Фрагмент из одноимённой книги о музыкантах города Новосибирска 1970‑80-х годов прошлого столетия.
Предисловие
Плохого качества чёрно-белые, реже цветные фотографии и киноролики. Осыпавшиеся от времени катушки и кассеты с магнитофонной плёнкой. Ночные собеседники из Канады, Германии, Израиля, Новой Зеландии и Америки. Полвека уже прошло. Дела давно минувших дней.
Кому это сейчас может быть интересно?!
Нам же всем уже за шестьдесят… а кому-то и за семьдесят!
Но только это всё тронул – и тут же вспыхнуло! Яркое, пузырящееся цветом, запахом и звуком… Простое человеческое счастье!
***
Середина – конец 1970-х!
Июньская танцплощадка-клетка в новосибирском Саду Кирова. Вообще-то он «Парк культуры и отдыха имени С. М. Кирова», но все называют его не «парк», а «сад». Впрочем, как и Сад Дзержинского на правом берегу Оби. Все остальные парки в городе: Центральный, Первомайский, Заельцовский и др., называют «парками», как они и есть.
Почему так? Никогда не знал. Может, кто подскажет?
Администратор танцплощадки по имени Люда с прозвищем «Морковка» (потому что худая и рыжая!) забирается на высокую сцену и в микрофон увещевает толпу:
— А ну-ка прекратите драться сейчас же! Это вам не что-нибудь, а парк имени культуры и отдыха!
Удивительно, но драка тут же прекращается! А реплика «про парк имени…» к Люде так и прилипает навечно!
***
Колышущееся людское море. Пары, слившиеся в жарких объятиях. Это называется «медленный танец» и почему-то… «танго».
И они, музыканты, стоят под козырьком сцены со своими гитарами, отрешённые от всего земного и сосредоточенные исключительно на исполнении очередной песни Beatles:
— Oh! Darling, please believe me…
***
И основные танцплощадки, как бы сейчас сказали, центры притяжения молодёжи Новосибирска, выглядят так:
В Саду Кирова работает легендарный состав: двое однофамильцев Сидоровых, Игорь Озолин (гитара, вокал), Анатолий «Пряник» Радохлебов (вокал), Вадим Лагутин (клавиши), Виктор «Фланя» Флах, Сергей Гриценко (барабаны). Ничего подобного здесь, на левом берегу Оби, раньше не слышали. Дикий восторг и мурашки по спине!
А в «Берёзовой роще» работают «Красные рыцари» – победители… лауреаты… номинанты… и всё такое. Креатура отдела культуры новосибирского Горисполкома.
А в Сад Дзержинского – монопольная вотчина «Гусляров». Эти вообще отвал башки, поют свои песни «Листопад», «Люся»… И там под них собирается до 2000 человек ежедневно!
А в парке «Центральный» красуется вокалист, гитарист и прекрасный человек Андрей Мякиш. И на него тоже прут толпами! Он такой… новосибирский George Benson. К сожалению, очень рано ушел из жизни, светлая ему память!
А в «Клубе имени Ефремова» на Расточке жарит модный западный музон Михаил «Евдоха» Евдокимов, Миша, будущий великий артист и алтайский губернатор. И ему тоже светлая память!
***
И где-то же они взяли всю эту самопальную аппаратуру с лейблом Marshall. И звучит она не хуже, чем самый настоящий Marshall. А потому что советские ламповые «усилки» УМ-50 и КИНАП-овские динамики 2А9, 4А32, 25ГДН4 и др. по своим характеристикам ничуть не уступают фирмė. Конечно, если к ним приложены умелые ручки охочих до денег студентов радиофака НЭТИ – Новосибирского электротехнического института.
А у «Гусляров» вообще уже есть оригинальный немецкий Regent, они побогаче.
***
Волшебное время ВИА – Вокально-Инструментальных Ансамблей, буквально захлестнувших СССР на волне популярности Beatles. Они везде! Каждое уважающее себя советское учреждение от ЖЭКа до союзного Министерства имеет свой ВИА, не говоря про клубы, школы, ПТУ, заводы, в/ч и др. И хорошие музыканты (гитаристы, барабанщики, клавишники…), и вокалисты сейчас ценятся на вес золота. И многие из них только ВИА и занимаются, формально числясь чёрти кем и чёрти где. Как советские спортсмены-любители, а-ха-ха!
***
Прошлый век – двадцатый, словно был вчера.
Музыканты в сборе, начинать пора.
Гости за столами, в вазочках икра,
И гулять готовы… до утра!
И во всех ресторанах и приличных кафе Новосибирска, где подают алкоголь, тоже играют ВИА. За редким исключением это одни и те же музыканты, что и в музыкальных коллективах на танцплощадках. Они так быстро и часто перетекают туда-сюда и между собой… У каждого из них сейчас по длиннющему списку мест работы, имён, явок и паролей, а-ха-ха!
Фирмý чуваки снимают «в ноль» или «в копейку». На слух!
Вот с музыкальным материалом собственного сочинения похуже. Но он тоже есть, и его играют в основном на танцплощадках. Ну не в кабаках же своё играть! В кабаках всё на «парнас» завязано – денежные заказы песен. А это только песни, уже набившие натуральную оскомину. Бывает, что и по десять раз подряд играют:
«Барабан был плох, барабанщик – лох!»
Ну или «сдох», кому как нравится… Так а чего не сыграть-то, если за всякий раз по «лысому» платят музыкантам разгулявшиеся новосибирские цеховики со своими бабами?!
***
Некоторые особо нервные новосибирские кабацкие музыканты почему-то не любят, когда их называют тёплым и ласковым словом «лабухи». Считают его оскорбительным:
— Это как немца фашистом назвать!
До драки доходит. И требуют, чтобы их называли «музыкантами». Но все их всё равно упорно называют лабухами. Традиции-с, знаете ли…
***
И кажется, что счастью кабацких музыкантов Новосибирска не будет конца. Но, увы, конец уже рядом!
Сначала генсек Горбачёв в 1985-м году влезает со своим «сухим законом». Вот кабаки и закрываются. Что там делать без алкоголя? Соответственно и надобность в кабацких музыкантах отпадает сама собой.
К примеру, музыканты из ресторана гостиницы «Обь», что на Октябрьской пристани, до «сухого закона» получают по «штуке» в месяц парнаса. Каждый! Там огромный ресторанный зал, потому и огромные деньги. У них точно трагедия, потеряли такую кормушку! Как они потом ни пытаются продать свои замечательные инструменты и супер-аппаратуру… А просто некому покупать, никому это уже не надо!
А потом приходят 90-е со своими дискотеками и караоке под «минус»! И безжалостные новоиспечённые новосибирские диджеи и певцы под «минус» слизывают благородных лабухов с танцплощадок, свадеб и школьных вечеров как корова языком. Быстро и жёстко!
И разлетаются новосибирские лабухи по миру кто куда. И для большинства из них музыка как средство существования заканчивается навсегда.
***
Но никогда не забудут тогдашние новосибирские кабацкие и музыканты танцплощадок про всё это своё золотое времечко! Ну а как можно забыть юность, друзей, любовь, музыку? Правильно, никак!
Вот про них и для них, моих дорогих старых, а теперь уже и многих новых друзей из юности – хорошо известных в своё время кабацких и музыкантов танцплощадок Новосибирска 1970-80-х годов и написана эта книга.
Рождение музыканта
Не имей Amati, а умей лабати!
Мама говорит, что я барабанщик с самого рождения. Ещё когда не могу ни ходить, ни говорить, то стою в кроватке, держусь за неё и приплясываю в такт музыке из радио на кухне. И барабаню-барабаню ручками по всему, до чего дотягиваюсь. Добрейшему коту Филе по морде тогда здорово достаётся. А нечего целыми днями валяться в кроватке у ребёнка!
