Мельников Евгений Иванович

Писатель и журналист Евгений Иванович Мельников родился 5 сентября 1936 года в Новосибирске.

После окончания Новосибирского электротехнического института связи сначала работал на «номерном» заводе инженером, заведующим лабораторией. Позднее — старшим научным сотрудником Всесоюзного научно-исследовательского института государственной патентной экспертизы.

Первые публикации Евгения Ивановича появились в конце 50-х. Он печатался в газетах «Вечерний Новосибирск», «Советская Сибирь», «Молодость Сибири», «Учительской газете», еженедельниках «Провинциальный вестник», «Литературная Россия», «Советский цирк». С 1961 года состоит в Союзе журналистов СССР.

С начала 60-х годов начали рассказы Мельникова печатать в журналах «Смена», «Костёр», «Сибирские огни», «День и ночь», «Сибирская горница», «Дарование», «Новосибирск», «Играй, гармонь», «Советское радио и телевидение», в альманахе «Богатыри».

В 1964 году в Западно-Сибирском книжном издательстве вышел его первый сборник рассказов для детей «Большая перемена». Далее последовало ещё несколько книг, также адресованных детям: «Я знаю, ребята…» (1966), «Никто не любит крокодилов» (1974), «Прогулки по потолку» (1979), «Дрессированный паровозик» (1980), «Строим метро» (1983).

В 2005 году вышла книга книга рассказов «Петухи знают, когда им кричать…», посвящённая воспоминаниям о довоенном и военном детстве писателя и его сверстников.

В начале 2000-х годов увидели несколько книг очерков Евгения Ивановича — «А в цирке широкие двери…» (2004), «Кони удачи» (2005), «Зимой и летом ходит клоун…» (2006), «Земля всегда рядом» (2010), «Я никогда не ездил на слоне» (2010).

До начала 90-х Евгений Иванович был постоянным автором и ведущим Новосибирского радио и телевидения, создавал циклы различных передач.

На Западно-Сибирской киностудии и «Новосибирсктелефильме» по сценариям Евгения Мельникова снято более полусотни документальных фильмов.

В настоящее время живёт в Санкт-Петербурге.

Творчество:

(фрагмент очерка «А в цирке широкие двери…», посвящённого истории новосибирского цирка)

Тридцать лет прошло с памятного дня — 11 февраля 1971 года, когда на манеж нового, стационарного (вообще-то их зовут зимними) цирка вышли артисты премьерной программы — «звездные канатоходцы» Волжанские, тувинский артист Оскал-Оол, джигиты «Иристон» во главе с народной артисткой РСФСР Дзерессой Тугановой, клоун Валерий Мусин. Кстати, именно он, сын незабвенного коверного Хасана Мусина, первым вывел на манеж дрессированную кошку Мымру и играл с ней в ладушки. Работали в первой программе акробаты Канагины. В этой всемирно известной акробатической труппе выступал тогда и молодой акробат Николай Тарасов. В парад-прологе он выносил знамя советского цирка. А ныне Николай Иванович Тарасов — художественный руководитель и директор Новосибирского цирка. Первое представление артисты посвятили строителям цирка — были отпечатаны специальные программки и пригласительные билеты.

В нашем городе любят отмечать юбилеи. Иной раз пяти-, десятилетние. Но вот СТОЛЕТИЕ НОВОСИБИРСКОГО ЦИРКА власти умудрились не заметить. А ведь сто лет назад именно цирк был первым массовым зрелищным учреждением в Ново-Николаевске. Первые цирковые балаганы появились на базарных площадях нашего города уже в 1899 году. Начиная с 1904 года, в Ново-Николаевске, ближе к масленице, на Кабинетной площади строились каркасно-засыпные цирки. Это были круглые шатровые деревянные здания. Вокруг арены стояло два ряда кресел, далее располагались ложи, за ними скамейки и, наконец, галерка. Вход на галерку был прямо с улицы. Принадлежали цирки частным владельцам. В разные времена (1904-1929) в городе работали цирки Коромыслова, Янушевского, Изако, Стрепетова…

