Его последнее интервью набрало миллионы просмотров. Амин рассказывал о том, как недавно открыл ресторан в центре Москвы и собрал все музыкальные награды. Он вошёл в пятёрку самых популярных артистов стримингового сервиса, уступив только зарубежным гигантам. Все говорили о нём, но никто не знал, кто он такой и откуда он взялся.
Амин пел, тряся длинной кудрявой шевелюрой, о какой-то тёлке, которая не дала ему ни полраза, при этом давала его друзьям. Катался на скейте и считал себя отвязным придурком. Он работал на потребу публике, обожавшей провокации. А всё начиналось с подземных переходов — Амин клал в карман два косаря в день за исполнение легенд русского рока.
Решив сменить имидж, он заплёл дреды и набил первую татуху на своём лице, а потом снял видео о том, как его отчислили из универа за аморальный поступок: предложил однокурснице дружеский перепихон и записал ролик с её ломаниями, а затем выложил в сеть. Мать была вне себя от ярости, и скандал поехал по привычным рельсам.
– Я буду зарабатывать больше этих страшных ботанш, – пообещал Амин. Он верил в свою счастливую звезду. – К чему мне эти дурацкие знания?
Он завёл в сети собственный канал, где по косточкам разбирал треки популярных исполнителей, писал похожие биты и снимал на смартфон пародийные клипы. Такой жанр принёс ему первые деньги: Амин рекламировал магазин коробок с сюрпризом, онлайн-казино и брокеров, что в его среде считалось лютым зашкваром.
– Такой ничем не побрезгует, – в один голос заявляли коллеги, пытаясь очернить конкурента. – Ему только дай денег побольше – мать родную продаст!
В ответ Амин написал песню, в которой всех поливал грязью, повторяя: «Охали дяди, на чужие деньги глядя». А потом открещивался от своих давних грехов, уверяя, что больше не продвигает ставки на спорт и прочие обманные схемы, а также не занимается плагиатом. Самый короткий путь к успеху — примазаться к чьей-нибудь славе. Или просто упоминать знаменитостей. И, разумеется, скандальность – в этом вся соль. Соблазнительное зло искуснее добра. Оно всегда привлекательно.
Через год Амин отправился в музыкальный тур на тринадцать городов и выпустил дебютный альбом – его релиз побил рекорд известного рэпера.
– Что несёт моя музыка? – переспрашивал Амин, отвечая на вопрос докучливого журналиста светской хроники. – Ничего! Это музыка для тупых. Я пою, они меня слушают, вы об этом пишете, а кто-то всё это читает.
Он возглавил нью-скул, который разносил в пух и прах – так змея кусает себя за хвост. Словно увидел свои чудовищные плоды и ужаснулся.
Впрочем, Амин не унывал – пустая музыка и песни, лишённые смысла и содержания, приносили ему огромную прибыль. Да и было что доказывать: Амина отвергли! Жестоко. Беспощадно. Конечно, он умело отыграл назад, сказав, что это была шутка – не больно-то и хотелось. Таких, как она – тысячи. Но сжигала душу обида. Амин прятал под улыбкой боль кровоточащих сердечных ран. Когда Салон отверг картины Моне, художник бросился в Сену. К счастью, он был хорошим пловцом. Когда Зарема отвергла Амина – он решил взобраться на Олимп.
– Расслабься, чувак! – сказала она напрямую. – Мне не нужны твои баллады.
Зарема была охотницей. Она надеялась отцепить богатого мужика. Москвича, разумеется. С хорошей квартирой в историческом центре. С машиной и дачей. Пусть у него будет жена – старая занудная тётка, готовая из зависти вцепиться в патлы молодой конкурентке. Таким управлять даже легче. Скажет хоть слово ей поперёк – она быстро его приструнит, грозя, что сию же минуту отправится к жене его и поставит её в известность. А вознамерится бросить – всё равно придётся жить на два дома, направляя финансовый ручей в разные стороны. Не она, Зарема, так другая резвая бабёнка зацепит его своим животом.
Эта провинциальная потаскушка наивно полагала, что все от неё в полном восторге. Что молодость – навсегда. Что морщины и беззубая старость – это случится с кем-то другим. Не с ней, разумеется. А людям не было до Заремы никакого дела, как не было дела до сотен тысяч её разноликих клонов, пришедших на землю с одной лишь целью – подобрать чужое добро.
Амин поджидал Зарему возле её подъезда – она проходила мимо, даже не скосив в его сторону глаз. Он шёл за ней, спускался в подземку, где было много народу. Давка такая, что не вбиться в вагон. Его пихали со всех сторон, а он вынужден был извиняться.