— Артистом будет племяш, точно! – смеётся мамина сестра Галя, моя родная тётка. — Ещё и всех нас прокормит…
И ведь как в воду глядит. Ну не совсем артистом… а музыкантом-лабухом! Барабанщиком, бас- соло- и ритм-гитаристом, клавишником и вокалистом. В общем, я за короткий срок школьного детства самоуком осваиваю буквально все музыкальные позиции в составе ВИА. И даже на дудках играть выучиваюсь – тромбон, труба, саксофон. Не в совершенстве, но всё же… народу нравится.
Первые полстакана «Агдама»
1975 год. Ресторан «Обь» на ул. Жданова.
Там на бас-гитаре играет Александр «Макс» Юрганов, который еще и учится в НЭТИ. Сегодня он сдаёт какой-то зачет и просит меня, 15-летнего, поиграть часик за него.
Конечно, я соглашаюсь. Прихожу в ресторан к назначенному времени и, не залезая на высокую сцену, с пола, «в ноль» отыгрываю весь первый тур музыкальной программы. Потом приезжает Макс и привозит бутылку вина. В перерыве все садятся за стол. Гитарист Николай Свищёв открывает бутылку и разливает её по двум стаканам, приговаривая, что некоторым ещё нет 18 лет. А Макс уговаривает его налить мне тоже, ибо я отработал целый час на его басу, и надо бы меня как-то отблагодарить.
Тут неожиданно в ресторан врывается моя мама и, устроив музыкантам грандиозный скандал за спаивание детей (что каралось!), забирает меня домой силой. Но свои полстакана «Агдама» я успеваю-таки засосать.
Николай Свищёв
Николай старше всех и живёт с нами по соседству. Замечательный гитарист, глубоко и небезуспешно интересуется гармонией музыки и импровизацией. После периферийной «Оби» играет в лучших кабаках и коллективах Новосибирска.
А потом Николай едет в Америку. И не возвращается. Как и многие тогда. И живет в Америке по сей день, играет на десятиструнной акустике в холле дорогого отеля и преподает классическую гитару в музыкальном колледже Чарлстона, штат Южная Каролина.
А его дочка от тамошнего уже брака (фантастически красивая девушка!) тоже играет на гитаре. Так же хорошо, как и сам Коля. И ещё она классно танцует и поет бразильскую босанову! Я её видел и слышал, когда к ним заезжал погостить.
И, пожалуй, Николай единственный из всех новосибирских музыкантов того времени, кто живёт в Америке на деньги, получаемые им от своей игры на гитаре, а не от других занятий.
«Цирк на сцене»
— Что это за чувак, который постоянно возле музыкантов трется?
— Да это ж барабанщик!
Самый первый коллектив, в котором в свои 17 лет (!) я начинаю официально работать именно как музыкант, – это гастролирующий по Сибири и Дальнему Востоку «Цирк на сцене» Новосибирской филармонии. Рабочая позиция – барабанщик музыкального сопровождения.
И я сразу уезжаю работать по контракту, заключённому аж на год. А потому что тупо сбегаю от военкома, который вдруг с какого-то бодуна решает, что мне куда как будет лучше в военном училище ракетных войск. Вернее, вылетаю на самолете в город Уссурийск вместе с органистом (так тогда называют клавишников) Сергеем Ромашевым.
И какое-то время мы живём в гостинице «Уссурийск» и репетируем в местном Цирке, что на Чичерина, 103. Сергей Ромашев совершенно по фирмė играет на электрооргане Weltmaster производства ГДР.
Бас-гитариста нам почему-то не дают, и Сергею приходится играть бас левой рукой. И роскошный по тем временам клавишный инструмент позволяет ему это делать, разделяя клавиатуру на два разных поля: бас и все остальное.
Класс!
С нами работают еще два музыканта – саксофонист Алекс Друцэ и подслеповатый гитарист без имени и очков, который совершенно не видит куда ему идти и сшибает все косяки по ходу следования. Так же примерно он играет и на гитаре. Из-за этого они иногда дерутся с саксофонистом прямо на сцене во время репетиции.
По окончанию гастрольного тура коллектив возвращается в Новосибирск, где проходит его общее собрание. И на нём меня признают «лучшим барабанщиком года», вручают золотую медаль и довольно крупную денежную премию, чему я рад бесконечно.
И как такое по довольно жёсткому советскому трудовому законодательству могло быть со мною в 17 лет? Неведомо! Хотя… и в 16 лет я отработал всё лето подсобным рабочим на кухне пионерского лагеря под Тогучином. Мама устроила. Официально. На полную ставку. И никого это не озаботило. Ещё и сам радовался, что «за яйца» (налог на бездетность в СССР) не высчитали, мал ещё был.
Расстрел
В следующее гастрольное турне «Цирка на сцене» я еду с широко известным в узких кругах новосибирских кабацких и музыкантов танцплощадок Александром «Аксёном» Аксёновым. На поезде, вместе с инструментами и аппаратом. Конечная станция — Чита-1! В вагоне холодно и неуютно. Мы пьём «Агдам» и беспрестанно курим в тамбуре. И говорим… говорим за музыку и новосибирских великих музыкантов. Аксён многих из них знает лично.
А в Чите нас встречает Сергей Реутов, классный гитарист, но пьяница, хулиган и драчун. Увы, он так и погибает от водки, в драке с гопниками. Жаль его. И так мы работаем втроём несколько месяцев.
Пока всех нас не подводит под монастырь наш администратор-гипнотизер Хайм Бейлин. В городе Красноярске он забирает кассу коллектива и сваливает. И весь коллектив «Цирка на сцене» остаётся без денег в гостинице. А машины с реквизитом и двумя ручными медведями – Гришей и Мишей стоят на заднем дворе. Долго уже стоят, а кормить медведей нечем, денег-то нет.
И местные дети по-тихому и по доброте душевной пробивают маленькое стекло в окошечке прицепа и набрасывают медведям куриного и свиного мяса. А нельзя этого делать категорически! После этого взрослый медведь Гриша сходит с ума, ломает перегородку и съедает маленького медвежонка Мишку.
Приходится вызывать милицию с автоматом и везти медведя Гришу в горы на расстрел. Там его один из ментов, огромный дядька-охотник, и расстреливает в упор из автомата в голову. Прямо в машине! И всё, нет Гриши. А я отважно залезаю в машину и отрезаю у мёртвого медведя один коготь. На память. Он у меня до сих пор хранится.
Потом мы выкапываем огромную яму и хороним в ней бедолагу медведя.
Джаз и Свинг
Ещё с нами какое-то время, около месяца-двух, ездит совершенно фирменный саксофонист, армянин Лёва (фамилию уже не вспомнить). Мы с Аксёном и так играем сплошной джаз, но с Лёвой мы начинают играть его же, но уже совсем другой. Лёва играет необычайно технично, непринужденно, очень круто, увлекая всех в какой-то бешеный драйв! Саксофон у него – американский Bush. По тем временам это «вышка», и даже почитаемый всеми французский Selmer ему в подметки не годится.
И Лёва начинает заниматься со мною свингом. Он долго и неторопливо объясняет, что такое свинг, показывает, наигрывает какие-то кусочки в медленном и быстром темпе. Рассказывает, что свинг ритмически делится на триоли, а где-то и на квартоли. И когда саксофонист играет импровизацию, барабанщик должен слушать его игру и уделять внимание её ритмическому содержанию. И соответственно аккомпанемент будет триольным, а где-то и квартольным. Конечно, это всё вносит поправки в мою игру. И многое меняется, и многое становится мне понятно. Особенно всем нравится, когда Лёва входит в раж и начинает применять атональные фразы. Звучит это просто по фирмė. Как у Колтрейна.
Радио
А потом мне исполняется 18 лет. Это событие скромно празднуется в той самой гостинице в городе Красноярске. Коллектив дарит мне радиоприемник WEF Рижского завода. И я начинаю слушать джаз по ночам на коротких волнах.
Его имя Верис Кановер и по ночам он выходит в эфир со своей программой «Голос Америки Кановер». Программа длится час: полчаса идёт пропаганда на русском языке, и полчаса передают настоящий американский Джаз!
