История начинается с предыстории…
У этого эссе о стихотворении и картине есть маленькая предыстория. На одной из осенних встреч Клуба любителей чтения (КЛЮЧа) я решила рассказать о какой-нибудь картине с осенним сюжетом. Мне почему-то сразу вспомнилось произведение Миллеса «Осенние листья». Я попросила Галю Леонову, если она сможет, пожелает, написать стихотворение к этой картине. Атмосфера клуба способствует открытиям и творческим достижениям. И потом, немногие поэты пишут стихи, навеянные произведениями изобразительного искусства. Стихотворение получилось достойного уровня. Оно и картина так взаимно обогащали друг друга, что я взялась отдать дань обоим – написать небольшое эссе.
Галина Леонова родилась и живёт в Новосибирске. Закончила Институт Искусств НГПУ. Занимается книжной иллюстрацией и декоративно-прикладным творчеством. Печаталась в коллективных поэтических сборниках «Мой город» (2013 г) и «Поэтическая Поляна» (2016 г). В 2015 году вышел авторский сборник стихов «Единое небо», а в 2016 г. – сборник «Послание».
Итак, стихотворение Галины Леоновой «Осенние листья» написано по мотивам одноимённой картины английского художника-прерафаэлита Дж. Э. Миллеса (1829 – 1896). Позволю себе утверждать, что это одно из лучших русскоязычных стихотворений, принадлежащих перу современных авторов. Оно к тому же, при всей своей самодостаточности, передаёт замысел художника, настроение и строй живописного полотна.
Осенние листья
Листья осенние – смерти несметные…
Юные лица подёрнуты тлением.
О увядание в пору расцветную,
В свежих устах погребальное пение.
«Си-соль-ми-до» – этой жизни распевочка.
Время отстукают ленточки алые.
Где твой Адам, златокудрая Евочка?
Где ваши рыцари, барышни в трауре?
Третий ударит над листьями колокол.
Всё как и водится: смерть, вознесение…
Синею птицею – дымное облако
На нотоносце заката осеннего.
Безупречное по форме, с тонкой изящной образностью, стихотворение завораживает и пленяет. В нём, как и в картине Миллеса, есть какая-то манящая, очаровывающая, тревожащая тайна. В ауре, окаймляющей стихотворение подобно тому, как рама окаймляет картину, явно различимы общая культура автора, утончённость чувств и изящество души. Написанное о скорбном, в тёмной тональности, оно, тем не менее, озарено и согрето отблеском от живоносного душевного света. При выдержанной форме стихотворение получилось ёмким и многогранным. В двенадцати строках отражена сюжетная сторона полотна и его идейная подоплёка, даны философские размышления, передан пейзаж, создано настроение…
Миллес создал философское произведение, элегическое по настроению, – о быстротечности жизни, о том, что красоте и молодости суждено погибнуть, сгореть на костре времени. Подобно тому, как отжили, пожухли и собраны для сожжения эти осенние листья.
Юные нежные лица, словно бутоны на дымчато-тёмных стеблях. Философская идея жизни и смерти в движениях взглядов героинь. Статуарность фигур в тёмных платьях. Неверный свет заходящего солнца, придающий лицам и пейзажу таинственность и тревожность. Деревья, похожие на свечи и горящие изнутри мягким светом. И листья, листья, листья… Холмик из пожухлых листьев с переливами их формы и окраски — как равноправный персонаж картины. Листья, падающие из рук девушки. Листья, стелющиеся у ног. Резной лист в корзине. Неопавшие листья на деревьях. Бытовая сценка, участники которой заняты прозаическим делом, преломлена волей и мастерством художника в ритуальную.
Живописное и стихотворное полотна не только соответствуют друг другу по замыслу, сюжету, настроению, цветовому решению, но и зажигают друг друга, как дополнительные цвета, взаимно усиливают эмоциональное воздействие.
Автор стихотворения словно живописует словами. Точно подобранные слова – это положенные в нужном месте, верные по цвету мазки.
Стихотворение наполнено музыкой и звуками, и всё в нём звучит в согласии с замыслом художника, в основе которого – идея о быстротечности времени, бренности, о том, что всё юное, цветущее и прекрасное обречено на увядание. О том, что в цветении уже сокрыто тление.
