«Сумеречный лес» Евгения Соснина: рецензия на книгу «Эфемериды»

Уже несколько лет в Областной научной библиотеке ведёт свою деятельность историко-литературный клуб «Эленарда», где собираются поклонники творчества Дж. Р.Р. Толкина. Руководит клубом кандидат филологических наук, специалист по древним языкам, научному и литературному наследию Толкина, ведущий библиотекарь НГОНБ Евгений Викторович Соснин.

В 2021 году вышел сборник стихов Евгения Соснина «Эфемериды». Это своего рода поэтический дневник, начатый в далёком 1989 году, когда у автора проснулся интерес к древним языкам и к творчеству Толкина. Стихи в сборнике расположены в хронологическом порядке и отражают развитие интереса к изучаемым предметам. Вторая часть «Фрагменты избранного» объединяет устойчивые темы, к которым автор неизменно возвращался в течение тридцати творческих лет.

Первое четверостишие он написал в пять лет, оно было о Великой Отечественной войне. Но история, рыцари, борьба с фашистской нечистью почти полностью поглотили молодого человека до того времени, пока он не встретил в 13 лет книжки Дж. Р.Р. Толкина («Хоббит, или Туда и обратно», «Властелин колец» и «Сильмариллион»). В школе увлёкся поэзией К. Бальмонта. А ещё от папы остался телескоп и тяга к астрономии. В детстве Евгений Викторович мечтал стать космонавтом.

В 2011 году Евгений Викторович защитил диссертацию по творчеству Толкина, которая стала одним из первых серьёзных и оригинальных опытов обращения к наследию английского классика в русской филологической науке и внесла существенный вклад сразу в несколько лингвистических дисциплин – теорию языка, этимологию, германистику, лингвистическую поэтику и философию языка.

«Меня больше всего печалило, что со стороны научной общественности Толкин как-то не очень проявлялся: среди германистов на него почти не было ссылок. Я посвятил Толкину свою диссертацию… Считаю, что мой интерес к Толкину получил качественное завершение. Я прошёл все этапы общения с этим писателем и провёл такую серьёзную черту, хотя когда её подвёл, открылись новые горизонты. В восемьдесят девятом году, заканчивая школу, прочитал «Властелина колец», и у меня произошёл резкий сдвиг в сторону древних языков». Евгений Викторович не смог точно ответить на вопрос, сколько языков он знает – это и древнееврейский, и древнеисландский, и староанглийский, финский, аккадский, а также эльфийские языки – квенья, синдарин… Ещё в школьные годы он прочитал «Эдду» в оригинале.

Всё это (звёзды, эльфы, древние языки) определило дальнейшее творчество учёного и поэта. Хотя он признаётся, что гражданской лирики у него маловато, философия есть, но она ещё туманна, а вот символизма и мифологии, опыта стихосложения на разных языках – предостаточно. Являясь специалистом по англосаксонской литературе и языку, он реализует свои познания в области истории, древних языков и мировой культуры. Его филологические изыскания наполняют собственный волшебный мир аллюзиями из средневековых легенд, древних манускриптов и эпоса.

«Песни детства» в сборнике «Эфемериды» наполнены священными атрибутами древних мифов кельтов, столь любимых Евгением Сосниным: меч, камень, копьё, железный лес, кольчуга, щит, цветущий остров… Образы кельтов, пришедших во второй половине первого тысячелетия до новой эры на «зелёный остров» (по мнению Н.К. Рериха из Центральной Азии, из Тибета) всплывают во многих поэтических строках.

Своеобразный поэтический дневник наполнен миром волшебных сновидений, в нём «сладок сон ночных небес», «блещут в сумраке небесном / Звёзды отсветом чудесным», «И говорят, что на краю Земли, / В белёсой дымке сказочного моря, / Плывут на Юг эльфийские ладьи, / Плывут и исчезают на просторе».  Автор постоянно находится «между сном и явью». Сон, грёзы, сумерки, закат, луна, вода и другие многозначные понятия-символы закономерно встречаются во многих стихах сборника.

Поэт воспевает Эльфийскую звезду:

И ясный животворный свет,
Предвечную пронзая мглу,
В прекрасный мир сквозь сумрак лет,
Зовёт Бессмертных поутру.

Пока в полях мерцает он,
Земля не погрузится в сон,
И Эльфы не уйдут навек,
И будет добрым Человек!

Лирический герой бесконечно, «до скончанья времён» готов слушать «мелодическую трель окситанских напевов», что споёт «дивный мой менестрель в лёгком девичьем платье». Любовь героя земная, она не в облаках, она рядом. У средневековых трубадуров обычно всё сводилось к описанию сладостного и мучительного томления поэта по замужней Даме, стоящей к тому же выше его по положению.  Сибирский трубадур далёк от «сладостного томления», его чувства простые, естественные, тёплые:

Ты будешь песни петь у колыбели
На древнем позабытом языке,
А я следить, чтоб щи не подгорели
И чтоб была картошка в рюкзаке.

