Муза дальних Марафонов (рецензия на книгу Т. Цыбульской «Душа, воплощенная в слово»)

Цыбульская Т. Н.
Душа, воплощенная в слово.
Стихи. Проза.
Новосибирск,  2018.  — 253 стр.

Вот уже скоро двадцать лет  (с 2001 года) сложился и беспрерывно действует Новосибирский поэтический марафон (ранее называвшийся «Дыхание третьего  тысячелетия»). Мероприятия выглядят, как уникальные собрания поэтов, приуроченные большей частью к летнему периоду.

Нынешний вернисаж волею судеб состоялся в недавнем октябре, осенью. И было бы странным, когда бы литераторы не отозвались на текущее время года собственными его стихотворными оценками. Тем более, что среди лёгких, медлительных листопадов  стояло редкое, тёплое, безветренное, едва ли не идеальное в наших краях бабье лето. Поют, поют поэты об осени, о бабьем, истекающем лете. О многом другом, конечно, тоже. И времени за трое суток выпадает столько, сколько нужно для того, чтобы каждый из десятков участников имел возможность высказаться, прочитать на публике свои произведения, облегчить, что называется душу.

Женский образ последовательно и терпеливо, с властной нежностью и нежной властностью (и да простится мне невольный каламбур!) веками живёт в поэзии. И каждый поэт в минуты вдохновения (часы, годы, целую жизнь!) так или иначе призывает Музу в союзницы и вдохновительницы. Есть своя муза и у марафонского движения (термин  применяет нынешний ведущий, модератор поэтических встреч, профессиональный литератор  Павел Куравский).

Имя музы всех поэтических марафонов – Татьяна Цыбульская.

Время, увы, беспощадно. Не так давно безвременно скончался автор, организатор  и  руководитель проекта Л.Д. Свирновский. С первых дней Льва Давидовича сопровождала и после его кончины не перестаёт  оставаться в руководстве Движения  сотрудница Свирновского, литератор и музыкант, автор стихов и прозы, Татьяна Цыбульская. И вот читатель получает очередной сборник её произведений, который сама Татьяна Николаевна представляет, как итог  многолетнего творческого пути. Мы же надеемся на то, что итог этот предварительный, промежуточный. Заявочный, если угодно.

Сборник снабжён рубрикатором. Разделы же таковы: «Поэзия» — Лирика, Детские стихи, Гражданские стихи; «Песня – моя любовь и моя жизнь»; «Проза» — Песни с Севера; Всё, что прожито, останется с тобой).

Многие страницы, прежде всего в поэтической части можно рассматривать как своего рода поэтический дневник, составленный из переживаний и мыслей, возникающих в ходе деятельности автора на посту устроительницы акций Движения. На это находим и прямые указания в тексте. Так на 53 странице помещено стихотворение, которое озаглавлено, как прямое обращение к соратникам и коллегам: «Новосибирскому поэтическому марафону «Дыхание третьего тысячелетия» посвящается». Автор сообщает о мотивах, которые вызвали к жизни «изобретение» марафона. Звучит возвышенно и патриотично: «чтобы поднять поэзию России». Потому что в 2007 году, когда написано стихотворение, было «до горечи обидно за страну», где культурная волна вытесняется  злобой, пошлостью… В этой стране жили Пушкин, Фет и Лермонтов, и Блок. Здесь

 Поэзии прекрасное искусство
Пробил хрустально-чистый родничок.

Поэту, натянутому, как гитарная струна, нельзя жить с душою равнодушной. Страна больна, констатирует автор. И предлагает рецепт исцеления. Тот, под которым подписывается сама:

Пускай же больше будет Ма-Ра-Фонов,
На фоне Ра поёт твоя душа!
Российские поэты плачут, стонут,
Но будут  жить, пока жива душа!

Сегодняшняя реальность подтверждает: с приходом новых поколений страна исцеляется, в том числе и с помощью таких  вот, ярких, насыщенных бодрыми чувствами, ширящихся марафонов. Конечно, и сегодня немало поэтов, которые плачут, стонут. Да их и всегда полно, на то и поэзия, как отражение и преломление всего органического спектра людских переживаний.

Однако высказываться таким образом, зная только стихотворное творчество Татьяны Цыбульской, — не означает ли это упрощать драматическую, даже местами трагедийную предпосылку её ментальной направленности? Ответ однозначный: давайте-ка обратимся к прозе этого автора.

Самое крупное прозаическое произведение, помещённое в книге, «Письма с Севера» составлено из ряда новелл. Каждая рассказывает о каком-нибудь эпизоде из жизни главной героини, Аньки – так вслед за её родителями зовут окружающие ребенка, появившегося на свет в самых крайних условиях Чукотского Севера, близко к побережью великого Тихого океана. Родилась в Анадыре, а вскоре начались невольные кочевья. До 15 лет Анна жила в полуземлянках, лишённых элементарного благоустройства, продуваемых насквозь  бешеными, смертельно опасными полярными ветрами. Отец промышляет охотой, держит упряжку ездовых собак, умело с ними управляется. тем вызывает одобрение близких, дружественно настроенных соседей, чукчей. Мать работает прачкой в воинской части.

