В конце августа вышел долгожданный второй поэтический сборник новосибирского поэта Якова Сёмочкина «Эра тотального счастья». Книга увидела свет благодаря Свободной издательской инициативе «Здесь.»
Обложка издания может показаться странной человеку, незнакомому с поэзией Якова: вверху — падающие античные статуи в зловещем блеске молний, а под ними — уютная тарелка пельменей со сметаной. Однако не спешите удивляться или считать это дурновкусием. Такой дизайн — грустная ироническая метафора, изображение человека и его счастья на фоне бушующей эпохи. Это та тема, которую Яков Сёмочкин сполна раскрывает в своём творчестве. Подробнее об этом пишет поэт и журналист Павел Куравский в предисловии к сборнику. Предлагаем вам ознакомиться с его текстом.
Эра Тотального, или Последний крик приговорённого к счастью
Яков Анатольевич Сёмочкин, достигший поэтически водораздельного возраста в 37 лет – хорошо знакомый новосибирцам автор. Хорошо знакомый «на слух» и «на глаз»– но пока что ещё почти совсем не читанный. Его первая книжечка «Три четверти», вышедшая в 2010 году совсем скромным тиражом, не могла удовлетворить массового читательского интереса и теперь стала библиографической редкостью.
Сборник, который Вы держите в своих руках, как раз призван заместить этот досадный пробел и донести до широкого читателя стихотворения нашего современника. Яков Сёмочкин – поэт, историк, преподаватель, автор и ведущий различных культурных проектов – от музыкально-поэтических вечеров до интеллектуальных игр. Активный участник многих лито и литклубов Новосибирска.
Среди ярких проектов последнего времени с решающим участием Якова – «Поэтическая поляна», «Лига Свободных Авторов», День авторской песни в НГОНБ. Скажем, при выпуске первых двух томов «Поляны» Сёмочкин выступил одним из редакторов этих сборников. Он также – постоянный ведущий больших отчётных концертов «Лиги Свободных Авторов», различных мероприятий авторской песни.
Яков – великолепный мелодекламатор, чтец от Бога, настоящий мастер подачи стихотворного текста. Не в пример иным поэтам, Яков действительно умеет читать свои стихи! Каждый слушатель и зритель находит в этом представлении что-то своё: поэтику, мелодику, ритмику, артистизм исполнения, харизматичную авторскую подачу.
Но оставим в покое публичные выступления. Сегодня перед нами – книга, существо, говорящее от имени автора очень многое, и в то же время – чрезвычайно молчаливое. Напечатанные, стихи Якова Сёмочкина особенно ценны тем, что они призваны не выкричать сами себя, а – заставить читателя отвечать, со-чувствовать.
Я недаром упомянул в первом же предложении возраст автора. Человек, рождённый в последние недели правления Брежнева – принадлежит к последнему советскому поколению. К тому самому, которое воспитывалось и готовилось жить ещё в ТОЙ стране, в той реальности – а вынуждено выживать в ЭТОЙ. По сути своей трагическая лирика Якова Сёмочкина – это тихий крик поколения, разомкнутого сломом эпох, крахом устоев и парадигм.
Лирический герой Якова – тот самый выросший довлатовский «юбилейный мальчик» Лембит-Володя – человек, обречённый на счастье. Занавес рухнул, оковы сбиты, скрепы разомкнуты, плотина прорвана – и вот оно хлынуло водопадом, селем, лавиной – тотальное, всеобъемлющее, безжалостное счастье, от которого некуда скрыться. Тем более, не скрыться от него нашему лирическому герою – интеллигенту, горожанину, одиночке. «Интеллигенция в веках // Беспомощностью знаменита», «Ну а пока в моих глазах жива // Беспомощная грусть интеллигента» – констатирует персонаж эры Тотального.
Эта эра Тотального вообще – раздавила индивидуума. Глобализация, всеобщая информатизация коснулись не только экономики – они полностью перекорёжили сам уклад нашей жизни, весь образ мыслей. И с каждым новым не то что поколением – даже треть-поколением друг от друга отплывают всё дальше эти – новые, наши дети, и те – мы, герои Якова Сёмочкина.