– Простите, – говорил Амин и доставал плейер, стараясь быть незаметным. Пай-мальчик, совсем не ожидавший, что скоро начнётся весёлая жизнь.
Какой-то парень толкнул его изо всех сил, а затем наскочил на него с бешеным бычьим напором:
– Давно по сопатке не получал, крендель?
Пассажиры метро были скованы, на их лицах – молчаливое осуждение. Но вмешиваться в конфликт никто не спешил. Парень-то здоровый – от такого прилететь может! Они качали головами и старательно отводили глаза. Амину же досталось по полной программе.
Он брёл домой, отирая с лица кровь. Случайные прохожие отворачивались от него с ужасом и отвращением. Битых не любит никто. Если уж от битого Христа отвернулся последний из тех, кто клялся, что не отвернётся от него никогда, то что говорить про Амина.
Он зашёл в пустынный двор, сел на скамейку. Просидел долго. Час. А может быть – два. Был словно в обмороке, как неживой. А потом полил дождь, и Амин очнулся от того, что ему стало холодно. На улице было совсем темно. Вокруг – ни души. Все давно спали по домам, закутавшись в свои тёплые одеяла.
Было так грустно – сердце от тоски опадало кусками. Он думал, что дальше его ждёт только стылый мрак. Что жизнь, длинный отрезок её, который был у него впереди, закончилась враз. Словно кто-то спихнул его плечом в пропасть. Вышвырнул, как приблудного пса за калитку.
Мать копила свои копейки, чтобы он мог получить достойное образование и выбиться в люди. А он разрушил её мечты, швырнув в преподавателя тяжёлым предметом. Она умоляла, бухалась им в колени, просила простить её нерадивого сына. Амин пожимал плечами – стоило так унижаться перед этими надутыми индюками?
Он ненавидел весь мир, в котором его не любили. Который прекрасно обходился и без него. Тогда Амину пришла в голову мысль свести счёты с жизнью. Наглотаться таблеток, чтобы уснуть и больше никогда не проснуться. Страшно ему не было – совсем. В таком возрасте не бывает страшно, ведь к жизни ещё не успеваешь привыкнуть, прикипеть к ней как следует, чтобы она в привычку вошла, и тогда пришлось бы отдирать её вместе с кожей.
Ну и наглотался. Настроен был решительно. Видел себя в гробу – бледным, чужим. Мать видел рыдающую, как воет она возле тела его и лихорадочно покрывает поцелуями, словно пытаясь вдохнуть в него новую жизнь.
К счастью, всё обошлось – Амина успели спасти. Мать в ту ночь не спала, как будто что-то предчувствовала. Переживала за своего сына, который отлёживался в тишине и покое несколько дней после того, как вернулся домой с подбитым глазом. Зашла к нему в комнату, боясь, что надует ему сквозняком, закрыла форточку и обомлела: увидела, что Амин лежит какой-то совсем неживой. Скорее даже почувствовала. И вызвала скорую.
Возвращаться к жизни было мучительно трудно. А умирать – совсем невыносимо. Это только кажется, что легко – взять в рот таблеток ладонь и навеки уснуть. На деле же всё иначе. Амин чувствовал, как холод медленно расползается по всему телу, пока его не вырвали из этого ознобистого сна, уводящего в мрачную ледяную могилу.
Он – лузер. Неудачник. Человек, с которым случаются разные неприятности. С которым нельзя иметь дело – таких нужно обходить за версту.
Амин, выписанный из больницы, слёг. Он лежал на кровати и не вставал. Открытыми глазами, не мигая, смотрел в потолок. Не ел и не пил, даже в туалет ходил редко. Короче, вернувшись к жизни, медленно умирал.
– Сынок, ты поешь, – робко сказала мать, заглянув в комнату Амина. – Я суп сварила. Ну хоть пару ложечек.
Он не отзывался. Она трясла его за плечи, требовала признаний – всё было тщетно. Амин не разговаривал. Соседка, вздыхая, пугала Ольгу: «Сына твоего упакуют в психушку, заколют нейролептиками и превратят в овощ! Надо действовать». А Ольга не знала, что ей предпринять.
Он пролежал около недели. На седьмой день встал и пошёл в ванную, пустил воду, вымылся хорошенько под душем, словно к жизни новой воскрес. Разглядывая в зеркале своё отражение, Амин торжественно объявил, что будет мстить. Людям. Всему свету. В глазах его блестел дьявольский огонь. Если мир может обойтись без его существования, то и он не будет ни в ком нуждаться. И пох на всё вообще.
