Набатникова Татьяна Алексеевна

Т. Набатникова - На золотом крыльце сиделиНабатникова Татьяна Алексеевна

Советский и российский писатель, переводчик с немецкого языка, в том числе нескольких романов нобелевского лауреата Эльфриды Елинек. Активная сторонница «ёфикации» русского языка.

Родилась 14 апреля 1948 года в селе Воеводское Алтайского края. После окончания Новосибирского электротехнического института работала инженером-конструктором на заводах Новосибирска, затем редактором Западно-Сибирского книжного издательства.

Первый рассказ «Не бойся: я здесь» опубликован в 1980 году в коллективном сборнике «Дебют», вышедшем в Западно-Сибирском книжном издательстве. В том же издательстве в 1982 году вышла первая книга рассказов. Печаталась в журналах «Сибирские огни», «Урал», газетах «Литературная Россия», «Литературная газета» и других. В 1985 году переехала в Челябинск. В 1987 году выпустила в Южно-Уральском книжном издательстве книгу с повестью и рассказами «На золотом крыльце сидели». В 1989 году переехала в Москву.

Имеет ряд литературных премий: Литературная премия имени Б. Н. Полевого, Лауреат Всесоюзного литературного конкурса имени Н. Островского, Литературная премия имени М. Шолохова, Литературная премия имени Василия Шукшина.

С середины 1990-х годов почти полностью отказалась от собственного творчества и занимается переводами немецкой прозы и нон-фикшн.

До 2003 года возглавляла московский офис издательства «Лимбус Пресс». Представитель в России немецкого литературного агентства Nibbe & Wiedling.

Т. Набатникова - Дар ИзорыТворчество:

(фрагмент из рассказа «Преданный»)

Мы молчали. Вова тоскливо смотрел в небо. Он это страшно любит: выпить и красиво затосковать. Бог с ним, я решила сегодня терпеть эту лирику до упора.

Александр Георгиевич насторожённо и чутко помалкивал, всем вниманием настроенный на нас. Он, видимо, тщился понять, кто мы такие, чтобы подчиниться и соответствовать. И чтобы мы – полюбили его.

– Саша! – сказал Вова, и Александр Георгиевич с готовностью встрепенулся. – Ты петь умеешь? Спой!
Петь он, наверное, не умел, но отказать не посмел, откашлялся и неуверено начал:

Не жалею, не зову, не плачу,
Всё пройдёт, как с белых яблонь дым…

Он стеснялся, как он поёт.

– Чепуха! – сказал Вова, и Александр Георгиевич пристыжённо замолк.

Вова налил ещё вина. Расплескал. Александр Георгиевич стакан взял, но пить не стал. Он не мог. Ему было неловко отказываться, но он не мог пить.

Т. Набатникова - Город, в котором– Ну как хочешь, — разрешил Вова, опрокинул стакан, утёрся и запел:

От людей на деревне не спрятаться…

Александр Георгиевич живо подхватил, глядя Вове в рот. Он забегал на полслова вперёд, торопился – чтобы показать, что он, Александр Георгиевич, тоже знает эту песню. Ему хотелось равенства, братства и счастья. И ревниво косился на меня: вижу ли я, что и он тоже знает.

Они допели. Александр Георгиевич не удержался и снова затянул свою «Не жалею, не зову». Правда, он опасался, что Вова опять оборвёт, и потому спешил допеть и перешёл совсем на речитатив, чтобы успеть раньше, чем перебьют.

Я встала. Во дворе была детская площадка с качелями. Я села на качели. Подошёл Вова и стал меня раскачивать. Александр Георгиевич тоже приблизился.

Открылось окно в доме, мужчина раннеутренний в пижаме облокотился о подоконник и смотрел на нас.
Вове надоело меня качать, он бросил и пошёл поэтично бродить. Александр Георгиевич подхватил брошенные Вовой качели и продолжал их раскачивать. При этом он очутился непозволительно близко от меня – и растерялся от такой своей дерзости, но и оставить качели не решился. Выбрал: смотреть в небо и смеяться, чтобы нечаянно не взглянуть на меня близко и не нанести этим взглядом ущерба моему хозяину.

Т. Набатникова - Каждый охотникОн сказал:
– Теперь науки – главное. Физика, биология. Микробиология.

Последним словом он гордился.

Я смотрела на окно, на мужчину в пижаме, а мужчина в пижаме смотрел на нас, Вова поэтично бродил вокруг, а Александр Георгиевич в кирзовых сапогах качал меня на качелях. Стояла на асфальте пустая бутылка из-под рома, и мы ничему этому не удивлялись, будто идёт нормальная человеческая жизнь и так и положено на свете: тридцатилетней нарядной женщине качаться на детских качелях в пять часов утра, а разбуженному мужчине мудро глядеть на это из открытого окна первого этажа.

Источники:

 

Оцените этот материал!
[Оценок: 0]