Так я и знакомлюсь с произведениями Бэнсона, Луиса Бэлсона, Уэса Монтгомери, Била Эванса, Оскара Питерсона и многих других джазовых гигантов. Интересно, что Бэнсона и Питерсона мне доводится после увидеть воочию в Канаде.
Возвращение
За полгода гастролей мне всё же удаётся накопить приличную сумму денег, и по возвращении в Новосибирск я покупаю себе у Лёши Пикулина новый инструмент – барабаны Amati «в коробке». Или «в масле», или «муха не сидела…», так тогда говорят об абсолютно новых вещах. Барабаны сыроваты, но необычайно красивы, в пластике с искрой.
Теперь я настоящий барабанщик со своим фирменным инструментом.
А через какое-то время гитарист Толя Марков ведёт меня по ресторанам и кафе Новосибирска. Знакомит с музыкантами, и как результат – через некоторое время меня приглашают работать в известное кафе «Эврика» в центре города, где я и работаю в трио следующие два года.
Александр «Аксён» Аксёнов
Аксён – бас-гитарист и для очень многих новосибирских музыкантов, особенно с левого берега Оби, «папа». Он умеет видеть и открывать таланты. Очень компанейский и приветливый чувак. Он живёт с мамой – тёть Галей и папой – дядь Мишей на Телецентре. На втором этаже трёхэтажного деревянного дома – их называют мансардами. И я в таком живу, и гитарист Вася Маринин. В то время такие дома очень распространены в Новосибирске.
Двери в Санину довольно большую квартиру не закрываются никогда… Люди в ней толкутся с утра и до вечера. Как в клубе по интересам… Смеются, выпивают, играют на гитарах, договариваются – в общем, общаются. Вино приносят с собой. Тёть Галя только и успевает резать хлеб и колбаску, но никогда никого из дома не выгоняет. Музыкантов она любит. Добрейший дядь Миша тоже.
Иногда, когда аппарат с очередной халтуры ночью выгружают дома у Сани, прямо во дворе устраивается спонтанный концерт. Ударную установку ставят на доминошный стол, рядом колонки и понеслось…
— Ho, hey, ho! Ho, hey, ho!
Народу с ближайших кварталов «Телецентра» на халявные уличные концерты набивается немерено. Танцуют, подпевают. Местные менты не препятствуют, Саню они знают, и хорошую музыку тоже любят.
Саня – профессиональный музыкант с дипломом новосибирского музучилища и отличный организатор, всегда с халтурой и свободными деньгами.
У него нистагм. Он знает про эту свою болячку и частенько ею пользуется. При взгляде в упор любой собеседник всегда отводит глаза от его мелко-мелко бегающих и почему-то чувствует глубокую вину перед Саней… Это уже что-то из области эзотерики. Ведьмак настоящий!
Мне Саня многое даёт по музыке. Как падре Мартини для Моцарта, собственным примером. Консерваторий же тогда в Европе не было.
Да и что в той новосибирской консерватории в 70-80-х? Все, кого она выпускает, для популярных в городе ВИА никак не годятся. Быстрее наоборот. Ну кому сейчас нужно классическое пение вне оперы и телевизора? А вот проорать фальцетом как Ian Gillan из Deep Purple… Но этому в консерватории не учат. Но некоторые новосибирцы это очень даже могут – Игорь Озолин, Саша Иванец, оба брата Бахманы, например.
Музыкант как гармония
Гармония – блаженное состояние души и тела – вот мой идеал! Но чтобы ещё на алкоголь и девчонок хватало!
Ничего более, кроме как играть музыку, я тогда не умею, да и не хочу уметь. И не я один такой… гармоничный.
Ну да, дают по мордасам разик… так музыкантов всегда бьют. Всё уже есть в моей жизни: халтуры, выпивка, тетеньки, опохмел… Репетирую где-то как-то. В кабаках, бывает, и бандюги налетают, пьяные дебоши устраивают, ножами в лицо тычут, на природу вывозят из пистолета пострелять. А я при этом дробь на малом барабане бью…
Ох-х, как вспомнишь!
Но это всё ничего не меняет! Вольная вольница эта кабацкая и танцевальная музыкальная тусовка 70-80-х в Новосибирске. Ну почти вольная, так как всё же находится в городе тот, кто прогибает музыкантов под себя и заставляет их делать так, как хочет он, а не иначе…
Виктор Бударин и ОМА
Каким-то образом Витя, джазмен и тромбонист с мировым именем, вдруг заделывается руководить Новосибирским ОМА – Объединением музыкальных ансамблей при Отделе Культуры Горисполкома, организацией весьма могущественной и суровой: ставки, утверждение репертуара, категории музыкантов, худсовет и всё такое.
Мало того, через короткое время после учреждения ОМА уже являет собой объединённый Отдел кадров всех городских кабаков в части их музыкальных коллективов. Кроме кооперативных, «орсовских» кабаков – «Садко», «Океан» и др. Их Витя тоже сначала хочет подмять под свой диктат, но те отбиваются, у них свой хозяин – могущественный и богатый ОРС, Отдел рабочего снабжения.
На фига ему, классному музыканту, это надо, до сих пор не ясно! Про него ведь во всем мире знают. Да сам Armando Anthony «Chick» Corea лично у меня в 93-м году на его сольном концерте в Торонто, когда я захожу к нему в гримерку за автографом, спросив, откуда я и узнав, что из Сибири, сразу спрашивает за Виктора Бударина.
Но прёт тогда Витю и его заместителей, в смысле порулить музыкантами-сибиряками, не по-детски. И скорее всего эти устремления его с каким-то скрытым смыслом… В других городах тогда ОМА тоже были. А вот таких притеснений музыкантов, как в Новосибирске, не было. Самого бы Витю послушать на эту тему, а то кто что говорит…
Естественно, Витя сразу же всех заставляет играть джаз! Вот как есть, в новосибирских ресторанах и кафе… Джаз! Ну а всех вольных сибирских кабацких музыкантов-лабухов Витя загоняет в музучилище. И без его студенческого билета или диплома просто не разрешает работать на «кормовых» точках города официально. А подпольно много и не заработаешь. Это только халтуры – свадьбы да школьные вечера окучивать по 40-50 рублей без всякого парнаса.
Я джаз люблю, но не настолько, чтобы не понимать, что в разгульных новосибирских кабаках он не всегда уместен. Но те музыканты, которые на 10-15 лет старше меня, они все по джазу подорваны, и их всё устраивает. И Бударин хочет, чтобы и остальные тот джаз играли – дудки, тромбоны, контрабасы, рояли и т.д.
Такое тогда в Новосибирске ожесточение и ненависть как к самому Вите, так и к джазу начинаются… Но деваться некуда. И в новосибирское музучилище имени Аскольда Мурова выстраивается очередь из патлатых абитуриентов. И дудки они поневоле тоже осваивают. Ну хотя бы пытаются…
И это всё продолжается до 1985 года («сухой закон»). ОМА рушится, некем ей больше рулить, и переезжает Витя Бударин по музыке в Ростов-на-Дону, где по слухам и сейчас благополучно обретается. Но там уже никаких ОМА ему создать не дают.
И вожжи в Новосибирске отпускаются… как раньше. Только вот понукать ими уже некого.
А диплом музучилища я тогда так и не получаю. Да и чёрт с ним, с дипломом! Ну никак не Berklee College of Music это новосибирское музучилище имени Аскольда Мурова, не позволяет оно прыгнуть выше головы.
Гена «Гонтарь» Гонтаренко
Но есть, есть в Новосибирске по-настоящему сильные гитаристы.
«Гонтарь» из «Клуба «Отдых», например. Действительно крут, и многие приезжают даже из Москвы просто послушать его игру. Ну и взять уроки конечно. И фамилии у этих московских гостей такие… известные. Александр Барыкин, например.
Гена играет на простецкой ГДР-овской Musima Elgita. Но, Боже, как она звучит в его руках. Поёт! Сейчас он уже в почтенных годах, но ещё берет гитару в руки. Да ещё как…
Наша сова, она всем совам сова!