Амин готов был зубами выгрызать своё место под солнцем. Не съешь ты – съедят тебя. Так уж люди устроены. И сто лет назад они сживали друг друга со свету, и двести, и тысячу. Что поделаешь – биология. Выживает сильнейший. И Амин жрал других по кусочкам, разнося в пух и прах музыкальное творчество коллег. Разоблачал знаменитостей – кумиры в его устах обращались в пыль. Это не носители божьего дара, а простые ремесленники, поставившие хиты на поток. Сплошной эпатаж. Деньги, тачки, тёлки, слава. Один чудак надрывался на своих концертах, крича, что он русский. Народ, заражённый громокипящим патриотизмом, поначалу приходил в восторг от спетых им песен. Но скоро всем надоело. «Здесь все русские, – пожимали плечами люди. – И нерусские тоже здесь. И что с того?». Какой-то идиот пел глупые любовные песенки, и дурочки-фанатки подросткового возраста швыряли в него нижнее бельё. Это считалось у него верхом крутости.
Амин попросил у матери купить ему микрофон – он увлёкся современной музыкой. Трек с модным трэп-звучанием и видео на него – были калькой с известного исполнителя. Естественно, мир вокруг жесток, он обманут людьми и вынужден петь за кусок хлеба. А затем был предвыборный клип, в котором Амин провозгласил себя новым Царём земли русской, объявив, что защитники отечества будут танцевать перед ним дэб. Впрочем, он дорожил своей аудиторией и не агитировал за необходимость голосовать на выборах. Пусть другие блогеры наживаются на разных дураках! При этом сам Амин снял стёбный ролик, зашедший на ура и набравший четыре миллиона просмотров.
Он говорил миру: «Я умный и весь в белом, а вокруг — жалкие тупоголовые профаны». Провокатор и коммерсант в одном лице, рано понявший, что на чужой глупости заработать можно больше, чем на своём уме.
Амин стал миллионером: блогинг и первый гастрольный тур, в котором он выступал под плюс, принесли ему пятнадцать лямов. Щёлкнул пальцами — и деньги в кармане. Критика? Он её не слушал. Что поделаешь, жанр идейно себя исчерпал. Была некогда череда интересных исполнителей, но из их творчества ушла новизна. Сплошная халтура. А после них пришли другие – они хотели лишь срубить побольше бабла.
Впрочем, сам Амин считал себя настоящим профессионалом, разбиравшим рэп-хиты на атомы, говоря, что вся актуальная музыка проста и тривиальна, как прост и тривиален сам человек.
В нём проклюнулся циник, превращавший каждое своё слово в золото. Зачем предлагать что-то новое, если это не приносит денег? Амин умело разыгрывал из себя человека, разочарованного в жизни, выпустил новый альбом, остриг волосы и купил дорогой «мерс». На радостях снял клип — покупка отбилась за полгода стриминга трека.
Как-то раз, прогуливаясь по бульвару, он встретил Зарему. Она понуро брела по ступенькам, выползая из подземки, словно побитая сука. Вид у неё был несчастный и затравленный, как у гравюры, выписанной в один цвет – мрачная личность, свалившаяся в депрессию. Она казалась раздавленной и обессиленной.
– Зара! – окликнул её Амин, и она обернулась.
Поначалу он испытал смутное удовлетворение от того, что она предстала перед ним в таком жалком виде. Сам-то он выступал триумфатором – брендовые тряпки, золото, вызывающий вид. Подобно Имельде Маркос, которая в нищей, отсталой стране, где люди умирали от голода и болезней, надевала на свою собаку ошейник из бриллиантов. Когда-то Амин проклинал своё мудацкое существование и дико мечтал её трахнуть – от возбуждения у него закипали мозги. А теперь она ехала в метро, втянув голову в плечи, как человек, на которого свалилось необъятное горе. Шмыгала соплями, опустив в землю глаза. Ему стало жаль Зарему.
– Амин? – удивилась она. – Я тебя совсем не узнала.
Она и правда его не узнала – настолько Амин изменился. А ведь всего-то прошло несколько лет! Амин стал другим, да и Зарема – тоже: ему сопутствовала удача, эта пьяная, вульгарная шлюха, протягивающая руку в самый неожиданный момент, её – напротив, оставила.
– Как жизнь? – спросил Амин, стряхнув с себя оцепенение.
Зарема, смутившись, пожала плечами.
– Нормально…
Потом она пустилась в объяснения: мать у неё больная, лекарства дорогие, а ещё сиделка нужна – денег уходит целая прорва. А где их брать? Вот и приходится ей хвататься за любую работу. Спит по три часа в сутки.
– А муж кинуть деньгу на доброе дело не может? – спросил Амин, выслушав её жалобные речи. Он знал, что она выскочила замуж за богатого и драла с него деньги.
