***
Полунамёки снова, полувстречи.
Догадки громоздятся между строк.
Не открывай мне двери на замок
В июльский душный легковерный вечер.
Сулит любовь безумная ромашка,
Как нож, вонзая в сердце лепесток.
Ты не открыл дверей мне на замок.
Прекрасно. Ты закрыл их… нараспашку.
Звучу в тебя, как попрошайка-скрипка.
Блеснёт ли взгляд монеткою в ответ?
Так не рождается любовь, нет-нет.
Так бред и песни к нам туманом зыбким
Стекаются из тёмных недр Вселенной.
Мне кажется, что ночью я умру.
А надо продолжать вести игру
И быть невозмутимо-повседневной.
Пить мятный чай, держать стараться спину,
Гнать прочь от окон розовый закат –
Вливает в кровь мою смертельный яд
Его укус застенчиво-змеиный.
Рождение песни
баллада
Сокровенные строки молчали в груди.
Робко прятались в сердце – попробуй, найди.
Стали сердцем самим – какова благодать.
Ну зачем же ему захотелось звучать?
Говорит сердце знаками тайно со мной:
«Есть, я знаю, на свете волшебник большой.
От постылой меня увести немоты
Он способен. Он голос такой красоты
Мне подарит – замрёт, не посмеет дышать
Всякий слышащий». Что же, пришлось отыскать
Мне волшебника. – С сердцем, скажи, не пойму,
Что творится? Молчать надоело ему.
Как ребёнок, ей-богу. Нет сладу мне с ним.
Быть озвученным хочет тобою одним.
На злодея волшебник тот был не похож.
Но в руке его лёгкой сверкнул острый нож.
– По живому – ножом. (У всего есть цена).
Слепо сердце доверить ладоням должна
Ты моим. Без наркоза придётся извлечь
Из груди твоей сердце, – такую он речь
Заводил откровенно. – За сердцем ко мне,
Певчим сердцем, сюда приходи по весне.
Дни идут. Уж назначенный близится срок.
Вот дорога. Вот дверь. Я вхожу на порог.
Трепещу, точно ветром срываемый лист.
– Что ж, волшебник, твой взгляд так нежданно-лучист?
А улыбка твоя почему так светла?
И откуда ты взял два нежнейших крыла?
Млеет сердце моё, будто малый птенец,
У него на руках. – Заклинатель сердец,
Что ж ты сделал? Назад не возьму, не возьму!
Это сердце – тебе, лишь тебе одному!
Пусть в ладонях твоих и живёт, и поёт!
Но блеснул в остром взгляде арктический лёд.
Снова рана в груди. С возвращеньем домой,
Сумасшедшее сердце. Умолкни, не пой…
Как не петь, если птицею стало оно?
В межреберье моём певчей птице темно.
Кромку раны клюя, замышляет полёт.
Верит – в руки однажды твои попадёт.
Не угадала
Назад, к беззвучью, к тишине!
Сижу-сутулюсь виновато:
Никак не отзвучит во мне
Твоя тяжёлая фермата.
Звук, прочный, словно сталь оков,
Расцвёл внутри кроваво-ало.
В бессчётном сонме голосов
Я нужный вновь не угадала.
***
Чёрной-чёрной ночью
В чёрной-чёрной комнате
Человек с чёрными-чёрными глазами
На чёрной-чёрной гитаре
Мои строчки отбеливал.
Не люби его,
Не люби его,
Не люби…
Полюбила.
И рана моя черна.
Гитара
Горько стонет гитара – слушай, гляди:
«Для чего мне эта дыра в груди?
Для чего я не шкаф, не гроб, не сундук?
Почему так больно даётся звук?
Зверски сдавлена пальцами шея-гриф.
Так рождается новый небесный мотив.
Как же люди глухи, коль с начала времён
Называют песнями плач и стон!
Я завидую тихим, беззвучным вещам,
Будь то гордый рубин иль чердачный хлам.
Почему ж безупречная их тишина
Так несвойственна мне, так чертовски страшна?»
***
Как беспомощно песня страдает мне вслед,
Бесполезно, безжизненно, блёкло –
Мне впервые за столько томительных лет
Захотелось, чтоб всё вдруг умолкло.
Как безволен и слаб ты – засохший листок,
Жёлтый лист на осеннем асфальте.
Весь седой, как в остывшей печи уголёк,
Незаметная точка на карте.
Милый друг, не страшна седина в волосах.
Но в душе седина – это жутко.
Расскажи, соловей, где луна, небеса!
Ходишь тучной домашнею уткой
По двору и клюёшь благочинно зерно,
И угодливо хвалишь хозяйку.
Променял на кормушку на эту давно
Ты и небо, и ночь, и лужайку.
Как волнующе песня звучала мне вслед!
Разве есть что-то в мире превыше?
Но с тех пор миновала уж тысяча лет.
Вряд ли снова такую услышу.
***
С тем, кто дорог мне – непременно врозь.
Я не в мире живу – пролетаю сквозь.
И сама я сквозная – поющий дудук.
Я мучительных песен и песенных мук
Архитектор-безумец, сердечный спам.
Возвожу и рушу за храмом храм.
Ноябрьский лес
Ноябрьский лес, как захолустный монастырь,
Пропитанный знобящей дождевой молитвой.
Суровой замкнутости внутренняя ширь,
Так аскетично пренебрегшая палитрой
Беглянки-осени надменно-золотой.
И негде спрятаться, и некем притвориться.
И мы приемлем колкий ужас быть собой,
Отбросив оправданья, ложь и небылицы.
Такая множится прозрачность меж ветвей,
Что мы прозреть обречены до снегопада.
Обречены, врастая в музыку дождей,
Вбирать в себя восьмую ноту звукоряда.
Об авторе:
Анна Сергеевна Звёздкина (г. Нижний Новгород)
Родилась в Дзержинске Нижегородской области. По первому образованию лингвист, переводчик, по второму – учитель музыки, музыкальный руководитель. Пишет стихи, прозу, тексты песен. Автор сборника стихотворений «Фарватер».
Финалист всероссийского конкурса молодых поэтов «Зелёный листок» (2017). Финалист и специальный приз жюри международного литературного конкурса «Есть только музыка одна» памяти Дмитрия Симонова (2021). II место по итогам межрегионального слёта молодых литераторов в с. Большое Болдино в номинации «Поэзия» (2022). I место во Всероссийском литературном конкурсе «ЛИТКОН» в номинации «Поэзия» (2023). Участник арт-резиденции для молодых поэтов и композиторов «Лаборатория русской песни» от межрегионального центра провинциальной литературы «Глубинка» (2022, 2023).