Читая впервые подборку этой книги, я с первых же стихов вспомнил персонажа легендарной пьесы Эрдмана «Самоубийца» Подсекальникова, который умолял совсем о немногом:
«…Мы только ходим друг к другу в гости и говорим, что нам трудно жить. Потому что нам легче жить, если мы говорим, что нам трудно жить. Ради бога, не отнимайте у нас последнего средства к существованию, разрешите нам говорить, что нам трудно жить. Ну хотя бы вот так, шёпотом: «Нам трудно жить». Товарищи, я прошу вас от имени миллиона людей: дайте нам право на шёпот. Вы за стройкою даже его не услышите. Уверяю вас. Мы всю жизнь свою шёпотом проживём».
Нам – трудно жить, и об этом – шепотливый крик поколения, которое олицетворяет интеллигентский герой Сёмочкина. Среди шума современности кажется даже, что не шепотливый, а вовсе беззвучный крик – тот самый, «Крик» Мунка.
Это поколение, обретшее благополучный бытовой мир, лишилось главного – идеалов. Именно поэтому оно, по меткому выражению Поэта, болеет «ностальгией по будущему» – тому самому будущему, у которого были чёткие, радужные и огромные перспективы – коммунизм, цветущие на Марсе яблони, космолёты на дейтерии, мир во всём мире – и которого никогда не случилось и уже не случится.
В 90 лет Рэй Брэдбери дал интервью «Аргументам и фактам». На вопрос о том, почему не сбылись многие его научно-технические предсказания, писатель ответил:
«…потому что люди – идиоты! Они сделали кучу глупостей: придумывали костюмы для собак, должность рекламного менеджера и штуки вроде айфона, не получив взамен ничего, кроме кислого послевкусия. А вот если бы мы развивали науку, осваивали Луну, Марс, Венеру… Кто знает, каким был бы мир тогда? Человечеству дали возможность бороздить космос, но оно хочет заниматься потреблением – пить пиво и смотреть сериалы». Об этом обнулении системы ценностей – боль героя новой книги Сёмочкина.
«Музыка кончилась» – название ещё одного стихотворения как девиз, как лейтмотив жизни очередного потерянного поколения. «Моя жизнь – это берег слоновой грусти», – говорит один из них, и признаёт, что эта спасительная грусть заменила собою прошлую искреннюю человеческую радость:
Грусть – это роскошь аристократа, доступная всякому,
Но не всякий это поймёт.
Люди хотят радоваться, веселиться,
А грустят лишь по необходимости, по случаю,
Но мгновения этой необходимости часто бывают лучшими,
Лучшими в нашей торопливой жизни…
Эта грусть вынужденно возведена героем в квадрат, в куб, в абсолют:
Смеха комната пустует,
Страха комната полна.
Говорят, что существует
Плача целая стена.
И вот он, наш окружённый тотальным счастьем одинокий герой, интеллигент, умница, творец и провидец – обнаружил, что оба спасительных берега – прошлого и будущего – невозвратимо разошлись, опереться не на что. Живущим вокруг, таким же одиноким в урбанистической фата-моргане, не до его талантов и провидений. Для его дарований нет адресатов. И это очерствляет, огрубляет наши обнажённые и обожжённые эпохой души:
Уже не видишь боль других людей,
Уже не слышишь искреннего смеха,
Быт обнимает ровно, без затей,
Как шуба из искусственного меха.
За равнодушье, вшитое в меня,
Мир платит равноценною монетой.
О, Диоген, не зажигай огня!
Здесь много неестественного света.