Кабинетная площадь ограничивалась улицами Кабинетной (Советской), Кузнецкой (Ленина), улицей Гондатти (Урицкого) и Барнаульской (Щетинкина). Причем на площади строились одновременно два цирка — на углу нынешних улиц Урицкого и Ленина (на месте водного института) и на углу улиц Щетинкина и Урицкого. В революционные годы в цирках проходили митинги и собрания. Один из цирков сгорел — в те годы цирки часто горели и в прямом, и в переносном смысле. В цирке же, стоящем на месте водного института, в 1925 году был первый в городе спортзал. Через год его снесли: началось строительство Дворца Труда.

В том же, 1926 году, было построено новое здание каркасно-засыпного цирка на Андреевской площади — на углу улиц Кабинетной (Советской) и Вагановской (Фрунзе). Несмотря на то, что в 1923 году на базе секции цирка был организован государственный цирковой трест — ЦУГЦ, — большинство цирков за Уралом, в Сибири и Средней Азии продолжали быть частными. Хозяин «от себя» выплачивал жалование каждому артисту. В 1929 году в цирке Янушевского артисты организовали забастовку — хозяин долгое время не выплачивал жалование.

Решением СНК РСФСР в 1931 году ЦУГЦ был ликвидирован и вместо него было учреждено ГОМЭЦ — государственное объединение музыки, эстрады и цирка. Вот с этого момента цирк в Новосибирске стал государственным.

Обо всем этом в свое время мне рассказал Григорий Иосифович Казарновский — первый директор Новосибирской студии телевидения. В 30-е годы Казарновский был известным в городе спортсменом и весьма увлекался цирком. Увлекся настолько, что в качестве воздушного гимнаста дебютировал на цирковом манеже. Первое выступление стало и последним. Отец Казарновского, узнав о цирковых геройствах сына, жестоко избил его. На этом цирковая карьера Григория Иосифовича закончилась.

К Борису Вяткину — народному артисту РСФСР — судьба была более благосклонна. Вот что он пишет в своей книге «Жизнь клоуна».

«Летом 1926 годами перебрались в Новосибирск. Первый город в моей жизни. Все в нем было новое и необыкновенно интересное. Но самым интересным показалась мне наклеенная на тумбе огромная цирковая афиша. Увидев ее, я со всех ног пустился на поиски цирка.

В центре города стояло круглое деревянное сооружение с высоким куполом. Рядом — сбитые из фанеры, почти игрушечные будочки. Я быстро попытался заглянуть в главную дверь цирка, но усатый дядька в толстовке прогнал меня. Выход оставался только один — забраться на крышу и в маленькое окошечко посмотреть: что же все-таки там внутри. Я сгорал от любопытства, и оно оказалось сильнее страха сорваться с крыши. Через несколько минут я был в цирке. Точнее, не я целиком, а только моя голова с кепкой. Окно было маленьким, предназначалось для вентиляции, и плечи в него не пролезли.

Прошло с того дня сорок семь лет, а я до сих пор помню почти всю программу. Мне понравились очень смешные буффонадные клоуны. Удивил меня чревовещатель Бавицкий, который разговаривал со своим «партнером» — куклой Андрюшей. Каждое слово их комического диалога вызывало раскаты смеха. Восхитили дрессированные лошади замечательного русского артиста Ивана Абрамовича Лерри, воздушные гимнасты Мария и Александр Ширай, работавшие на жестких качелях.

В июне 1930 года меня, семнадцатилетнего паренька, зачислили униформистом в Новосибирский госцирк.

Вместе со мной униформистами работали веселые молодые ребята. Жили мы, дружно, каждый мечтал стать артистом. Почти все осуществили свою мечту. Виктор Лисин стал выдающимся воздушным гимнастом. Борис Ильин и Герман Терентъев — гимнастами, Иван Ступин — эквилибристом, Валентин Маковников — клоуном».

В 1934 году народный артист республики Алибек Тузарович Кантемиров впервые в новосибирском цирке поставил пантомиму «Абрек Заур». Первым на периферии новосибирский цирк стал постановочным.