…и вдруг в форточку залетает сова. Такая сибирская болотная неясыть. Небольшая, но чертовски красивая! И я лохуюсь по неопытности… Беру сову и сажаю её себе на руку. А она свои когти мне в руку преспокойно вонзает. Насквозь! Дикое животное… Кровь ручьём, а сова тупо таращится на все происходящее и никуда не улетает.
А потаращиться сове есть на что…
Высокий, стройный парень, всегда с красивой и ухоженной шевелюрой до плеч, я сейчас лыс как кегля! Ибо по приезде из Сочи решаю, что у меня акклиматизация (на голове сушняк и экзема), и мне нужно таким образом полечить кожу (укрепить волосы). Вот и прошу такую же неопытную подружку постричь меня налысо. А к ней сова в гости…
Молодой я ещё, не знаю, что всё это просто последствия стресса.
И вдрызг расстроенный, окровавленный и лысый я забираю сову к себе домой. Вот на фига, спрашивается?! А я и сам не знаю, такая вот у меня «плепорция». В общем рука болит, голова чешется, подружка обижается, что не остался, сочинский проект на паузе. Хоть караул кричи!
На следующий день ко мне приходит мой друг гитарист Сергей Пермяков и… чуть не обоссывается от неожиданности и ужаса, когда эта сова с шумом взлетает с холодильника, летает по квартире и пристраивается усесться у него на голове.
— Э-э-э, Серега! Ты это… голову побереги, когти у неё – пипец! – говорю я ему, выходя из комнаты и показывая другу руку, перемотанную окровавленным бинтом.
Теперь Сергей чуть не обоссывается от меня! Он же знает меня как обладателя шикарных белых кудрей! У них в квартире висит плакат с Пьером Ришаром в роли «Высокого блондина». И дочка путает его со мной. Из-за белых кудрей. И когда я к ним прихожу, она говорит Сергею:
— Папа, к тебе дядя Пьер пришел!
Но сейчас свою лысину я мотивирую глубокими религиозными убеждениями, дескать, принял буддизм… и вегетарианство! И впоследствии, приходя к Сергею домой, когда чую запах готовящегося обеда, говорю с укоризной:
— Опять труп варите?!
Но от предложенного куриного супа не отказываюсь. Видимо, это у меня особенное вегетарианство…
— Ну ты, б, бываешь, б, порой, б, оче-е-ень, б, оригинален! – кричит мне Сергей с перепуга, почему-то высоким штилем и с употреблением неопределённого артикля «б…» после каждого слова.
В итоге эту сову коллективно, с Сергеем и его семьей мы приносим в Новосибирский зоопарк. Удивительно, но берут её туда без проблем. И когда совушка усаживается на ветке в вольере, то на вид становится совершенно неотличимой от всех остальных своих товарок.
— У нас таких много есть, — говорит служитель.
— Не-е, наша сова, она всем совам сова. Видишь, я ей на одной лапе латунный лад от гитарёхи загнул пассатижами? Музыкальная, б! Будем её навещать теперь, — говорю я.
***
А за пережитый ужас с той совой Сергей Пермяков со мною потом случайно, но рассчитывается. Как-то он приходит навестить меня и звонит в дверь:
— Кто там?
— Милиция! — не думая отвечает Сергей.
— Сейчас… — говорю я и тихо-тихо иду в комнату.
Районный военком давно уже пугает меня, что придёт за мной с милицией…
Когда Сергей понимает, что несколько переборщил, то стучит в дверь и кричит:
-Эй-й! Не бойся! Нет здесь никакой милиции! Это я, Сергей Пермяков!
Открываю дверь. Бледный, одетый в пальто (зима на улице) и с рюкзаком за плечами. Окно на кухне открыто. Второй этаж! И я уже собираюсь прыгать из него и уходить в ленточные сосновые боры на Оби… Только не в Советскую Армию! Я очень недоволен шуткой Сергея и до сих пор её поминаю исключительно матом.
А просто время такое! Телефонов-то в Новосибирске ни у кого нет, вот и ходят музыканты друг к другу без звонка, когда вздумается.
Кто это, ресторанный музыкант?
В то «золотое» время, 70-80-е годы при СССР, ресторанный музыкант – очень престижная и уважаемая профессия. Из разряда: товаровед, рубщик мяса на рынке, таксист, автослесарь и т.д.
Во-первых, это деньги! Так, в новосибирском ресторане «Садко» музыкант получает примерно 1500 рублей в месяц. Причём это почти официально. В отличие от спекулянтов, например! И за парнас тогда ещё не наказывают. А это ещё столько же. И столько… официально получает в городе только лётчик-испытатель с Чкаловского авиазавода!
Во-вторых, это возможность доступа в любые рестораны города. Всегда! Поэтому даже знакомство с ресторанным гардеробщиком тогда было престижным и полезным, а уж с музыкантом тем более! В общем, музыканты – это ресторанная элита в то время. У них в ресторане свой стол, а официанты в перерыве носят им туда чай бесплатно. И т.д. и т.п.
И вдруг….
В 90-е всё резко меняется! И работа ресторанным музыкантом перестает приносить большой доход. И появляется очень много богатых людей. И музыканты превращаются из элиты в обычную обслугу.
Причём у нас в стране это падение ещё не такое дно, как в Америке, например. Там музыкант в ресторане – это вообще низшая каста! Ниже посудомойки и уборщицы! Любой работник, и не только работник, но и посетитель может сделать замечание, а то и наехать на музыканта.
Новосибирец, а ныне американец, гитарист Василий Маринин рассказывает мне, как к нему во время работы в каком-то баре подходит итальянец, которому он чем-то не нравится, и совершенно безнаказанно материт его на своём итало-английском языке. Каково?!
И если раньше знакомство с ресторанным музыкантом престижно и полезно, то потом оно становится не только не престижным, но и в чём-то компрометирующим! Ну глупо же гордиться знакомством с уборщицей туалетов например, да?
А у гитариста Сергея Пермякова в это время происходит такой случай…
К ним, в большой и престижный ресторан, его друг детства, бизнесмен, приводит своих приезжих бизнес-партнёров. Видимо, отмечать сделку. И в перерыве Сергей, в желании угодить другу предлагает ему «подарить» песню его гостям – сделать объяву со сцены в микрофон на весь зал. Ну как в «Мимино»:
«А эта песня посвящается нашему гостю из солнечного города Телави!»
Но друг, буквально секунду подумав, говорит:
— Не надо!
Он понимает, конечно, что знакомство с ресторанным музыкантом не принесёт никаких дивидендов и не повысит его статус в глазах партнёров, а ровно наоборот!
Отсюда вывод: тонкая творческая психика далеко не каждого музыканта может смириться с резким «падением социального статуса», отсюда и всяческие суррогаты-перфомансы.
Но об этом позже…
Будем жить!
Путч в «Праздничном зале»
Как красиво… Ночь… Лодочная станция… Лодка… Река… Море… Океан… Нет, «Океан», это в следующем доме, и туда точно никого не возьмут, всё занято!
Но обо всём по порядку…
***
Счастье без ума – дырявая сума: где найдёшь, там и сгубишь.
В 70-80-х в Новосибирске есть одно музыкально-танцевальное заведение, где музыканты работают не как в обычном кабаке. Это «Праздничный зал», коротко ПЗ, что на Красном проспекте. Кстати, стоит он в одном ряду с фешенебельными ресторанами «Океан» и «Садко». Хм-м, каламбурчик какой получился, а-ха-ха! А что, и впрямь стоит в одном ряду (это реально три дома подряд по Красному Проспекту Новосибирска).
И относится ПЗ к какому-то зачуханному тресту «НовосибирскГорБыт»(кажется…) по оказанию каких-то бытовых услуг населению. А работает ПЗ так: пять дней в неделю этот огромный сарай из стекла и бетона на первом этаже жилой девятиэтажки стоит закрытым, а по выходным в нём проводятся свадьбы.