Поколенческая трагедия, столь пронзительно раскрытая в этой книге, заключается в том, что нашим героям противостоит не ад, не чума, не вороги и стихии, не половцы и печенеги. Им вообще ничего и никто не противостоит! Напротив, эра Тотального предоставляет все возможности, все пути-дороги – на, бери, живи, реализуй, ешь-пей-разгуляй! И все эти дороги ведут в никуда, потому что они не ведут к идеалам. Эра Тотального принесла новые стандарты, новые нормы жизни, при которых нам дано всё «слишком человеческое» и при которых совершенно не надобна душа:
Но я до аномальности нормален, живу в реальном и стандартном мире,
Где все мы обитаем мал-помалу и где душа давненько не болит.
В мире всеобщего потребления и употребления герой из прошлого – атавизм:
Я, живущий на свете
В мире под ипотеку,
Разминулся нелепо
С восемнадцатым веком.
Под «восемнадцатым» здесь можно понимать любой прошедший век. В веке пришедшем, наступившем на нас своим тотальным, неизбывным счастьем, герой, лишённый идеалов, мечется в бессильной панике в поисках основы под ногами. С утратой коренной веры, за поиском этой основы герою уже всё равно, к кому обращаться:
Боже, Аллах, Дед Мороз, Санта-Клаус,
Дайте хотя бы какой-то закон!
Другой наш автор-современник, Игорь Растеряев, предельно сформулировал этот запрос в своей песне: «Дайте русскую книгу, как жить?!». Но запросы эти бесплодны, и герой стихов Сёмочкина неизбежно приходит к сизифову труду – вы прочтёте об этом в стихотворении «Мы пилим».
При всей апокалиптичности поэтики этого сборника необходимо отметить, что его автор – мастер лирического бытописания. Как ни странно, это столбовое для русской поэзии направление сегодня слабо представлено у молодых авторов, склонных к формальному эпатажу, тянущихся за эфемерной модой на заимствованные слова и темы. Простые по форме, глубокие по содержанию, бытописания Якова иногда ироничны, иногда грустны, иногда романтичны, но никогда – не озлоблены, в них нет столь частой у нынешних поэтов ненависти, нигилизма, а есть мудрое приятие сложности и многообразия окружающего мира:
Я бросаю пельмени в кипящую воду.
В это время вождей выбирают народы,
В этот миг происходят кровавые фарсы
(Попадает Земля под влияние Марса)
<…>
Мне сейчас мировые проблемы до фени:
Очень хочется жрать… Всё, готовы пельмени!»
И, конечно же, не обошлось здесь без чистой, высокой, прекрасной лирики, поднимающей поэзию Сёмочкина до лучших образцов русского стихотворчества:
Сделав крылья из ветоши,
С крыши ввысь сигануть –
Вот он, чистый, без ретуши
Человеческий путь.
Не блаженный юродивый,
А нормальный вполне,
Не одно полугодие
Пролетал я во сне.
Остаётся сказать, что Яков Сёмочкин – Поэт разноплановый и большой (в том числе, вышел он и ростом!), и каждый читатель найдёт у автора что-то максимально «своё», наиболее родное своим мыслям, своей душе. Автору этих строк особенно близки лирические переживания героя стихов Сёмочкина, связанные с размышлениями о Родине и её истории, об истории своей семьи и о нашем общем вкладе в тот вековой созидательный труд, благодаря которому живёт и развивается русская культура – вопреки и несмотря ни на что:
Мой дед был плотник, и в родном селе
Рубил он «в лапу» избы и сараи:
Они стоят и нынче на земле,
И до сих пор о нём напоминают.
<…>
Я внук его. Я в городе живу,
Преподаю историю и право,
Стихов узоры весело плету,
И быть довольным всем имею право.
Но по ночам порой один вопрос
Внутри меня скребёт и сердце мучит:
«Василь Егорыч, виден мой покос?»
Ответа нет, пока что не получен.
Он и не может быть «получен» – он может быть только дан. Эра Тотального, если ещё не сомкнулась вокруг нас, то уж точно и безоговорочно встала на пороге, железной пятой неумолимо долбит в дверь, укрыться некуда – и надо держать ответ. Вот он, ответ этой эре – новая книга стихов Якова Сёмочкина.