Зареме пришлось рассказать подробности своей жизни. Тот козёл заставил её сделать аборт, оставивший её бесплодной. Они расстались. Потом был другой. Энергичный, с горящими глазами. Полгода прожили хорошо, без скандалов и ссор, а потом он запил диким манером: стрезву превращался в настоящего зверя, грозился её убить, а пьяный лежал мешком перед телевизором. Она терпела, долго терпела, надеясь, что он образумится. Да и было ради чего – московская квартира, всё-таки. Пусть на окраине, в панельной хрущёвке, старой, убогой, без лифта. Неважно! Хоть какой аэродром – и то хорошо. Было где вещи оставить и устроиться на ночлег. Домой-то она приходила поздно – лишь поспать. А рано утром бегом на работу. Она работала! В складском помещении, на упаковке. Мыкалась среди понаехавших, таких же, как и она. Народ сплошь бедовый: хлебнувшие горя большесрочники, провинциалочки, приехавшие в столицу в поисках лучшей жизни и рано обломавшие себе крылья, нищие пьяницы, работавшие до первой получки и увольняемые по собственному желанию за изрядное количество прогулов. В общем, насмотрелась там всякого. Хлебнула дерьма. А что делать прикажете? Жрать всем хочется – брюхо добра не помнит. Да ещё матери отсылать каждый месяц. Образования у неё никакого, в трудовой книжке – пустые страницы. Вот и приходилось заниматься постылым трудом.
– А он что? – спросил Амин, прервав её рассказ. – Сидит у тебя на шее?
Зарема кивнула. Она содержала семью, а он пропивал деньги, жил за её счёт, крича, что это плата за жильё – с других квартиросъёмщиков берут в три раза больше, так что она ещё легко отделалась. Короче, жизнь её превратилась в настоящий ад.
– Тебе нужно было уехать! – сказал Амин, схватив девушку за плечи и встряхнув её хорошенько. – Вернуться домой, к матери. К чему такие жертвы?
Она растерялась, не находя, что ответить. Затем расплакалась – понимала, что жить с больной матерью будет ещё хуже. Все её подружки – Катя, Жанна и Стелла – рвались в Москву. Катя отправилась на панель и вынуждена была терпеть мерзких клиентов, требовавших от неё за свои деньги самого низкого разврата. Жанна натрясла от какого-то мужика троих детей и прозябала теперь в нищете. А Стелла нашла себе богатого Буратино и даже родила от него ребёнка, но тот вдруг обнищал в один день – играл на бирже. И никто из них не хотел возвращаться обратно.
– Я не могу, – дрогнувшим голосом сказала Зарема. – Не могу…
Потом она призналась, что однажды сожитель её чуть не убил. Обычно он заливал шары и валялся на диване, а тут вдруг на него что-то нашло – захотел проявить свою власть. Приревновал её к курьеру – схватил беднягу, принесшего им жратву, за шкирку и вышвырнул из подъезда. А потом и на Зарему переключился – взял кухонный нож и пригрозил: «Блядюга! Будешь водить ко мне в квартиру своих кобелей – прирежу!». Страшно было возвращаться домой. Да и дом ли это – неказистая конура? Пристанище лишь, привал в пути, который она надеется благополучно забыть.
– Пойдём ко мне, – просто сказал Амин, как будто они с Заремой были давние приятели и ходили друг к другу в гости без предварительного звонка.
– Идём, – согласилась Зарема.
Она молча ходила по квартире – слишком велико было её изумление. У Амина – такие хоромы! На какие шиши?
– И откуда всё это? – спросила Зарема, присвистнув от удивления. – Ты что, наркобарон?
Амин подошёл к ней со спины, положил руки на её плечи и поцеловал в шею. Шепнул на ухо нежным голосом:
– Зара, ты что, правда меня не узнала?
Нет, она его не узнала. Ни тогда, когда он встретил её возле подземки метро, ни сейчас, в этих роскошных интерьерах. Она посмотрела на него – лицо показалось знакомым.
– Это же я, Амин.
Это был Амин! Тот самый Амин – кумир всех школьников. Нет, она не узнала. Да и когда ей было – пахала как лошадь. Жизнь пролетала мимо.
Зарема склонила голову ему на плечо, Амин увлёк её в спальню. За окном шёл ливневый дождь, словно оплакивавший все её беды, о которых она хотела поскорее забыть.
Амин выходил на сцену и говорил прямым текстом: «Ребят, мне вообще пох! Правда». Это звучало искренне. Искренность в человеке всегда подкупает и располагает к себе. Ему было пох на всех, потому что всем было пох на него и на всех одновременно. Пох на всё – было признаком нового времени. Новым Богом был Пох.
