Наталья Сергеевна Короткова родилась в 1974 году в Бердске. Окончила факультет психологии НГИ. Работала психологом в реабилитационных центрах для инвалидов. В настоящее время директор по персоналу торговой компании. Публиковалась в журналах «Дон», «Молодая гвардия» и др. Лауреат премии «Сибирских огней» в номинации «Новые имена». Недавно вышла её новая повесть «Трава на обочине».
– Вы весьма удачно стартовали как прозаик. Как раскрутиться автору хорошей рукописи?
– Кто-то становится известным после получения престижной литературной премии, кому-то повезло пробиться к издателю, бывает, что за свой счёт издают книгу… Не знаю. Меня к раскрученным авторам пока нельзя отнести. Поэтому действую по стандартной схеме: участвую в литературных конкурсах, рассылаю рукописи по толстым журналам. Книгу в наше время, если есть деньги, издать может каждый, а вот публикация в «толстяке» – это своего рода знак качества. Ну и, конечно, многое зависит от удачи. Для меня серьёзным творческим стимулом послужило приглашение на совещание сибирских авторов. Это так важно, чтобы на тебя обратили внимание и поддержали профессионалы. Очень благодарна главному редактору «Сибирских огней» Михаилу Щукину, критику Михаилу Хлебникову. Признаться, до того, как получить их оценку, вообще была не уверена, стоит ли мне заниматься этим «сомнительным» делом.
– Говорят: нельзя научить – можно научиться! Достаточно ли мастер-классов и семинаров для того, чтобы стать писателем?
– Мастер-классы, семинары – вещь, конечно, нужная. Но я уверена, что этого недостаточно. Можно научить мастерству: техникам, приёмам, умению выстроить сюжет… Вот, бывает, читаешь такое правильно «сконструированное» произведение, а… не цепляет. И поди разберись – почему. У другого же автора вроде и сюжет примитивный, и никаких особых приёмов он не использует, а начнёшь читать – и оторваться не можешь. Вот о чём мой любимый рассказ «Алёша Бесконвойный» Василия Макаровича Шукшина? Топит мужик баню. И всё! Ничего особенного как будто не происходит. А сколько ни перечитываешь, на душе всякий раз теплее делается. Для меня ещё очень важна личность писателя. Не знаю, правильно это или нет, но я не могу разделить для себя автора и произведение. Вот читаю того же Шукшина – и как будто с близким, родным человеком разговариваю.
– Как мне кажется, писатель всегда перфекционист. Это изнуряет?
– Судя по качеству современной литературы, не все писатели, к сожалению, перфекционисты! А если серьёзно – очень изнуряет. Порой лежит практически готовый рассказ, но ты-то знаешь, что в одном месте нужно бы подправить, в другом доработать. Вот и страдаешь, ищешь без конца, то и дело перекраиваешь текст… Короче, сплошная мука. А ещё хуже, когда этот рассказ напечатали, а ты вдруг видишь ляпы и неточности, а исправить-то уже нельзя!
– Чьим современником себя считаете?
– Время, в котором мы живём, не ощущаю как своё. У Хотиненко есть замечательный фильм «Зеркало для героя», где два главных персонажа неожиданно для себя попадают в прошлое, в послевоенные годы. Там они встречают молодых родителей, знакомых из своего детства. И так точно передана в фильме атмосфера тех лет, что до слёз трогает. Сразу дедов своих вспоминаю, бабушек. Вот для меня это время побед и героев – моё. Я ни в коем случае не склонна идеализировать прошлое – всякое было. Но люди знали, ради чего они живут. А вот знаем ли мы?
– Какие книги вас сформировали в детстве?
– О! Я была не совсем обычная девочка: терпеть не могла книги про любовь и очень любила про подвиги и героев. Когда мне было лет десять, зачитывалась «Двумя капитанами» Вениамина Каверина. Я даже завела дневник, где на первой странице вывела цитату из книги: «Если быть, то быть лучшим!» Ну и жить в свои десять лет, соответственно, старалась, максимально следуя этому девизу. Сейчас, перечитывая дневник, сильно удивляюсь: и чего мне спокойно-то не жилось? Играла бы в куклы, как все нормальные девочки. Я же каждый свой день подвергала тщательному самоанализу: достойно ли его прожила, какие такие «грехи» совершила и как намерена их исправлять. Привычка к излишней рефлексии так и осталась с тех пор, уж не знаю – к сожалению или к счастью. Думаю, и к писательству она же меня подвигла. А детское пристрастие к «героической литературе», видимо, объясняет тот факт, что большинство моих рассказов и повестей – это чаще всего «мужские истории».
– Интересна ли вам новая территория – критика, драматургия? Не хотите попробовать себя в таком жанре, как пьеса в стихах?
– Стихи – точно нет, как-то не возникало такого желания. Даже в юности, когда многие себя пробуют на этом поприще. В период самоизоляции написала шуточное стихотворение о коронавирусе и лишний раз убедилась, что это не моё. Очень уж энергозатратное мероприятие. Хотя стихотворение, говорят, удалось. С прозой проще. Правда, я и прозу никогда не собиралась писать: мне уже сильно за тридцать было, когда состоялась «проба пера». Про пьесы – есть такая мысль. А что касается критики – вряд ли.
– Помечтаем. Приглашает вас президент и спрашивает, чем помочь. Что ответите?
– Вот не люблю я просить! Перечитала, видимо, Булгакова в своё время: «Никогда и ничего не просите, гордая женщина, особенно у тех, кто сильнее вас…» Правда, последующее утверждение – «сами предложат и сами всё дадут» – как-то не оправдало себя по жизни. Но ради общего дела можно. И коль скоро разговор у нас с вами о литературе, попросила бы о поддержке толстых литжурналов. Их бедственное положение всем известно. Пусть государственные мужи хотя бы вернут библиотекам возможность подписываться на них, что ли? Питерский журнал «Звезда» даже в блокаду выходил. Про гонорары авторам и речи нет. Их если кто-то ещё и платит, то суммы эти символические. Не то, что раньше. У моего отца сохранился чек от 1990-го года на сумму 55 рублей 68 копеек за публикацию в «Сибирских огнях» двух стихотворений в 40 строк. Это при его тогдашней зарплате в 250 рублей.
– Представьте: летят в самолёте прозаик, поэт, драматург, переводчик, критик. А на всех только два парашюта. Кому бы их выдали?
– Хочется ответить словами из известного кинофильма: «Ну ничего себе вы, барин, задачи ставите!» Может быть, чтобы не оказаться перед таким выбором, я и стараюсь поменьше летать на самолётах? Одно могу сказать точно: не знаю, как с остальными быть, но критиками разбрасываться в наше время в любом случае не стоит. Нам их впору в Красную книгу заносить.
– Люди боятся заболеть коронавирусом. А какая зараза страшнее – вирусы наживы, равнодушия, бездарности?
– Риск заболеть коронавирусом мы вряд ли можем исключить: в действенность масок верю слабо, а сидеть безвылазно дома для меня точно не вариант. А вот постараться держаться подальше от остальных перечисленных вирусов – это в наших силах. Для меня они одинаково страшны.
Юрий Татаренко
Фото из личного архива Н. Коротковой
Источник: портал «Навигатор»
