сказочная фея норвежских гор Сольвейг, вечная невеста Пер Гюнта, воспетая Григом, может сравниться по красоте голоса с Вами, поэтому в мыслях я всегда называл Вас «моя Сольвейг». Потом, когда Вы стали приходить на мои занятия, я понял, что Вы – необыкновенная девушка, что Вы – всевидящая провидица, избранница Светлых Сил, которой в откровениях были открыты для созерцания другие, иноматериальные миры. Ваша душа такая чуткая, тонкая, всевидящая и щедрая! Я знаю, что Вас ждёт необыкновенная жизнь. И я со своей слепотой не должен был испортить Вашу жизнь и говорить Вам о своей любви. И я молчал все эти годы.
Знаете, в моей жизни не было ничего ценного – ни семьи, потому что мои родители рано умерли, ни настоящих друзей, – ничего кроме Вас и музыки. Любовь к Вам – это самое прекрасное, что у меня было в жизни. Я прошу Вас: почаще исполняйте «Аппассионату» в память о нашей встрече и моей любви к Вам. И ещё одно: Ваша жизнь наполнится множеством смыслов, но когда Ваша душа будет подниматься в Небесные Поля после ухода с Земли, услышьте мой призыв к Вам: «Да светится имя твоё! Я жду тебя у реки Леды!». Ответьте мне, я буду ждать Вас там всегда. И тогда уже никто никогда не сможет разлучить нас! Прощайте, моя прекрасная Сольвейг!
Ваш Игорь».
Нестерпимая боль утраты, горькой и невосполнимой, сжала моё горло и перехватила дыхание. Она парализовала мои нервы и волю. Слёзы позднего прозрения катились по моим щекам. Не помню, как я, шатаясь, вышла на улицу. Чьи-то заботливые руки подхватили меня, вывели на набережную и посадили на скамейку. У меня не было сил поднять глаза к небу, и солнце сегодня сияло не для меня. И звёзды никогда не будут моими, у меня уже нет сил взлететь к ним… Белая акация уже отцветала, и её опадавшие лепестки падали на мои руки, словно первый снег заметал землю холодной зимой. Лепестки акации, сухие и ломкие, были мёртвы – праздник жизни был окончен. Мне хотелось рыдать, кричать, взывать, орать во всё горло: «Отец Вседержитель, если Ты есть, Ты обещал Спасение и жизнь вечную праведникам нашим. Но почему жизнь наша на земле такая краткая, что вскоре после рождения мы часто оказываемся на краю гибели и порой даже не успеваем попрощаться с этим прекрасным миром, в котором оказались?». Я не знала ответа на этот вопрос. Я даже не понимала, для чего мне теперь надо жить. Ведь наша жизнь – это поприще отчаянной борьбы между силами Добра и Зла, в которой каждый должен сделать свой выбор в ней. И в этой борьбе не каждый может выжить. Но моё сердце не могло принять этот факт. А в моём угасающем сознании всё ещё тихо плескались обворожительные звуки незабываемой мелодии из первой части «Аппассионаты». Они будто специально проникали в меня из того неведомого мира, таинственные ландшафты которого я видела в детстве, для того, чтобы наполнить мне об Игоре, чей приход в бытие был таким же кратким, как мгновение вечности, но полон мистических смыслов…
Об авторе:
Анна Сергеевна Зенцова (г. Санкт-Петербург)
Окончила математико-механический факультет Ленинградского Университета. Защитила диссертацию на соискание степени кандидата физико-математических наук в ЛГУ в 1981 г. Занималась научными исследованиями в теоретическом отделе Физико-технического института им. А. Ф. Иоффе РАН. Автор около 40 научных публикаций по астрофизике. Лауреат тринадцати литературных конкурсов: «Золотое Перо Руси-2021», «Золотое Перо Руси-2022», «Золотое перо Руси-2023», «Янтарный Самородок-2021» (США), Лиффт-2021, «Я пишу в стиле Шукшина-2021», «Связь поколений-2021» им. М. В. Исаковского, поэтического конкурса им. В. Фролова и литературно-художественного конкурса им. П. П. Дедова в 2021 г., а также литконкурсов «Станьте как Солнце, вас все увидят» в 2021 г. в двух номинациях: «Рассказ» и «Очерк»; «Моё путешествие в Окский заповедник-2022», «Мой Южный Урал-2022», XII международного литконкурса, посвящённого памяти К. М. Симонова (2022), Всероссийского творческого конкурса «Сокская радуга-2022», международного конкурса им. Омара Хайяма «Зеркало мира» в 2023 г. и международного конкурса «Культурологическая ассамблея. В поисках смысла» в 2024 г. (2 место в номинации «Публицистика»).
Публикация автора в Интернете – книга на английском языке «Откровения Бога людям Нового времени».