Музыканты, постоянно работающие в ПЗ, официально устроены в этом тресте, где и получают зарплату за свои два рабочих дня в неделю. А поскольку это сущие копейки, не считая «премий» от брачующихся в виде водки и закуски, претендовать на эту точку могут только совсем слабые музыканты, которые имеют другую основную работу, не связанную с музыкой, и для которых музыка просто хобби, а не кусок хлеба насущного.
И так продолжается до того момента, пока директором ПЗ не становится молодой предприимчивый человек по имени Олег, который и производит в нем революцию.
Свадьбы по выходным остаются, а остальные пять дней в неделю там теперь проводятся вечера «Службы знакомств». То есть танцевальные вечера для взрослых, где незамужние и неженатые (а может быть, и нет…) люди могут просто потанцевать, а заодно найти себе пару. Если и не на всю жизнь, то хотя бы на вечерок-другой.
Входной билет сюда стоит недёшево, но всё равно, это намного дешевле, чем посещение любого ресторана, что немаловажно. Желающие культурно накатить коньяка или шампанского могут сделать это в буфете на втором этаже. Там есть удобные столики, стулья, закуски, лимонады и всё такое. А нежелающие просто танцуют и общаются между собой.
И начинается…
Народа в ПЗ приходит столько, что музыкантам даже приходится помогать женщине-контролёру сдерживать двери, когда открывается касса по продаже билетов. Чтобы эти двери не вынесли.
А музыканты теперь получают зарплату в виде процентов от проданных билетов. А это по тем временам вполне приличная сумма. И «старые» музыканты сразу понимают, что они эту работу не тянут. А поскольку терять такую кормушку не хочется, двое из них быстро переквалифицируются в начальников – администраторов. А в качестве рабочих лошадок приглашают профессиональных музыкантов, вполне приличный музыкальный коллектив.
Да, они не звёзды типа гитариста Гены «Гонтаря», но они крепкие профессионалы. И у них ещё два преимущества – дружеские отношения между собой и большой музыкальный энтузиазм, свойственный молодым людям. Что и позволяет им в итоге быстро сделать вполне достойный репертуар. И программу они успешно сдают тому же самому жюри, что принимает программы в ОМА под руководством Виктора Бударина.
И с этого момента работа эта напоминает им рай! Вернее, рай как его представляют себе все кабацкие музыканты. Так, один очень хороший музыкант из ресторана «Центральный» рвётся поменять свой ЦК на ПЗ, несмотря на существенную потерю в деньгах. Но отвергается коллективом. Занято, дядя!
И что же в ПЗ райского? А вот что:
Очень приличная официальная зарплата – 300 рублей в месяц, в отличие от филармонической ставки через ОМА Виктора Бударина – 90 рублей в месяц.
Процент от проданных билетов. Итого до 1000 рублей в месяц на каждого.
Отсутствие пьяной достачи и необходимости играть «Мурку» или «Чито-маргалито» по несколько раз за вечер для «дорогих гостей из солнечного Магадана».
Возможность играть только то, что интересно и хочется самим музыкантам.
Категорический запрет на курение в зале.
И ещё один приятный нюанс.
Вечера эти делятся по возрастным категориям – «Кому за 20», «Кому за 30» и «Кому за 40». И самая старшая категория оказывается достаточно требовательной к репертуару – в самом хорошем смысле. Люди в возрасте подходят к сцене и робко просят исполнить танцы с незнакомыми названиями: «Падеграс», «Падеспань», «Па-де-катр», «Полонез», «Кадриль» и т.п.
Приходится музыкантам искать ноты в нотной библиотеке и срочно восполнять пробелы в своём музыкальном образовании и репертуаре. Но оно того стоит! Так умилительно смотреть, как пожилые люди становятся в пары друг за другом и выполняют одни и те же танцевальные движения. Довольны все – и музыканты, и благодарная публика. Музыкантов посетители любят, и они чувствуют себя героями.
И в качестве вишенки на торте…
Большинство посетителей, вернее, посетительниц, составляют барышни «в поиске». И некоторые наименее морально устойчивые музыканты беззастенчиво пользуются этой ситуацией. Считай каждый день у них по новой подружке! А то и по две…
Скажите, если это не рай, то что тогда рай вообще?
Но продолжается этот рай, увы, всего полтора года. И заканчивается он тупо, глупо и грустно. В городском суде… где всем музыкантам в качестве компенсации за незаконное увольнение присуждают зарплату за полгода и предлагают работу сторожами на лодочной станции, тоже кстати подразделении треста «НовосибирскГорБыт». И тут же снова увольняют. Уже законно.
А дело в том, что один из двух «старых», ещё тех, первых музыкантов, которые становятся начальниками-администраторами, и руководство их сводится к тому, что они получают зарплату наравне со всеми, ещё работает где-то в прокуратуре. И у него созревает коварный план – стать директором ПЗ! Но для этого ему надо «убрать» нынешнего директора Олега. И для этого им задумывается и проводится следующая комбинация. Довольно гнусная, но сплошь и рядом тогда применяемая. Достаточно вспомнить историю выдавливания из ресторана «Гостиница «Северная» музыкального коллектива с участием Александра «Сахара» Гусева (Сюжет «Deep Purple»). И у музыкантов не хватает ни ума, ни воли для того, чтобы в ней не участвовать. Обещает им «музыкант-прокурор» золотые горы, и они на это ведутся, хотя и так в раю…
Короче, музыканты тупо подпаивают директора Олега, а музыкант-прокурор вызывает заранее предупреждённый наряд милиции. И Олега отвозят в вытрезвитель. В перспективе его за это должны выгнать из партии и уволить из директоров, а освободившееся место как-то там планирует занять «прокурор». Но в итоге всё идёт наперекосяк! Олега не увольняют, а обходятся строгачом. Вся махинация вскрывается, и Олег сам увольняет всех путчистов «по сокращению штатов». Быстро и жёстко, хотя и не совсем законно.
А музыканты…
Понятно, что не они главные заговорщики. Они просто как малые дети, жертвы чужой интриги. Правду же говорят, что кабацкие музыканты как спортсмены, которые всю жизнь качают мышцы, а не мозги! Даже книжек толком не читают…
И одного из них, самого талантливого, несмотря на участие в путче, даже снова приглашают на работу в ПЗ. Но уже с другими, более умными и лояльными музыкантами. И на других, уже менее «сладких» условиях.
Фамилия этого музыканта хорошо известна в новосибирской музтусовке, и по его просьбе я её не называю. И впрямь, кому охота про всё это вспоминать…
Пятачок и пытичка
Новосибирский ресторан «Садко». К виброфонисту Игорю Уварову, который ближе всех музыкантов находится к краю сцены, из группы танцующих подходит мужичок:
— Сколько стоит заказать песню?
— Пятачок, — отвечает Игорь.
— Всего-то? – говорит мужичок и кладёт ему на виброфон… монету в 20 копеек.
— Извини, мужик, сдачи нет! – выкручивается Игорь.
***
Кафе «Эврика». Разгар времени заказных песен. Идут одна за другой.
К гитаристу Лёве Шафиру подходит маленький азербайджанец:
— Пытичка хочу.
— Напеть можешь? — Лёва в недоумении пожимает плечами.
— Джип джип джуджалярим, — радостно поёт тот, приплясывая.
Это широко известная тогда детская песня, где от имени мамы-квочки поётся о том, как она заботится, чтобы ее цыплята получили больше зерна и воды.
И Лёва поёт… Пытичку.
***
Ресторан «Новосибирск» на ул. Ленина. Скрипач Вова Сизенёв всем всегда говорит, что споёт песню на любом языке.
И вот как-то заходят в ресторан итальянец, а с ним переводчик, который просит спеть песню на итальянском языке. Вова начинает петь…
Итальянец сначала стоит, открыв рот. Потом ложится на стол. И хохочет так…
Еле его откачали!
***
Кафе «Эврика». Грузин заказывает песню из к/ф «Мимино».
Спели…
Грузин подбегает к бас-гитаристу Игорю Денисенко и говорит:
— Ужасный акцент, но это так мило звучит… Дай твои слова, я перепишу.