И действительно, какой смысл заморачиваться? Строить планы на будущее, избирать модель поведения в обществе, вступать в какие-то партии, отстаивать идеи, бороться, наконец, со злом и замечать в людях хорошее?! Все ценности давно утрачены, а те, кто эти ценности усиленно продвигал, успели себя скомпрометировать. Всем было пох. На концерты Амина набивались толпы людей, они плевали в известного артиста, который, в свою очередь, плевал в них. Никто не был разочарован: плевок Амина – как поцелуй нового Бога. И они верили, что смогут, что пробьются, как пробился он, поднявшись из самых низов. Они громко кричали, повторяя за Амином несвязные слова, оплёванные и счастливые. Несут же люди в казино свои кровные деньги в надежде получить выигрыш и в итоге остаются с пустыми карманами, а они чем хуже?
Установив новые правила игры, Амин стал значимой фигурой. Всем своим видом он демонстрировал, что не стоит воспринимать его всерьёз. Новый панк, который не скрывает, что создаёт плагиат и зарабатывает на глупости людей большие деньги.
Чтобы закрепиться в индустрии, нужно очаровать видных её представителей и склонить их на свою сторону. И Амин не терялся: его новый ролик, набравший десятки миллионов просмотров, привлёк внимание известных артистов. У него вышел фит и неоднозначный клип, в котором он навалял одной тёлке. Куплет подхватили все кому не лень и стали крутить головой и кривляться под неразборчивый текст и странные выкрики, в результате чего Амин навсегда распрощался со статусом очередного поющего блогера.
Доза нового хейта его не смущала. Подумаешь, административный ресурс! Всем было известно, что деньги на организованный им рэп-фестиваль выделило правительство родной республики. А ещё говорят, что в своём отечестве не бывает пророка!
Школьники по-прежнему обеспечивали Амину бешеные просмотры. А потом за ним потянулись люди, которым важно было удержаться на плаву. К записи всех совместных треков он окончательно отточил формулу хита и без осечек стрелял битами в цель. Он не изобрёл ничего нового, но изучил рынок: под его музыку танцевали и знакомые с его творчеством дети, и взрослые люди, которые никогда о нём не слышали. Наглая, прагматичная коммерция, монетизация абсурда. Сорвать пятьдесят лямов за продакт-плейсмент ещё до публикации клипа — в этом был весь Амин.
Ревнители морали ломали голову, недоумевая, почему люди слушают этого недалёкого фрика и платят за его кривляния деньги. Одни называли его гением маркетинга, умеющего впарить гниль и хорошо навариться. Другие – проектом еврейских толстосумов, у которых была одна цель – сгубить русскую нацию на корню, развратить детей и подростков, отравить их сознание. Глупцов провозглашали умными, а умных – глупцами и подвергали всеобщему осмеянию. Система, с которой невозможно бороться, не свернув себе шеи. А секрет Амина был прост: всего-то и нужно было уметь отражать настроения людей. Не занимать определённой позиции — никакой категоричности! Переобуваться на лету и быть одновременно со всеми — вот залог успеха. Поносить одних, потом занимать их место, учить подписчиков добру и справедливости, утверждая, что дороже гитары за двадцать пять тысяч рублей он ничего покупать не будет, а потом сжигать напоказ денежные купюры. На Амина сыпался золотой дождь прибылей. И рядом с ним хотели стоять под дождём другие, не боясь при этом замараться: утратившему человеческое лицо не грозит репутационный скандал, а значит, известным брендам, предлагающим Амину сотрудничество, не придётся за него краснеть.
Запретить Амина было невозможно — запрещать было нечего, ибо он и так был лишён официального статуса. Говорить, что это не музыка – тоже. После того, как Кейдж сочинил «4’33”» — даже тишина стала музыкой.
Амин выходил на сцену и кричал, что он клал на всех. И все клали на него.
Зарема проснулась от вибросигнала – сработал будильник. Она приподнялась на постели и, с ужасом думая о том, что проспала, заторопилась, пытаясь поймать ногами ускользающие тапочки. Амин ворохнулся, нежно обхватил её за талию.
– Куда собралась?
Зарема вырвалась из объятий.
– На работу опаздываю. Ты поспи ещё часок.
Амин рассмеялся.
– Какая работа? Забудь про этот гнойник!
Она казалась растерянной. А деньги? Что она матери будет отсылать?
– Ты больше не будешь ни в чём нуждаться.
Он достал из ящика тумбочки несколько толстых пачек денежных купюр, перетянутых банковской лентой.
– Даже не знаю, сколько здесь, – сказал Амин, проведя большим пальцем по ребру пачки. – А будет ещё больше. Возьми – на первое время хватит.
