Предутренний балет
Парение на кончиках пуант.
Скольжение на грани быт и Ад,
Движение над ямой оркестровой,
Над пыльною своей первоосновой,
Где склочный альт и призовая скрипка
В гармонии насильственной и зыбкой,
Послушно отбывают ремесло…
Но ты над ямой! Значит повезло…
Парение на кончиках пуант…
Служение по имени – Талант.
Свечение запястий на изломе…
Значение ночного скрипа в доме…
Простое ожидание дождя,
Но дождь пройдет, до нас не доходя…
И долгое желание взлететь!
И вот мы поднимаемся… на треть!
Но тут, же опускаемся и судим
О вареве в тефлоновой посуде,
Над чревом многоопытных кастрюль –
Парение! Среди прохладных струй!
Над душным миражом из губ и рук…
Где лампа лишь обозначает круг,
Но он незрим и очень эластичен.
Мы стянуты, как будто сетью птичьей,
Под небом для летающих коров.
Ты тучен, ну и, стало быть, здоров.
И мы стоим с распахнутыми ртами,
Любимые рогатыми скотами,
Познавшие науку подражать,
И мухи откровенные кружат.
Мы раскрываем рты и в них само
Стекает вожделенное дерьмо…
Парение на кончиках пуант…
Очнувшийся безумный музыкант,
Отъявленный игрок на барабане,
Восстал над городами и гробами.
О, наш несостоявшийся Союз!
Толкни меня, быть может, я проснусь…
Над крышей чьей, во лжи или во ржи
Парит твоя душа, прошу, скажи…
Мой ночной военный музыкант
Не было застолий и оркестров,
Полустанок был, а не вокзал,
Кратко обозначенный в реестрах,
В целом сформированный из местных
Эшелон военный исчезал…
Он уже загружен и отправлен,
Набирает скорость без гудка.
На две трети он уже за гранью,
Всё же различается пока.
Всё вагон последний проступает,
Всё фонарь отчаянно горит,
А во след по шпалам выступает
С жезлом станционный инвалид.
Словно дирижируя оркестром,
На какой-то свой, чудной манер,
И плывёт над местностью окрестной
Музыка чугунных полусфер.
Этого со мною не случалось.
Может быть, когда-нибудь читал.
Сопричастны ненависть и жалость.
Будто бы в магический кристалл,
Снегопад выстраивался в призму,
Все менялось, если захотеть.
Всенародный лозунг «Смерть фашизму!»
Сквозь него читался просто – «Смерть».
Жуткий ритм пульсировал, как нечто
Чуждое спасительному «Стоп».
И гармошки плакали нездешнее
Под стаканов праведный синкоп.
И когда я трудно засыпаю,
Втиснутый в пожизненный плацкарт,
На своё дежурство заступает
Мой ночной военный музыкант.
Листопад
Постарели мои дожди.
Вот еще один год, как не было.
Жизнь торопится наградить
Листопадом меня, а мне бы…
Но, покуда, печали прочь!
Будет снова в саду и в поле
Кем-то сыграна в эту ночь
«Осень» – музыка на три доли.
Вожделенно, взахлеб, с листа,
Под дождем, по размокшим нотам!
Так сбывается красота.
Раскрываю окно, а что там?
Будто желтые паруса,
Вожделенное время фарта.
На две доли им небеса,
А на третьей ожог асфальта.
Вот кончается листопад,
Но еще остаются силы,
Чтоб взлететь, а потом упасть.
Скажет кто-то: «А что? Красиво».
Как прозрачны и как легки,
По лицу, как ребром ладони.
На две доли слагать стихи,
И прочесть их на третьей доле!
Об авторе:
Леонид Иннокентьевич Могилев (г. Санкт-Петербург)
Родился в Иркутске в 1953 году. Окончил Воронежский Политехнический Институт. Инженер-механик. Жил в Латвии и Эстонии. С 1991 года – в Петербурге. Работал монтировщиком декораций и осветителем в театре, сварщиком, бригадиром, мастером, технологом, журналистом, директором издательства. Стихи и проза публиковались в журналах «Даугава», «Родник», «Таллин», «Радуга», «Подъем», «Дон», «Аврора» «Кольцо А» и в коллективных сборниках в Риге и Петербурге. Член Союза писателей с 2006 года (секция прозы). Автор двенадцати книг прозы и одного поэтического сборника. Лауреат литературной премии имени Александра Прокофьева «Ладога», лауреат Всероссийского творческого конкурса «Дороги фронтовые – узелки на память».