Счастье
К клавишнику Андрею Кормановскому зашли послушать музыку его консерваторские друзья, включая Виталия Вдовина, ходячего камертона, «абсолютника». Принесли винца, закуски…
Но Андрей не в настроении. У него вдрызг расстроилось пианино, и его гордость – чёрный дог Лорд, воспитанный и аристократичный пёс, несмотря на окрики хозяина, куда-то унёсся с площадки, как последнее шаво.
— Ща… настроим! – говорит Виталий, доставая накидной ключ, и пробует пианино, проходя по нему гаммами.
И вдруг садится на круглый стульчик и выдаёт та-а-а-кую какофоническую пьесу, что все… ловят кайф. И это не шутейная игра на расстроенном пианино, а именно музыкальная пьеса. Просто она какофоническая. Они все одарённые консерваторские студенты, и такие вещи слышат на уровне подсознания.
— Э-э-э, Андрюха! – говорит Виталий. — Давай я завтра зайду, тебе пианино настрою, а то ещё поиграть хочется.
И лицо у него такое умильное и счастливое.
Тут за дверью раздаётся:
— Гав-гав!
Пришёл Лорд. Но как же от него воняет тухлой рыбой… Всё ясно! Где-то он её унюхал, валялся на ней и ещё сожрал пол-ящика…
Но, Боже, какая же у него при этом умильная и счастливая морда!
Будем жить, Серёга!
В 1980-81-м в новосибирском Клубе имени Ефремова Расточного завода, что на площади Сибиряков-гвардейцев на левом берегу Оби, работает музыкальный коллектив в составе: Михаил «Евдоха» Евдокимов – вокал (будущий великий артист и алтайский губернатор), Олег Курдов – бас-гитара, Олег Курохтин – гитара (сейчас группа Алексея Глызина), Сергей Дмитриев – клавиши (сейчас «Группа Новосибирск»), Вячеслав Коновалов – барабаны.
Репертуар стандартный – Дипы, Смоки, Рейнбоу и советская эстрада. В перерывах на сцену выходит Миша со своими пародиями на известных артистов – Папанов, Леонов, Милляр. И все присутствующие просто валяются на полу от смеха.
На сцене они смотрятся шикарно. Слава Коновалов, профессиональный закройщик, шьёт им всем из дешёвенькой, типа джинсовой, ткани одинаковые концертные брюки с кантом. Плюс обычные белые рубашки. Красота!
И работает этот коллектив можно сказать на износ. Сплошные танцы и халтуры – свадьбы, школьные вечера. Сказать, что музыканты устают, – ничего не сказать. В конце дня еле ноги волочат от усталости. Попробуй-ка чуть не каждый день потаскай аппарат туда-сюда – колонки и усилители. Уже ни до чего и ни до кого дела нет… Голову бы до подушки донести.
А Миша ещё с утра ходит учиться в свой Торговый институт и ещё подрабатывает ночным сторожем в Клубе имени Клары Цеткин. И хотя он крепкий парень, но от жизни такой постоянно, как бы сказать, подсыпает. То на диванчике в гримёрке примостится, а то и прямо на стуле глазки прикроет. На четверть, на полчасика… и нормально.
Но вот спать стоя Миша не умеет…
А метро в Новосибирске тогда ещё нет, и трамваи, автобусы и троллейбусы ходят гораздо реже, чем хотелось бы, но при этом всегда забитые до невозможности. Прислониться в угол, чтобы не задавили, уже счастье. А чтобы ехать сидя, это вообще из области фантастики. А 15-й автобус до Мишиной и своей конечной остановки от Расточки пилит больше часа. И поспать этот час в автобусе Мише нужно позарез, а на конечной его по-любому разбудят.
И однажды Сергей, когда они с Мишей садятся в 15-й автобус вместе, становится свидетелем и участником вот такой театральной сцены в исполнении будущего великого артиста:
У Миши начинается приступ! То ли эпилепсии, то ли судорог… На него страшно смотреть. Он трясётся, задыхается и вот-вот упадёт, поддерживаемый только плечами зажавших его со всех сторон пассажиров. Имитация, конечно, но какая талантливая…
— Воздуха, воздуха ему! – орут сердобольные советские граждане.
С заднего сидения у окна мгновенно выкидывают какого-то зазевавшегося мужичка, на его место усаживают Мишу и сдвигают около его головы узкую полоску форточки:
— Дыши, давай, парень! Вишь, духота какая сёдня на улице…
Миша дышит в форточку, и ему как бы действительно становится легче! Он быстро прижимает к себе голову Сергея и шепчет ему на ухо:
— Будем жить, Серёга!
И блаженно улыбаясь, Миша Евдокимов засыпает…
Сибирский капитан
Вася. Он мой сосед и друг детства. В этом самом детстве он приходит ко мне домой, кладёт передо мной рубль и говорит:
— Давай, учи меня играть на гитаре и боксу!
Маленький, маленький, а уже знает волшебную силу денег… И я его учу! И в секции бокса насчёт него тоже договариваюсь. Он тогда ещё совсем мелкий и худенький…, но отчаянный и бесстрашный. Защищая девочку из класса, дерётся с хулиганом в два раза крупнее его. За эту смелость его и берут в бокс. И со временем он становится отличным боксёром, гитаристом и… качком.
Алиса Мон
Правильнее, конечно, было бы, если бы фамилия у Васи была не Маринин… Ибо женщин с именем Марина в его насыщенной событиями новосибирской музыкальной и вообще жизни нет и не было. Ну может, мельком. А вот Света, Света Безух, она же знаменитая Алиса Мон, есть! И он даже на ней некоторое время был женат.
Тонкая и звонкая красавица Света приезжает в Новосибирск из Иркутской области и пытается устроиться в городе певицей. Но для этого по драконовскому правилу тогдашнего руководителя ОМА Виктора Бударина ей надо поступить в музучилище. И она идёт туда поступать. Но её не принимают. А потому что поёт она хорошо, а вот нот вообще не знает, всё поёт на слух.
Однако её вдруг берут вокалисткой в джазовый оркестр при музучилище под руководством всеми уважаемого педагога Сан Саныча Султанова.
Повезло! У него как раз выпускается и уезжает певица, и он ищет ей замену. И находит!
Так Света остаётся в городе, а в музучилище поступает через год, когда выучивает ноты. Правда, всё равно её оттуда потом выпирают, написав «профнепригодна». Да и чёрт с ними, не пригодилось!
Вася Маринин тоже на чём-то играет в этом замечательном оркестре, как и многие выпускники новосибирского музучилища. Свету он, естественно, сразу срисовывает и тут же зазывает на вечернюю подработку в музыкальный джазовый коллектив известного новосибирского кафе «Эврика», где и сам работает в составе джазового трио: Василий Маринин – гитара, Николай «Крючок» Крючков – барабаны, Владимир «Бледный» Коновалов – бас-гитара.
— Попрактикуешься!
Ну а позже вообще женится на Свете, подарив ей на свадьбу аж пять красных гвоздичек и закинув свой чемодан в её съёмную комнату в коммуналке, где они с Колей «Крючком» потом частенько сиживают, пьют пиво, пока Света учится, и на них жалуются соседи.
Поёт Света шикарно! Народ берёт «Эврику» приступом… Только бы послушать Свету! Да, она просто отлично поёт песни Чаки Хан и другие джазовые вещи.
Но директриса «Эврики» не любит джаз и частенько «под балдой» выходит в зал и вырубает розетки у сцены, наваливаясь на рубильник своей полной высокой грудью. Электрогитары и микрофоны замолкают, после чего рубильник опять врубается. И тогда Света «добивает» музыкальную программу советским «попом». И тоже кстати шикарно.
Естественно, в музучилище голосистую стройную красавицу Свету ну никак не мог не заметить маститый новосибирский «демон-плейбой», как его тогда называли, известный клавишник и композитор Сергей Муравьев. И с этого места начинается бурная любовно-музыкальная история длиной в годы.