Деньги в его глазах обесценились и превратились в бумагу. Иногда, забавляясь, Амин складывал пачки купюр на весы, чтобы узнать, сколько килограммов рублей он заработал в последний месяц гастрольного тура. Цифры были внушительные. Впрочем, он напускал на себя безразличный вид, пытаясь произвести впечатление утомлённого жизнью человека. Этакий Печорин – герой нынешнего времени.
А ведь Зарема знала его совсем другим: раскосый, с высокими азиатскими скулами мальчик, оставшийся в одиннадцать лет без отца-алкоголика. Амин катался на скейте и слушал музыку. Воровал деньги из кошелька матери, потом работал курьером и раздавал листовки. Был настоящим маргиналом и все деньги спускал на алкоголь.
– Ты очень изменился, – сказала Зарема, внимательно разглядывая его сонное лицо.
– Надеюсь, в лучшую сторону? – спросил Амин и повернулся на другой бок.
Зарема задумалась, держа в руках пачки денег.
– Даже не знаю, как сказать…
На того нелепого подростка она бы, конечно, не обратила внимания. Было у неё чутьё на обречённых – от таких нужно держаться подальше. Зарема искала лёгкого счастья и отворачивалась со страхом и ужасом от всех, у кого не было лишнего рубля. И вдруг Амин выбился в короли – это не укладывалось в её голове. Ничто не предвещало его успеха – исчезла истина, исчезла логика. Она почувствовала себя обманутой.
– А тебе самому нравится? – спросила Зарема после долгого молчания.
Амин протёр глаза.
– Что именно?
– Ну вот это всё вообще. То, что ты поёшь, например. Тебе нравится этот бред?
– Он приносит мне деньги.
– Деньги… – повторила Зарема, бессмысленно глядя на пачки банкнот. – Всем нужны только деньги.
Она расплакалась. Совсем по-детски, поскуливая и всхлипывая. Зарема чувствовала себя проституткой, отбившейся от честной и правильной жизни. Её покупал один, затем другой – она переходила из рук в руки, как легкодоступная вещь. Они выворачивали перед ней карманы, и она ёрзала перед ними, как сука в период течки, готовая на всё, только бы он заплатил, обеспечил ей безбедное существование. И теперь вот Амин – он тоже её покупает. Суёт ей под нос свои вонючие деньги. Она и есть проститутка – самая натуральная! Как и все её подруги, как миллионы других девочек, приехавших из глухой провинции. Как её подружка Яна, например, приехавшая из своего Сыктывкара и просившая у неё гнилой картошки взаймы – нечем было кормить сына Максима, которого она родила неизвестно от кого.
– Ты что, плачешь? – спросил Амин, рывком поднявшись на постели. Он обнял её, закутал в одеяло. – Что случилось?
Она глотала слёзы, сетуя на то, как несправедливо устроена жизнь.
– Думаешь, я из-за денег?
Амин утешал её, как мог. Шептал ей на ухо нежные слова. Зарема его оттолкнула.
– Конечно, из-за денег! Я спала с ними ради денег. Мне деньги нужны были до зарезу, понимаешь: отец ушёл из семьи, а мать – больная. У других всё хорошо: любой дочуркин каприз бегут исполнять наперегонки. А у меня даже игрушек нормальных не было. Крутись, как хочешь!
– Это всё в прошлом, – сказал Амин и заглушил её рыдания поцелуем. – Денег у нас – море.
Их совместная жизнь взбудоражила общественность. Фанаты Амина недоумевали: «Кто такая эта Зарема? Мог бы найти себе тёлку под стать – тик-токершу какую-нибудь, инстамодель, модную фифу». Но Амин был счастлив, как последний дурень. Спать по ночам он стал рвано, забил на старых друзей и всё больше времени проводил с Заремой, с которой они целовались до вспухших губ.
Но безоблачной жизни, как известно, не бывает, а счастья не хватает на всех. Сначала Зарема хвасталась перед своим окружением: подруги её лопались от зависти, мечтая о крутой тачке и норковых манто. Она ловила на себе несколько ненавидящих взглядов, со злостью замечавших, как в ушах у неё дрожали крупные бриллиантовые капли. Подруги шушукались у неё за спиной, недоумевая: и за что ей так фортануло!
Но вскоре Зареме всё надоело: в тяжёлых, ленивых движениях её сквозила сплошная скука. Иногда на Зарему накатывала волна тонкого ностальгического умиления, и она вспоминала, как считала копейки: зима на носу, а у неё ни шубки нет, ни сапожек. Вот были времена! Да, она была нищая, зато рядом – близкие люди.
А тут ещё Амин стал валять дурака. Всё чаще она замечала, как он плавал в тумане кайфа – сидел на кухне разморенный, под травой. Однажды его крепко торкнуло – гашиш был отменный. Амин схватил нож и замахнулся на неё, а потом полчаса разговаривал с унитазом.