***

Звездой спускаясь с ткани мирозданья,
Туманный шёлк сорвав с красивых плеч –
Небесное пречистое созданье! –
Чтобы со мной, со мной одним возлечь.

***

И буду ждать я каждого рассвета,
Чтоб отвести ребёнка в детский сад,
Чтоб вырос он и со звездою где-то
Ушёл своей дорогой на закат.

***

Пройдёшь легко сквозь зеркало в прихожей,
Погасишь свет – звезде он ни к чему!
И прикоснёшься влажной белой кожей
К моим устам и к моему челу.

***

Хоть бездна также вся звёзд полна,
Запала в сердце Звезда одна,
Чей свет не меркнет в потоке дней,
Что всех прекрасней и всех светлей.

Во сне упала она с небес
Ко мне упала в Дремучий лес,
В глубокий омут в лесной глуши,
Где, кроме духов, нет ни души.

Встречается любовная поэтика и другого рода и в ней мы видим ещё один из любимых образов Евгений Соснина — образ волка:

А может, в лапах её согрев
И в шкуру волчью её одев,
Клыками волка украшу грудь,
Чтоб мордой волчьей к груди прильнуть.

Волк у кельтов был одним из почитаемых животных. Тень мифического волка видится в стихах «Люди и звери», «Волчья воля», «Приход сумерек», «Тени». Не удивляешься признанию героя: «Так спорят Волк во мне и Человек». Вспоминается Мандельштам:

Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей…

Образы луны и волка связаны с тайной, мистикой, приходом нового, неизвестного, трагического… В ночное время, когда светит луна, появлялись вампиры, оборотни. Вампир в стихах у Соснина – «владелец денег и бумаг, / Особняков, охотничьих собак, / Всегда изыскан, вежлив, утончён, / Начитан и по-своему умён». Ему противостоит герой в облике волка-оборотня:

Сам вожак дал сыну имя – Волкодлак.
Медвежий рост и волчья стать,
Но ликом был похож на мать –
Ту, что погибла от клыков Вампира.

Вечная борьба Добра и Зла подводит к неизбежному выводу:

И если где-то есть Вампир, 
Там Волкодлак приходит в мир.

Тема битвы между добром и злом раскрывается и во многих других стихотворениях: «Нельзя нам спать в тревожной этой мгле, / Когда так много зла на всей Земле!». За блещущей красотой, вдали от шумных городов, когда мечта уносит в мир грёз и песнопений, герою всё равно слышится «волчий хор», «оружья звон, предсмертный стон», он слышит, как «мчится, бушуя, и ночью, и днём Река, что зовётся Рекою Времён».

Каждый век налагает на жизнь свой закон
И людей пожирает, как будто дракон,
Но останется слово, пройдя сквозь века:
Зло должна покарать правосудья рука!

Многие темы – странствий пилигрима, рыцарства, бессмертия, любви, верности, гибели героя, короля – развиваются в «Песнях юности», «Фрагментах избранного». Безмерную отвагу, преданность выбранному пути находим в стихотворениях «Чёрный меч», «Мёд поэзии», «Остров». Стихи этого периода всё больше полнятся славными именами: Манавидан, Луг, Тарион и Тариэль, Ардалион и Ардариэль.

Герой-эльф хотел бы «тайком уходить / В лес осенней порой», «увидеть ладью / Из далёкой страны, / Ту, что душу мою / Унесёт через сны / В зачарованный мир, / Где живёт мой народ, / Где прозрачен Эфир / И лучист небосвод».

Сердце Эльфа не угасает «В ясном блеске Эльвалира», оно станет «обнажённым светом», и к нему устремятся люди, «что остались на Земле».

Мордор же, где живут орки, выглядит чем-то вроде муравейника, где нет места личности и свободе, где господствует жёсткая целесообразность, жуткая картина бесчеловечности и обречённость существования живого. Отдают сюрреализмом строки стихотворения «Мордор», напоминая людям о бдительности, о мире, о живом:

В дыму и пепле горизонт,
А рёв из недр громовой
Над огнедышащей горой,
Как голос Рока, всем грозит
И над пустынями гудит.

Есть в поэтическом дневнике Евгения Соснина две короны семистиший: «Осень», «Запечатление». Эта форма (септима) была создана англичанином Джеффи Чосером. Он впервые ввёл в поэзию силлабо-тоническое стихосложение и рифмовки. У Соснина своеобразная рифмовка, пятистопный ямб с пиррихием во многих строках. Подобно венку сонетов, корона создана из семи стихотворений, сплетённых в единое целое восьмым – магистралом. Вот он из «Осени»:

Кленовый лист со звоном опадает
Вермилионом на остывший рант,
Его звучание в мелодию вплетает
Летящий ветер – вечный музыкант.
Дымится даль, темнеют шпили башен,
Орнаментальным золотом украшен
Рубиновый осенний фолиант.