Вкратце, сюжет этой не совсем мелодрамы таков…
Света уходит от Васи, прошла любовь! Зимней ночью она просто выходит из дома и идёт… к сердобольному Коле «Крючку»! И некоторое время кантуется у него. Спят они так: он на диване, а она на кровати через журнальный столик. Потом Света снимает «однушку» и выдыхает:
— Свобода!
Но не тут-то было!
Упорный и деятельный Сергей из всех музыкантов кафе «Эврика» создаёт знаменитый ВИА «Лабиринт» и женится на Свете. Она рожает ему сына, и он на слова Михаила Танича пишет для неё советский шедевр «Подорожник-трава». И с этой своей нетленкой Света выступает на 1-м канале ТВ. Да где только она не выступает! И вся страна восхищается ей уже как Алисой Мон…
А отвергнутый Вася Маринин с горя уходит в жесточайший запой и в итоге улетает в Америку, где и пребывает до сих пор в разных степенях благополучия и трезвости.
Сейчас Вася не пьёт вовсе! Ведёт здоровый образ жизни и, приезжая в Новосибирск, даже к кофе просит мёд вместо сахара!
А тогда…
Москва
Для начала Вася переезжает в Москву. По связям Сергея Муравьёва там он работает с известными московскими музыкантами, слушает новую свежую джазовую музыку и увлекается современной джазовой импровизацией в стиле Алана Холсворда.
И вдруг…
Вася записывается с Андреем Давидяном на студии в клипе песни «Капли дождя» с группой «Alter Ego». И внезапно Васина импровизация в этой песне признаётся «Лучшим соло года». Про него в московской музтусовке начинают говорить, упоминать… и даже с ним здороваться. Иногда, а-ха-ха!
Однако один злой гений, новосибирский барабанщик по имени Коля с погонялом «Крючок»… Да! Тот самый его одноклассник по 57-й школе, с кем Вася работает в «Эврике», пьёт пиво в комнате у Светы и этим навсегда отвращает её от себя, и у кого она ночует, когда сбегает от Васи… летит по вызову в США и по приезде туда делает вызов Васе.
Америка
И Вася таки тоже едет в Америку. Без копейки в кармане. Там же, типа, заработает…
Но в Америке начинается настоящий кошмар! Работа где и кем придется. Заливка битумом крыш. Копание земли лопатой, когда экскаватор стоит рядом, тупо ржавея. Ну и т.д.
И Вася с Колей «Крючком» собирают в Америке трио с басистом, тоже новосибирцем Колей с погонялом «Могила», который раньше был соло-гитаристом, но как-то перешел на бас, и у него на басу стало получаться.
Какие-то знакомые старые американские лабухи помогают им найти халтуры, но на них платят копейки… и дают по тарелке супа. А за поездку надо залить бензин в вэн, и получается, что всё напрасно, никакого заработка нет.
В одном месте байкеры требуют от них бойкой музыки, а они играют заунывную босанову, которую сочинил Вася. Тогда пьяные байкеры начинают кидать в музыкантов обглоданными костями! Больно и унизительно! Спасает положение местный лабух, старый еврей. Он начинает петь песню в стиле панк – что вижу, то и пою! Как наш чукча.
И вдруг… О, чудо!
Байкерам это все уже нравится, и они начинают кидать в музыкантов смятыми стодолларовыми купюрами. Как Вася ловко уворачивается от костей, так же ловко он ловит и эти купюры. И в этот вечер им удаётся убраться восвояси без звездюлей и с полными карманами денег. Красота!
Катамаран
И вскоре Вася понимает, что одной музыкой в Америке на жизнь не заработать. И вообще, что бы он ни делал в Америке, не идут дела! Всё как-то кисло и всегда хочется выпить! И так много лет.
И вдруг…
Васю знакомят с только что прибывшей в Америку девушкой из Приднестровья по имени Клава. Она тоже музыкантша, выпускница дирижёрско-хорового отделения тамошнего музучилища. Красивая! И Вася берет ее с чемоданом к себе домой в съемную квартиру в Бруклине NY. Она не против, и там они начинают свою совместную жизнь. Клава подает на беженство, а Вася идет за ней прицепом. Клава выигрывает кейс, и у Васи после стольких лет нелегального жительства в США появляется шанс нормально там обилетиться!
Клава начинает заниматься стрижкой собак, и это дает ей неожиданно высокий доход. Финансовая ситуация молодой семьи выправляется. Вася с Клавиной подачи тоже начинает развозить газеты по Бруклину, и всё вокруг становится лучше и лучше…
Но стакан-то… тоже где-то тут, рядом. И Вася налегает на него. Бухает каждый день, везде. Клава гоняет его как может. Они снимают тогда полдома в местечке Хантингтон, что на Лонг-Айленде NY.
И Вася покупает старенькую лодку с парусом типа «Дракон», с килем и весом четыре тонны. Я его посещаю на миллениум, и я в восторге, лодка выглядит как новенькая. Трезвый, пьяный, но Вася работает с лодкой зимой. И он умеет навести марафет на деревяшку ещё со времен самопальных гитар, и делает из лодки настоящую лаковую конфетку.
Мы с Васей пытаемся выпить привезённую мною канадскую водку, но суровая Клава настигает нас везде, и в лодке, и в гараже. И тому есть веские причины…
Празднование миллениума не задаётся, Вася напивается пьян, Клава тоже, они ругаются и дерутся меж собой. И я уже вообще жалею, что приехал.
Однако через какое-то время я вновь приезжаю к Васе в Америку! Что поделаешь, долбит меня ностальгия по новосибирским друзьям-музыкантам из юности. Да не один приезжаю, а со своим израильским товарищем по имени Даник, естественно, тоже клавишником из Ташкентского музыкально-циркового училища.
Вася к тому времени уже за бесценок продаёт свой «Дракон» Коле «Могиле». И задорого покупает потертый льдами огромный катамаран на восемь спальных мест и человек так на тридцать общей вместимостью на палубе. И он уговаривает нас с Даником поехать посмотреть его огромный корабль и, возможно, покататься на нем.
Этот катамаран – главный элемент нового Васиного коммерческого проекта «Siberian Captain»: выходить на нём в океан с группами отдыхающих, чтобы там купаться, загорать, выпивать, закусывать, слушать прекрасную гитарную музыку и пение в его исполнении. И у Васи на этот проект большие надежды.
Время уже поджимает, я сопротивляюсь, но Даник загорается путешествием, и мы едем к заливу в New Jersey, где Вася на халяву паркует свой катамаран. А потому с него денег не берут, что катамаран стоит в заливе между двух торчащих из воды обгорелых деревьев и до него ещё надо как-то добраться. Но у Васи есть небольшая лодка с электромотором. Мы садимся в неё, грузим продукты, гитару и… пятилитровую коробку вина производства США.
Хм-м, однако! Пьянство на воде, да еще и в океане?! Непозволительно это никому вообще-то.
И мы благополучно выдвигаемся в океан на огромном катамаране с двумя мощными навесными моторами Yamaha-120 прямо из бухты-залива. Вася стоит за штурвалом, и GPS у него укреплен прямо у носа. Но он в него даже не смотрит, еще же, типа, светло, и так всё видно:
— Ну чё, чуваки, врежем винца?!
— Вася, бухать в океане – верная смерть! – говорю я осторожно.
— Да отвали ты, б! Как моя Клава, б, говоришь…
И мы пробуем вино. Кислятина невероятная, в рот не взять.
— А все мерикосские вина кислые, ибо виноград у них дерьмо, не вызревает! – резюмирует Вася, допив из коробки всё. Все пять литров!
— Ну так и зачем пить эту гадость? – ворчу я.
— А что ещё здесь пить?! Дешево и сердито! — разводит руками Вася.
И так мы на двух японских моторах очень быстрым ходом идём прямо к выходу в открытый океан. Все кайфуют от хорошей скорости и тихой воды. Я беру гитару и на видеокамеру пою военную песню:
— У незнакомого поселка…
И вдруг…
Погода резко меняется. Налетает шквал! Ветер начинает дуть со страшной силой, тучи мгновенно заволакивают небо и серым одеялом наваливаются на залив.