Зареме было не до шуток – она стала всерьёз побаиваться Амина. Однажды девушка собрала вещи и объявила, что уезжает к матери.
Амин и бровью не повёл. Всё настоящее, что окружало его, было ему чуждо и безразлично.
– Уходишь — уходи, – сказал он. – Только больше ко мне не возвращайся. Зачем отрезать по кускам?
А куда ей было уходить? Не в деревню же возвращаться! Поплелась Зарема к подруге, у которой надеялась перекантоваться хоть пару ночей. Открыла дверь Катька, измождённая и исхудавшая. Под глазом её лиловел синяк, а на щеках и шее остались широкие царапины. Из комнаты то и дело высовывался бешеный мужик с бычьей шеей и глазами навыкате.
– Катюшик, что с тобой? – спросила Зарема, не понимая, что происходит.
Она безразлично махнула рукой, хлебнув из горла ополовиненной бутылки с коньяком.
– Не обращай внимания, – сказала Катя. – Чего хотела?
Зарема нерешительно топталась на месте. Потом указала на чемодан.
– Да вот… Приютишь ненадолго?
Катя отрицательно помотала головой.
– Извини, подруга. Вакансий нет.
Из-за двери раздался возглас извращённого безумца:
– Ты где, сучка?! Мы с тобой ещё не закончили.
Зарема с ужасом посмотрела на подругу.
– Он что, колотит тебя?
– Забей, – обречённо сказала Катя. – Он платит хорошие деньги.
И закрыла перед её носом дверь.
Зарема отправилась к Жанне, которая с ума сходила от детского плача. В квартире стоял неистребимый запах тушёной капусты и каши. Перед ней возникла баба, изморенная детьми, работой и нищетой. За последний год Жанна постарела лет на десять.
– Проходи, – измученным голосом сказала хозяйка, держа на руках маленького ребёнка, который смотрел на гостью своими большими любопытными глазами. – Можешь не разуваться.
Двое других, постарше, скакали по дивану и дёргали жалюзи за шнуры.
– Я, наверное, не вовремя, – только и сказала Зарема и поспешила ретироваться.
Соваться к Стелле не было смысла – сами сидели без гроша, мыкаясь в одной комнатушке. Буратино, оплакивая свои истлевшие богатства, пил по-чёрному и клялся, что уедет в родной Туапсе.
Зарема, побродив, вернулась к Амину и обомлела: благоверный её валялся в койке с какой-то бабой! Быстро же он утешился – нашёл себе грелку на одну ночь.
А потом Амин просил прощения, уткнувшись ей в колени. Называл себя идиотом и обещал, что больше такого не повторится.
Но настроение его резко менялось.
– Будешь вертеть хвостом – прибью! – прошипел он однажды и замахнулся на неё кулаком.
На него вновь накатывала ревность. Он кричал, что Зарема – неблагодарная тварь, пила и жрала из его тарелок, пользовалась его деньгами. Захотела жить красиво, а потом нагадила в его доме.
– Я не понимаю, – прошептала испуганная Зарема. – Что-то случилось?
– Случилось, конечно. Связалась с каким-то заморышем! Пока я деньги зарабатывал, ты кувыркалась с Чёрной Бородой.
– С какой Бородой? – опять не поняла Зарема.
– Натуральной. С этим певуном!
Амина злило, что рэпер Чёрная Борода, набиравший всего несколько тысяч просмотров, наставил ему рога. Он смирился бы с миллионником, но этот лузер, не знающий, как привлечь внимание публики – страшный удар по репутации Амина! А всего-то и было лёгкое рукопожатие.
– Вали в свою деревню и не возвращайся!
Он обещал, что сломает ей жизнь: в лучшем случае пойдёт метлой махать. А на следующий день вился перед Заремой ужом — всё старался угодить, чувствовал свою вину. Вечером, примирившись, они курили на кухне траву и улыбались друг другу с счастливыми идиотскими лицами.
Как-то Амин признался, что все его знакомые долбаются с четырнадцати лет.
– Они просыпались утром в ужасных мучениях и были подвластны жалкой щепотке порошка, – сказал Амин, вмазавшись для того, чтобы быть в тонусе перед очередным выступлением. – Половину из них отнесли на кладбище.
Поначалу он чувствовал прилив сил и готов был горы свернуть. Зарема тоже находилась в приподнятом настроении. Амин клялся ей, что никогда не заплывал за буйки. Он не хочет быть ниже растений и химических соединений.
– Классная вещь! Она помогает мне держаться на плаву, – признавался Амин. – С таким бешеным графиком я бы давно сдулся.