Если в «Осени» в гирлянде красок узнаём великолепие времени года: адамант, рубины, амарант, говор звёзд и «Чертог Лесной», окрашенный «лимонным кадмием», «далёкий волчий вой» и «лунный лик», то в другой короне стихотворений больше личностного участия. Данное извне для героя – «источник негасимой боли», который «ведёт за грань земной юдоли» / «В дремучий лес, что дремлет при луне…»

Всё призрачно в палитре ярких дней
И так прозрачно пристальному взгляду:
Адажио минор нагих ветвей,
И самоцветы листьев тут же рядом.

Лирик глубоко ощущает неудержимое влеченье «сердца волчьего», содержание соответствует зову неизвестного, магического, влекущего за пределы земной юдоли. «К чему любовь, коль есть запечатленье…», с этим вряд ли согласишься, но так ли это – покажет будущее творчество. В целом следует сказать о мастерстве поэта, умеющего в традиционных формах русской поэзии использовать разные размеры стиха.

Стихи «Из астрономической тетради», как и другие, конечно, позволяют выявить некоторые приёмы создания «другой» реальности, общие для любого сказочного, чудесного повествования. Мистическое и философское постижение реальности даётся герою во сне, в мечтах и грёзах. Там легко оживить неживое, обратить в иное состояние любое существо. Это типично для многих писателей и поэтов (Жуковский, Гоголь, Гёте, Уайльд и др.), характерно и для творчества Е. Соснина («Мне снятся по ночам глубины мирозданья», «Мне снятся горы…», «Но грезится мне там…»). Магия захватывает, покоряет ум человека, творчество становится поистине безмерным и безграничным. Обычные вещи видоизменяются. Мир Соснина наполнен фантастикой разных мировых эпосов, он добр, он не ужасает.

В сборнике имеется отдельный раздел «Старыми словесами (опыты по древнему стихосложению)», где автор искусно демонстрирует не только разные поэтические формы (октава, канцона, ода), но и основу скальдического стиха – аллитерацию (повторы согласных звуков, сочетаний), мастерски показывает перекличку рифм: середина – окончание – начало строки, чередование мужских и женских рифм (альтернанс).

Древние поэты умело использовали не только повторы, но и разные размеры: дротткветт, тоглаг (хвалебная песнь) и другие. Самый распространенный из скальдических размеров – это дротткветт. Им сочинено пять шестых всей скальдической поэзии. Строфа дротткветта состоит из восьми строк, образующих две полустрофы или четыре двустишия. В каждой строке есть внутренние рифмы (так называемые «хендинги»), считалось, что именно они создают красоту размера. Дротткветтные хвалебные песни первоначально сочинялись для исполнения двумя певцами или хором на два голоса. Cлово «дротткветт» означало «исполняемый дружиной» (от drótt «дружина» и kveða «исполнять»). Прелесть старых словес, и в том числе дротткветта, можно почувствовать во многих стихах «скальда» Евгения Соснина.

Уводит дорога от порога, от Родины.
Через волны и ветры, и Время, что вертится…

***

Октябрь тёмный тени наводит,
С востока тучи и темень гонит…

***

Вот гаснут прекрасные краски заката,
Оранжево-рыжие россыпи меркнут.

***

Ленный лён сплетает в ленты,
Синих снов повсюду сонмы.
Человек печален веки,
Что ни вечер, то невесел…

Выразительны и образны повторы звуков, как известно, и у Бальмонта — любимого поэта Евгения Соснина:

Полночной порой в болотной глуши
Чуть слышно, бесшумно шуршат камыши.

***

С лодки скользнуло весло.
Ласково млеет прохлада.

Несомненно, что во второй половине «дневника» эрудит и знаток древней поэзии добился высокого мастерства: здесь уже нет избитых рифм, желания собрать некую свою историю творчества, филологического налёта, он весь в поиске самого себя как поэта. Его стихи наполнены мощной динамикой, автор вырабатывает свой поэтический почерк, умело применяет реминисценции из творчества других поэтов, ожидая, что его поймёт подготовленный читатель.

Такие стихи, как «Возвращение в таинственный лес», «Тени», «Бросселианд» дают уверенность, что пушкинская простота и ясность приведут к созданию новых стихов, циклов и, может быть, поэм своего Средиземья. Ведь «не расскажут Короли / О временах Былой Земли: / О Тронах Древних, о Богах, / Драконах, битвах и делах / Уже давно минувших дней / До пробуждения Людей». А творчество великого Толкина даёт Евгению Викторовичу Соснину прочное основание для дальнейшего совершенствования в поэзии и создания, возможно, собственной поэтической мифологии.

Творческое воображение помогает создавать целые миры, а воображению для создания чего-то нового требуется упорство и трудолюбие, чего у Евгения Соснина, думаю, достаточно.

Анатолий Побаченко,
член Союза писателей России, член Союза журналистов России,
главный редактор литературно-художественного журнала «Сибирский Парнас»

Оцените этот материал!
[Оценок: 10]