В тридцатые годы на задах тогдашнего клуба имени Сталина, напротив театра «Красный факел», в начале лета ставили шапито. Меня впервые в цирк привели в 1943 году. Первое, что я увидел, — дуровских животных, гигантскую слониху Рези. Кто ж тогда знал, что через много лет я познакомлюсь с Рези… Не знал я тогда, что в дуровском коллективе работает юная Тереза Дурова и что через
пятьдесят шесть лет вместе с ней, уже народной артисткой России, буду вспоминать шапито сорок третьего года…

***

(фрагмент из рассказа «Чтобы ровно и вкось по линеечке» из книги «Петухи знают, когда им кричать…»)

В комнате было тихо. Петька лежал у себя за ширмой, на сундучке. Мама проверяла тетрадки. Язычок коптилки лениво покачивался из стороны в сторону, и тени на стенках и потолке шевелились медленно, как волны. Тени были смешные и разные: Петрушка в длинном, как нос, колпаке, танк КВ, ползущий по потолку, гаубица с коротким стволом.

Точно как дед делал. Петька вспомнил, как долго строгали они с дедом ствол, скребли стеклышком, чтобы был гладким, а потом — сушиться на печь.

Бабушка в военном деле смыслила мало. Не смыслила бабушка в военном деле, взяла ствол будущей гаубицы и стала им помешивать жарко булькающую краску в тазу, словно это и не ствол вовсе, а обыкновенная палка. Красила она старый дедов пиджак, чтобы сшить из него Петьке курточку. И хотя новая курточка — вещь во всех отношениях полезная, Петька на бабушку обиделся: стал гаубичный ствол весь в бурых пятнах, а мечтал Петька покрасить его зеленой, военной краской.

Расстроился Петька, заплакал даже, а дед погладил по голове и говорит:

— Это же здорово! Помогла нам бабушка! А я-то и забыл, что гаубицы на фронте маскируют. Чтобы ни сверху, ни снизу не заметить. Чтобы враг не видел.

И тут не то Петька, задумавшись, всхлипнул, не то сундук скрипнул, но только взглянула за ширму мама и спрашивает:

— Петя, ты что? Что с тобой, мальчик?

— Ничего, — говорит Петька. — Ничего со мной. Вот просто задумался.

— О чем? — спрашивает мама.

— Да так, — отвечает Петька. — Мысли всякие.

— Мысли? — говорит мама, а сама подошла, подсела на сундучок и руку на лоб, словно Петькины мысли пощупать хочет.

— Да нет, — говорит Петька, — все в порядке, не простудился я. Просто вспомнил я тут.

— О чем ты вспомнил? — спрашивает мама.

— Понимаешь, о пятерке. Как я первую пятерку получил. Хочешь, расскажу?

— Ну хорошо, — сказала мама. — Рассказывай скорее! Мне будет очень интересно послушать.

— Ты помнишь, — сказал Петька. — Я ведь сначала разные получал оценки. То «два», то «три»… «Четыре», конечно, тоже ставили, а вот пятерок — никогда. И дед всегда огорчался, когда смотрел тетрадки по письму и арифметике. Но ты знаешь, всякие эти палочки вначале, ровно чтобы и вкось по линеечке, ну уж очень трудно их писать, разъедутся в стороны и стоят, как шалашики. С буквами тоже не очень ладно. Понимаешь, вот все мужские буквы получаются, а женские — просто никак!

— Петушок, — сказала тихо мама, — ты что-то путаешь. Нет мужских букв, да и женских тоже.

— Ну что ты, — говорит Петька. — Как же нет? Ты забыла, наверное, просто. Вот Г, М, К — они же мужские.

— А женские? — спрашивает мама.

— Ну, женские, я их не люблю. Трудные какие-то, писать невозможно. О, Б, В — смотри, какие трудные.

— А может, Б и В тоже мужские?

— Ну, что ты! — удивился Петька. — Самые что ни есть женские. Смотри-ка: конечно, женские.

— Ну хорошо, хорошо, — согласилась мама. — Пусть будут женские.