Жизнь бедная, зачастую впроголодь. Одежду приходилось шить или приспосабливать самим. Во время пурги сестра, уйдя в школу, погибает…

Воинскую часть переводят дальше на север, в бухту Провидение. Вместе со взрослыми туда увозят и детей. На пароходе Анна переживает качку, переносит мучительную морскую болезнь. И впервые сталкивается с человеческими трагедиями, происхождение и суть которых поймёт, только когда повзрослеет:

Пароход стоял возле причала. По  трапу поднимались люди. Анька не запомнила лиц, но как они были одеты, осталось в её памяти: в новых телогрейках, на головах – серые солдатские шапки-ушанки без звёздочек.

«Какие худые и грустные», — подумала она.  Её детское любопытство дальше этого не пошло. Кто эти люди? Почему оказались в глухом месте на Севере с таким страшным название «Креста» (Залив Креста. – Б. Т.)? – она не знала ответ, но  вопросы не задавала. Один из новых пассажиров, увидев её сестру, упал перед ней на колени и, пытаясь обнять, навзрыд заплакал. Мать бросилась к нему. «Не бойтесь, я ничего плохого не сделаю, — сквозь слёзы сказал он. – Она очень похожа на мою дочку, такая же беленькая. А я так давно не видел свою дочь!» Прибывшие на пароход люди, глядя на происходящее, отворачивались, пряча слёзы. «Разрешите мне угостить вашу девочку» — успокоившись, проговорил он. И… мать разрешила. Он, радостный, побежал в буфет, принёс кулёк шоколадных конфет, угостил всех, но большую часть отдал сестре, чему Анька позавидовала.

Но не всё было удручающе мрачно. Анька полюбила школу. Учителя тепло относились к детям, она слышала: не бывает детей неталантливых. Обнаружились музыкальные способности, Анька пела в хоре. Устраивались  смотры художественной самодеятельности, школьников на соревнования возили на военных машинах в соседние школы. Люди в основном были добры друг к другу потому, что на Севере иначе не выживешь. Квартиры не закрывались, никому в голову не приходило заняться воровством. Все же на виду. Да и красть особенно нечего.

В пятнадцатилетнем возрасте Анька пережила первый роман. Это был солдат, накануне демобилизации оказавшийся в травматическом отделении госпиталя, где лежала и мать Аньки. Он, взрослый человек, полюбил девочку, и очень сдерживал себя, чтобы, обращаясь с ней, невинным ребёнком, не причинить никакого зла.

Такие вот были тогда люди.
Иначе: такие тогда были люди.
Такие – тогда…

Много лет спустя немолодая женщина просматривает телепередачу, посвящённую  порту Провидение. Зовёт мать: иди смотреть, наши места показывают…  Время не радостное, и тревога одолевает: «Неужели и Чукотка отойдёт от России?» Родители проработали там лучшие десятилетия своей жизни. И сейчас ей даже страшно представить, что бы было, если бы они  оказались там в момент развала Советского Союза. Выехать невозможно. Питание людей зависит только от поставок с Большой земли. А если всё нарушено?

В пятидесятые годы тоже жили после тяжелейшей Великой Отечественной войны, и люди жили надеждой и верой на лучшее будущее. Ради этого работали, выносили все тяготы и лишения.
Анна Ивановна, родившаяся там, на суровом Севере,  всю жизнь удивляется, выжила и продолжает жить.

Автор,  с наивной безыскусностью снабдив свою героиню прозрачным псевдонимом, монтирует в тексте фотографии своего тогдашнего периода. Трогательно и мило…

Итак, зачин повести уже сам по себе похож на призыв к восприятию  действительности после перестройки и разрушения Советского Союза как личной боли и горя.  А после окончания произведения идут новые отрывки, развивающие и усиливающие это настроение. Причём в большинстве эти главы выполнены в памфлетной форме. Но самая концовка всё же обнадёживает. Две челночничающие женщины едут в поезде с одинаковыми бело-голубыми сумками. Конечно, перепутывают их. Разъезжаются в разные стороны, весьма отдалённые одна от другой. Беда усугубляется ещё и тем, что одной из этих несчастных в сумке находятся   важные документы, добытые с огромными бюрократическими препятствиями, а без них жизнь приостанавливается. После длительных поисков сумки возвращаются хозяйкам. Вроде бы всё благополучно. А у автора мысль: хорошо бы поставить рядом со статуей девушки с веслом и памятник челноку, а лучше – сумке.

Возможно,  наш автор найдёт выход из так остро задевающих переживаний, создавая дальше нечто оптимистическое, вроде записок  активиста марафонного движения.

Думается, у Татьяны Цыбульской, музы долгих марафонов,  это бы хорошо получилось.

                                                                                                                                                   Борис Тучин

Оцените этот материал!
[Оценок: 0]