8 февраля 2021 года исполняется 100 лет со дня рождения сибирского поэта Ивана Ветлугина.
Настоящая фамилия Ивана Матвеевича Ветлугина — Иост. Он родился в алтайском селе, был учителем в школе, преподавал русский язык и литературу. Затем работал журналистом. В годы Великой Отечественной войны сражался на фронте. В 1946 году вернулся в мирную жизнь, переехал в Новосибирск, работал в газете «Советская Сибирь» и журнале «Сибирские огни».
Военные годы стали значительной главой биографии поэта и многие его стихи посвящены военной тематике. Ветлугин считал своей важной задачей сохранение памяти об этом непростом времени и призывал к тому же будущие поколения.
Сверстнику
Нам порою дают за тридцать
по лучистым морщинкам у глаз.
Что поделаешь, если лица
в двадцать три постарели у нас.
Горе было таким тяжелым,
только вспомни — захватит дух.
Шло оно по цветущим селам,
превращая девчат в старух.
Чтобы девушки не поседели,
чтобы жили они не скорбя,
в двадцать лет мы надели шинели,
горе приняли на себя.
***
Если б не каска и не погоны,
если б не матовый ствол автомата,
был бы похож он сейчас, запыленный
на землепашца,
не на солдата.
Если б не город под пологом черным,
если б простор за домами был виден,
если б шагал он по нашей Подгорной,
а не по сумрачной
Унтер ден Линден,-
На крупных ладонях заметив мозоли
И на лице его капельки пота,
люди сказали б:
-Наверное, с поля.
Жаркой была там, как видно,
работа!
***
На исходном рубеже
На исходном рубеже атаки
нету слов «позднее» и «потом».
На исходном рубеже атаки
ловят воздух пересохшим ртом,
пишут письма на клочке бумаги,
вспоминая дом свой, отчий край.
На исходном рубеже атаки
говорят суровое «прощай»…
Вот сюда, где веет холод смерти,
я с собой письмо свое принес.
Что хранил я в маленьком конверте,
пролетевшем десять тысяч верст, —
пару строчек о погоде хмурой,
о весне, о звоне первых струй,
или твой проверенный цензурой
тысячный воздушный поцелуй?!
Я не знал, какую нес с собою —
грустную иль радостную весть.
Мне письмо вручили перед боем,
не спросив, успею ли прочесть.
Тяжела была на сердце накипь —
где-то край мой, где-то отчий дом?..
На исходном рубеже атаки
ничего не делают «потом».
Торопись — или огнем и ветром
захлестнет неистовый поток!
…На ладонь мне выпал из конверта
бережно засушенный цветок.
Как смешно,
нет, странно все на свете!
Перед тем, как броситься в штыки,
я дышу на хрупкие,
на эти
высохшие в книги лепестки.
Я дышу…
Но как цветов названье?
Что-то помню, смутно, как во сне…
Не они ли в матовом стакане
у тебя стояли на столе?!
За окном —
почти бумажный вырез
синих гор…
Мерцание реки…
Я же знаю, где они раскрылись —
жаркие, как пламя, огоньки!
Нужно им,
в огонь и в жизнь влюбленным,
чтобы солнце было на виду,
и они, рассыпавшись по склонам,
как бойцы, штурмуют высоту.
Нас на смертном рубеже — немало!
Чтоб помочь мне —
на передний край,
громыхая залпами обвалов,
движется разгневанный Алтай.
Подошли леса, цветы и злаки —
сколько жизни, света и тепла!
На исходном рубеже атаки
вся Отчизна нынче залегла.
