Я хочу рассказать о своих репрессированных (раскулаченных) родителях:
Отец - Шудегов Роман Михайлович 1908 года рождения.
Мама – Шудегова Анастасия Федоровна 1904 года рождения. Она перенесла все тяготы, которые происходили с Россией с 1905 года. Родились мои родители в Удмуртии. Мама в девичестве Набокова родилась в Глазовском районе в деревне Полдорай. Когда ей исполнилось 7 лет, ее отправили в школу, где она проучилась только один день. В семье она была старшим ребенком, поэтому отец сказал: «В школу больше не пойдешь, тебе грамота не обязательна. Ты должна водиться с детьми и помогать матери» Так закончилось ее образование. Она не знала ни одной буквы, не умела разговаривать на русском языке. В 1914 году началась война России с Германией. Отца мамы забрали на эту войну. Так закончилось мамино детство. Отец вернулся с войны контуженный и раненый в шею, он потерял речь.
В 1917 году произошла еще одна революция, наступил голод. В августе 1920 года деревню Полдорай подожгла террористка. Все взрослое население было в поле на жатве хлеба, когда увидели пожар, побежали в село, но половина деревни сгорела. Среди погорельцев была и мамина семья.
В 1924 году маме исполнилось 20 лет. О ней узнали в другой деревне Понино. Там жил Шудегов Михаил Николаевич, у которого был 16-летний сын. Шудегову нужна была работница, так как в 1918 году вышел Указ В.И.Ленина «Фабрики и заводы - рабочим, земля – крестьянам». А дед мой был крестьянином и ему дали землю – 50 соток. У деда семья была небольшая – сын Роман и дочь Сима. Поэтому дед быстро решил женить несовершеннолетнего сына на моей будущей маме Анастасии Набоковой. Мама рассказывала, что семья была порядочная, свекор был строгий, сына держал в «узде». Очень много работали: летом в поле, в огороде. Зимой бабушка с мамой пряли, ткали, вязали носки, кофты. Дед был бондарь. Раз прибавилось земли, надо было купить инвентарь – купили плуг железный, молотилку ручную, еще одну лошадь. Так началась новая мамина жизнь. Свекровь ее любила, свекор тоже хорошо к ней относился. В 1925 году у мамы родилась дочь, в этом же году у бабушки родился сын, то есть мой будущий дядя Леня. Все было хорошо, вели свое хозяйство, растили детей.
В 1929 году в государстве выходит новый закон о коллективизации сельских крестьян. В 1930 году деда вызывают в контору и спрашивают у него: «Что он думает о том, чтобы вступить в коммуну?» Дед ответил, что подумает. Ему сын предложил разделить хозяйство на двоих, но дед категорически отказался от такой дележки. Через год деда снова пригласили в контору, чтобы узнать, что он надумал, пойдет или нет в коммуну? Дед им ответил, что пьяниц и бездельников он кормить не собирается, что он будет вести свое хозяйство. В 1933 году его вызвали снова, еще раз спросили, что он надумал. Дед остался при своем мнении. Его предупредили о том, что если не хочешь по-хорошему, то будет по-плохому. Через неделю без предупреждения приехали ночью на телеге, скомандовали: «Быстро собирайтесь!» Мама рассказывала, что не успели, как следует собраться, кое-как оделись. Было начало осени, мама все переживала, что не успели убрать хлеб, который сеяли при луне. Так распалась семья. Деда забрали в тюрьму, в Глазов. А моих родителей и троих детей 8-и, 5-и и годовалого; бабушку с двумя детьми 13-ти и 8-и лет посадили в Глазове на поезд в теплушку и повезли, куда – никто не знал.
Так началась третья полоса самой черной жизни у моих родителей.
Ехали долго. Привезли их в Нарым, это в низовьях Оби. Высадили из вагонов и повели в бараки, где поместили всех вместе: мужчин, детей и женщин. Мама рассказывала, что кругом были камни, холодно. Дети болели, годовалый мальчик умер, похоронили прямо в камнях. Через полгода мама решила бежать с Нарыма прямо с ребятишками. Вначале шли пешком по снежной дороге, ночевали в снегу. Потом садились в поезд. Первый побег был удачным, доехали до своей деревни, но их выдали соседи и снова повезли в Нарым к отцу. Но мама не успокоилась, снова бежала с детьми, ее снова поймали и отвезли на место ссылки. Она не успокоилась и снова сбежала, но в Новосибирске ее уже ждали милиционеры. Сняли с поезда, завели в комендатуру и сказали о том, что теперь ее увезут в такое место, что ни пешком не уйдешь, ни на лошади не уедешь, летом комары заедят, зимой – замерзнешь.
Так мои родители попали на новое место ссылки – Пихтовский район, поселок Березовка. Это место было уже большой деревней. Здесь были ссыльные со всей России. Были учителя, врачи, крестьяне, очень умные и мастеровые люди. Были удмурты, чуваши, русские, украинцы, много других наций. Мама рассказывала о том, что было холодно, голодно, но еще хуже было то, что она не знала русского языка. Было трудно общаться в комендатуре, в конторе, на работе. С помощью населения построили деревянный дом, так как кругом была тайга. Это маму радовало. Как-бы не было трудно, прижились, обустроились. Был колхоз, названия не помню. Были магазин, баня, пимокатка. Были коровы, лошади, овцы, свиньи. Председатель колхоза хозяйство вел умело. Поселенцам каждый день надо было отмечаться в комендатуре.
В 1928 году родился мой старший брат, и до 1938 года родилось еще пятеро детей, но они все умерли – кто от голода, от простуды, от дизентерии. Лечили, как могли сами родители, потому что лекарства не было – кому нужны были дети врагов народа. Выживали, как могли. У колхозников, которые работали на сушилке хлеба, на ферме, уходя вечером домой, проверяли карманы, обувь, чтобы не унесли домой зерно или корм у животных. За килограмм зерна в кармане или в сапогах сажали в каталажку – это местная тюрьма. Ну а если нашли с ведро зерна, то десять лет тюрьмы без права на переписку. Так многие колхозники пропали. Детей посылали собирать колоски, предупреждая, чтобы ни один колосок не унесли домой. Худо-бедно жили, вроде уже голода не стало.
Наступил 1941 год. Всех мужчин с 18 до 50 лет забрали на Великую Отечественную войну 1941-1945гг. Но это уже другая история.
Бессонова А. Р. первый ряд (сидит справа)
| 
Бессонова А. Р. первая справа
|
Бессонова (Шудегова ) Антонина Романовна
июль, 2019 г.