А мы уже подходим к выходу в открытый океан. Вот как есть – с пьяным Сибирским Капитаном Васей, серо-черным небом, волнами в полметра и ветром, который уже сдувает с палубного столика все пластиковые стаканчики.
БА-БАХ!
Катамаран со страшным треском садится на мель. Все падают. Но катамаран засел напрочь и дальше не идёт!
Н-да, ситуация… Вызвать бригаду спасателей в океан стоит 10 тыс. долларов. Что же делать?!
И вдруг…
Вася раздевается и прыгает в холодную океанскую воду:
— Да тут мелко! — радостно кричит он, еле доставая цыпочками до дна.
Он пытается толкать корабль, да куда там! Тогда в воду сползаю я. Мне вода по шею, и я тоже толкаю катамаран. И тот через какое-то время начинает сдвигаться. И в итоге сползает с мели.
А моторы-то работают, их же никто не выключил!
Даник мечется по палубе и не знает, что делать! А катамаран, естественно, начинает быстро удаляться от мели. Кое-как талантливый Даник всё же выключает моторы. Потом снова заводит их и потихоньку подплывает к нам с Васей. Молодец парень, разбирается с перепуга что к чему!
Но как нам забраться на катамаран?! Ведь Вася, б, все лестницы благополучно забывает в лодочке! Около часа мы плаваем в холодной воде Атлантики и никак. Залезть на скользкий катамаран нам так и не удается. Лишь позже мы соображаем, как… По крыльям мотора! И в итоге, как-то залезаем.
***
Уже темно и мы черт-те где… А ещё Вася… падает у штурвала и просто засыпает. В нём же без малого пять литров вина, не шутка.
И вдруг…
Я вижу, что мы летим прямо в берег. А на берегу, на лавочке, под желтым фонарем сидит пара пенсионного возраста 80+ и полощет в океане ножки. А за ними стоит дощатый домик-дача. И через пять секунд мы в этот домик влетим…
Я кидаюсь к штурвалу, отпихиваю от него бездвижное тело Васи и резко отворачиваю от берега, замечая, что пенсионеров уже как ветром сдуло. И я веду катамаран дальше, в кромешной тьме около светящегося огнями берега. Обратно в залив. При этом я смотрю в GPS, вижу все мели и спокойно их обхожу. Ничего сложного!
Облака расступаются, выглядывает огромная луна, и мы идём уже при её свете. Красота немыслимая! Так мы заходим в бухту, находим те обгоревшие деревья и швартуемся между ними.
И вдруг…
О, чудо! Просыпается Сибирский Капитан Вася. И совершенно спокойно говорит:
— Ох-х, чуваки, что-то я подустал! Может, не поедем сегодня кататься?
***
Мы сворачиваем паруса, убираем моторы, садимся в лодочку и плывём к берегу в кромешной тьме. Хорошо покатались! А Вася ничего и не помнит…
Время двенадцать часов ночи. Наш автобус в Канаду да-а-авно ушел без нас с Даником. Вася подбрасывает нас на машине в Бруклин, и часам к двум ночи мы садимся на гремящее ночное метро на Брайтон Бич. Доехав до станции «34-я улица — Хадсон Ярдс» (линия 7), мы пересаживаемся на линию A и едем до станции «42-я улица — Автовокзал Порт-Оторити». Отсюда мы можем уехать первым утренним автобусом в Канаду.
Станция метро
Найти под землей выход наружу мы сразу не можем и некоторое время бродим там туда-сюда в каком-то кромешном аду! Оказывается, здесь под землей постоянно живут тысячи людей! Они лежат везде: и справа, и слева, и на сколько глаз хватает, и впереди, и сзади. Это какой-то подземный город, где все сделано из крупных высеченных решёток с дырками в большой палец. И поэтому через них видно всё на несколько этажей вниз. Люди стоят, сидят и лежат на картонных подстилках. Сверху на голову что-то падает: хлебные крошки, мусор, всякая гадость, клочки газет, целлофан… Люди спят, едят и даже читают в полутьме книги и газеты.
Некоторые лежат парами. Вот белый парень, никого не стесняясь, овладевает девушкой в миссионерской позе. При этом он целует её в губы, а его длинные желтые волосы свисают паклями сквозь дырки в решетке. Сюр какой-то! Очень много белых, хотя негры тоже есть. А вот свободных мест нет. Всё битком забито, как на пляже в советском Сочи!
— Пойдем на улицу, — говорю я обалдевшему от всего этого и хлопающему глазами Данику. — Пошли уже, говорю, не фиг тут смотреть, порнушку, что ли, никогда не видел?
Даник неоднократно бывал в Америке у родственников, но таких картин он действительно никогда не видел и даже не предполагал о возможности их существования.
Наконец нам удается выбраться наверх, и мы покупаем билеты на утренний автобус до Торонто. Теперь нам надо как-то дотянуть до 7 утра. На улице мы находим большой ночной супермаркет, который держат японцы.
— Сэндвич? – спрашивают нас японцы. — С каким мясом? С индейкой? ОК, пять минут. Пить будете?
— А можно?
— Да, конечно, если здесь. Что будете: коньяк, виски, водку или пиво?
— Пиво, — говорю я.
И вскоре мы с Даником уже едим огромные сэндвичи и запиваем их пивом. Свежая зелень, картошка фри, индюшка, лук, огурцы, помидоры, все соусы мира и ещё все что хочешь можно попросить положить или полить. Очень вкусно!
Уборка
На улице темно и холодно. Осень. Но обратно в автовокзал зайти нам не удаётся, приходит время уборки и всех просят выйти на улицу. И начинается что-то невероятное: из ворот метро вываливаются крикливые скопища людей со своими манатками. Оказывается, и в метро есть ночной перерыв на уборку, и все должны на час-другой выйти на улицу.
Народ прёт толпами. Они мгновенно заполняют собою все улицы вокруг входа в метро. Тысячи человек со своими картонками, мешками, детьми, колясками и чемоданами выходят в кромешной темноте на улицу. Зрелище не для слабонервных!
И вдруг…
К нам подходит огромный негр в шикарной кожаной куртке, которая как бы полита лаком минуту назад. Распахивает полы этой куртки и показывает нам тучу висящих там часов и золотых цепочек.
— Do you want to go to my deal? No? Why? Don’t need? Why don’t you want to make a deal with me? You’re a fucking idiot.
Стоящий рядом с нами гигант-полицейский слегка поворачивает голову – и негра как ветром сдувает. Вот он только что стоял… и вот его уже нет!
Буквально через несколько минут к нам подходит другой негр, еще крупнее и шире предыдущего. Под руку он ведет красивую белокурую девушку, одетую в прозрачный плащик на голое тело. Вопрос у него тот же самый, и он так же ругается на ломаном английском. Потом делает знак девушке, и та раскрывает полы плаща, показывая свое тело. Тонкая талия, девичий животик, крепкие груди и стройные ноги. И лицо… Такое знакомое-знакомое.
Определённо я видел её в Москве, когда жил у Андрея Зуева и тусовался по музыке на студии Аллы Пугачевой и Александра Кальянова. Ну точно она! Девушка-саксофонистка. А может, и нет…
***
Прибыв в Торонто и, наконец, добравшись до частного дома, где я снимаю первый этаж, Даник не выдерживает напряжения и пускает слезу:
— Ну ты умеешь удивить… Не каждому в целой жизни доводится увидеть такое, что ты мне в Америке за три дня показал!
— Да оно как-то само собой вышло, — усмехаюсь я.
Полный вариант повести размещен на литературной площадке Autor.Today.
Об авторе:
Михаил Михайлович Востриков (г. Санкт-Петербург)
Начинающий автор Самиздата. Ранее не публиковался, в конкурсах не участвовал. Пенсионер из Санкт-Петербурга. Уроженец Новосибирска.