Пение – погребальное. Колокол звучит каким-то завершающим, венчающим жизнь ударом. Ленточки, напоминающие стрелки, отстукивают время, как часы. Распевочка идёт по нисходящей, уводя в нижний регистр, в нижний мир, под черту нотного стана – как в землю. Все ноты распевочки звучат через одну, без своих соседних, словно указывая на какую-то брешь, провал, одинокость.
Внутреннее напряжение, драматизм стихотворному полотну придают контрасты, присущие и картине: юность – тление, свежесть – траурность, увядание – расцвет.
Стихотворение написано не слишком распространённым в поэзии размером – дактилем. Скорее всего, название картины Миллеса задало этот стихотворный размер. Два безударных слога, следующие за ударным, придают мягкость и напевность, замедленность поэтической речи, некоторую недосказанность, что соответствует всей мягкости, налёту таинственности в живописном решении картины.
Уменьшительно-ласкательные формы: «ленточки», «распевочка», «Евочка», да и весь строй стиха, соответствует нежному возрасту героинь на картине. Стих звучит юно и молодо, как юны и молоды персонажи Миллеса.
Некоторые строки стихотворения сами по себе могут быть стихами в одну строчку и даже стать высказываниями афористического толка: «Листья осенние – смерти несметные…» Удачно найденное ёмкое слово «несметные» объединяет в себе два представления: листья, которые не вымести и которых огромное количество. Аллитерация в строке обогащает тему «осенним» звучанием: создаёт ощущение шелеста падающих листьев. Само повествование, где всё словно усыпано листьями, окольцовано темой осени: «листья осенние – заката осеннего».
При всей синтаксической простоте и смысловой ясности стихотворения рифма в некоторых строчках изощрённая, рассчитанная на искушённый слух. Рифмуются не отдельные слова, а части строк или даже строки полностью. Как, например, первая и третья в последнем четверостишии. Это создаёт некоторое напряжение, призывающее читателя к сотворчеству. Созвучие полнее ощущается при восприятии строк целиком.
Притягивает внимание и богатый поэтический словарь автора, причём – активный, лёгкость в обращении со словами. Слова редкие, нарядные, определённого контекста: «подёрнуты», «златокудрая», «барышни», «вознесение», музыкальные термины удачно и естественно вплетены в стихотворную ткань. Так же наряден (даже декоративен) и благозвучен весь фонетический строй.
Подбор слов и смыслов в стихотворении передаёт аромат и дыхание прошлого. Создаёт картину иного порядка: мира, где есть барышни и могут быть рыцари. Где есть Евочка – девочка, держащая яблоко. Где существуют таинственные распевочки, содержащие ключ к пониманию жизни. Где над листьями может ударить колокол, сам порождённый ворохом осенних листьев. Где клочки облаков – это ноты, а деревья делят даль на такты…
Судя даже по этому одному стихотворению, можно заметить, что его автору присуще умение не только смотреть, но и видеть, и даже – провидеть. Это человек неординарный, с живой, неспящей душой. Галине Леоновой свойственны культура стиха, хороший вкус, изысканность поэтической речи.
Удивительно: стихотворение писалось в ответ на просьбу, на заказ, а получился – маленький шедевр. Наряду с поэтической одарённостью автора здесь, наверное, сыграли роль и обаяние картины Дж. Э. Миллеса, а также соответствие всего её строя душевному строю поэтессы Галины Леоновой.
Во время работы над эссе я сама написала стихотворение, навеянное и картиной Миллеса, и, по всей видимости, произведением, которому посвящено это эссе.
Осенние листья
Листья осенние кружатся, стелятся,
Сорною россыпью падают под ноги…
Юности в тление мало так верится,
Звоны печальные – звуки немодные.
Тянется поле, как кружево мерное,
Лица-бутоны – узоры ажурные,
Но лепестки уже траур примерили, –
Время заплатит за амфоры урнами.
Свечи-деревья пылают от зарева,
Капельки воска стекают с них листьями.
И проступает из дымного марева
Призрак Жар-птицы, осыпанный искрами.
Ирина Крюкова