Потом они пошли по вене и плыли по медленному течению прихода. В них не было ничего, кроме этой пугающей одержимости. Амин говорил, что впереди у них настоящая, взрослая жизнь. Манящая и волнующая, неизведанная и притягивающая. Они поженятся и уедут в тёплые края. Будут счастливы. Денег у них много – нужды нет ни в чём. Кормить подписчиков стримами и устраивать треш он может из-за бугра.
– Будем кайфовать на Аравийском полуострове, – строил планы Амин, глядя, как за окном его московской квартиры бесшумный, сияющий снег засыпал тихий дворик. – Плавиться на белом песке.
По утрам было так плохо, что ломало идти на замут к знакомому барыге. Да ещё трястись, как бы тому не упали на хвост менты. У Амина и Заремы горели глаза и текли носы, жизнь превратилась в настоящий ад.
Больше всего Зарему напрягало, что в квартире постоянно мелькали незнакомые люди. Счастье ещё, что из дома не пропадали вещи. Но Амину нельзя было отказать в широте: он без разбору вкладывал пачки денег в протянутые руки – чувствовал себя меценатом. Один хотел открыть ресторан в центре Москвы и обратился к Амину за помощью – пусть кинет деньгу на выгодное дельце. Разумеется, окупится сторицей. Второй – автосервис в каком-то захолустье.
– Дай пять лямов в долг, – просил подозрительный тип, неизвестно как оказавшийся в их квартире. – Отдам десять.
Но Амин никогда не уточнял сроков возврата. Просто совал деньги и спроваживал очередного попрошайку, который бесследно исчезал.
– Это когда-нибудь кончится? – спросила Зарема, не выдержав как-то раз. – Устроили тут проходной двор!
Амин был не в духе. Он ударил Зарему. Сильно ударил. По лицу. Она медленно сползла на пол и зарыдала.
– Заткнись! – приказал ей Амин. – И без тебя хреново.
Зарема грустила по своей юности. Пусть она жила в нищете, но рядом была мама и верные подруги. Пусть её заваливают дорогими подарками – она всегда будет жалеть о тех временах, когда с аппетитом грызла зелёные яблоки. В общем, Зарема твёрдо решила, что уедет домой.
Амин даже не отозвался. Он отсыпался – до часу дня. Не встал у неё на пути, не загородил ей проход.
– Скатертью дорожка! – крикнул Амин, услышав, как щёлкнул дверной замок.
На улице было холодно. Весь день сыпал снег, покрывавший землю толстым и пушистым слоем.
Зарема села на скамейку, смахнув снег. Недавно она ликовала, что утёрла всем нос и купалась в роскоши, тогда как подруги её влачили жалкое существование. А теперь у неё было гадко на душе. Мерзко и противно. Просто отвратительно. Как она могла вляпаться в такое дерьмо?
И Амина ей было жаль. Так распорядиться своей жизнью – надо ещё постараться! Ведь у него всё было и всё есть, а ничего не останется. Издохнет, как собака на помойке – в этом Зарема не сомневалась.
Ей стало плохо – так ломало, что лень было встать и сделать два шага. Она легла, вытянулась прямо на скамейке. Благо, вокруг не было людей. Тихий, присыпанный снегом двор…
Амин, проспавшись, стал звать Зарему. Тошно было – не передать. Он накинул пуховик и шапку, поплёлся на улицу. Нужно было отыскать того барыгу, который продал ему эту дрянь – закупиться по полной. Иначе он не выдержит. Впереди – по три концерта на дню.
Выйдя из подъезда, он увидел Зарему, лежавшую на скамейке. Подумал, что она спит. Сел рядом, стал гладить её по голове.
– Мы уедем, – приговаривал Амин. – На Аравийский полуостров. Будем жить, как в раю.
Зарема не отвечала. Снег поредел. Летел неспешно косым нескончаемым роем, вился вокруг фонарей мошкарой. На лоб её медленно падали редкие снежинки, которые не таяли.
Об авторе:
Никита Александрович Контуков (г. Подольск)
Родился в 1987 году в г. Подольске Московской области. Публиковался в газете «Литературная Россия», журналах «Дружба народов», «Нижний Новгород», «Огни Кузбасса», «Бийский вестник», «Наследник», «Зарубежные задворки», «Гражданинъ», «Фабрика литературы», «Перископ». Свободный художник. Финалист литературного конкурса «Есть только музыка одна» памяти Дмитрия Симонова (2021). Лауреат конкурса «Слово и музыка» им. Дмитрия Симонова и участник антологии «In the Mood, или незабытая мелодия». Финалист Международной молодёжной премии «Восхождение» в номинации «Киносценарии».
Киносценарий «Возвращаясь домой» вошёл в лонг-лист Международной премии Фазиля Искандера.
