Я, Хохлов Алексей, учащийся Пихтовской школы, хочу рассказать о своём прадедушке Жигалове Константине Ивановиче, 01.06.1921 года рождения. К сожалению, он умер за год до моего рождения, т. е. 21.10.2000 г. Но я им очень горжусь! Я прочел его «Воспоминания» и хочу поделиться ими.
ВОСПОМИНАНИЯ
«В народе бытует пословица: «кто старое помянет, тому глаз вон». Мне хотелось бы такого наказания, но что поделаешь, а всё же хочется рассказать о тех политических репрессиях, беспорядках, изуверски неумолимых как зловещий ураган пронёсшийся в том 1933 году, где я попал в самую середину эпицентра безжалостной жизненной стихии.
Сегодня мне исполнилось 77 лет, а во то, что произошло в том далёком времени, никак не забывается: стоит перед глазами, как кошмарный сон.
Жили мы тогда в Нижегородском краю (сейчас Кировская область) Нолинский район Боимовский сельский Совет деревня Тошкино, - которая была самая красивая.
Располагалась она в острогах Уральских гор, - с северо-запада на юго-восток. На южной стороне было много черёмухи. Климат в этих местах особо не баловал. По южной стороне было много родников. Посреди деревни за огородами от улицы был пруд, общественное богатство деревни. Родители рассказывали, что до создания колодцев в личных хозяйствах пользовались водой из данного водоёма для домашних нужд.
На открытых местах водились усачи, это из отряда налимьих или просто налим. Лодок не было, приходилось делать небольшой плотик. Однажды производили ремонт плотины, спуская воду, остался большой котлован, где рыбу ловили руками, или делали из подручных материалов – из женских юбок (в то время женщины носили длинные юбки), а завязав один конец образовался соответственно «черпак», который управлялся двумя рыбаками.
В дальнейшим, пруд превратился в колхозное достояние, где стали ночные набеги со стороны соседних деревень. Сама деревня располагалась в окружении полей и лесных массивов – были смешанные леса, хвойные, лиственные, березняки, осинники, липтяги, которые давали самый ценный липовый мёд. А сколько было разного вида ягод, грибов и во всем этом был громадный выбор! Увалистая местность иногда становилась непроезжей и непроходимой, особенно в весенние паводки, всё это создавало трудности в жизни на этой земле. Особо трудно было в заготовке сена, так как не было близко заливных сенокосов, которые приходилось покупать у владельцев реки Вятка. Сеяли исключительно рожь «Вятка», овес «Золотой дождь», ячмень, гречиху, горох, лён, репу, сажали картофель. Частота населенных пунктов - в пределах 5 километров.
Всё это моё воспоминание о том счастливом детстве, которое проходило в лабиринте той местности всего только двенадцать лет отроду, а затем «кошмарная» пропасть, как и других жертв, проглотила и меня.
В 1933 году семья была раскулачена с полной конфискацией имущества и без суда! Выселена в заболоченные таёжные дебри Новосибирской области. Состав на момент выселения был: отец Жигалов Иван Дмитриевич, мать Жигалова Федора Григорьевна, бабушка Савельевна (мать отца), она была слепая. Никакого у нас кулацкого состояния не было. Родители вели сельское хозяйство: держали положенную норму скота, а именно имели: одну кобылицу, которая регулярно давала приплод, корову, которая давала молоко до 20 литров, несколько голов овец, полтора десятка кур - вот и всё богатство. Отец, Иван Дмитриевич 1888 года рождения, участвовал в защите матушки-России в Империалистической войне, затем - в гражданской, дважды ранен и всего на благо России отдал более десяти лет. Придя с военной службы, нашел мастера овчинно – кожевенного производства, занялся переработкой давальческого сырья. Работа исключительно была ручная: овчины квасились в специально изготовленной колоде, промывались, сушились, и после сушки доводились до нужной кондиции, отдавали мастеру (портному) готовый полушубок. Сколько проведено бессонных ночей, чтобы дать качественную продукцию! Громадное количество нечистот перебрать собственными руками! Насколько я помню, в месяц перерабатывалось до трёх десятков овчин с оплатой за каждую по семь копеек за штуку, при этом говорили, - много зарабатываешь. Так обувал и одевал лапотную Россию, за что и пострадал. В 1928 году обложили неимоверным налогом и закрыли все производства. Отец тогда поступил в РайОНО, в ликбез, стал обучать грамоте односельчан. В 1932 году в Тошкино был создан колхоз, где председателем выбрали Жигалова Ивана Дмитриевича, который в последствии участвовал в строительстве деревянной Пихтовской СОШ (на фото справа), а в скором времени нашли причину и посадили на десять лет в тюрьму. Отбыв два месяца в колонии, был освобождён. Где - то прожив на свободе две недели, снова посадили, - это было предвестием на высылку. И вся эта самодеятельность получилась из – за того, что, организовав колхоз, выгребли семенной материал, с таким изречением: - вы себе семян найдёте ещё. Вот так закружилась карусель во всех житейских делах. Невозможная началась травля. Из-за этой травли не состоялось бракосочетание моей единственной сестры Варвары Ивановны. На этот раз, на сколько все было подработано, что трудно рассказать без содрогания. Все отношения настолько обострены, что вести разговор с соседями и с родственниками было опасно, везде всё проверялось и больше того - искажались в действительности.
В день конфискации имущества, а это был летний праздник Троица, собиралась добровольная пожарная команда и были выведены пожарные машины на конной тяге. Мы, мальчишки, отирались рядом – думали о том, что будут проводиться очередные учения команды. Но вместе с этим появилось много подвод запряженных в возовые телеги, которые направлялись в нижний конец. Я увидел, что к нашему дому подъехали семь подвод, подбежав к дому, увидел, как нагружают на телеги всё, что попадается под руки. Я схватил подаренные дедушкой Дмитрием Кузьмичем никелированные коньки «Снегурочка», тотчас же у меня их выхватили и бросили на телегу. Дедушка мне их подарил в честь того, что я ему помогал во всем. Девятилетним я запрягал кобылицу и мог на небольшое расстояние съездить, умел боронить, купать в летнее время кобылицу в пруду, смазать оси у ходка. Он часто брал с собой при поездках в г. Уржум.
Видя всю эту несправедливость, я залился слезами. Дедушка не дожил до этого кошмара, он умер за два года до этого.
Нагруженные подводы направились в соседнюю деревню Песчанка, где был сельсовет и магазин, в который и везли всё «награбленное». Сразу же началась распродажа за бесценок. Народ как «вороньё», напал на падаль. После нашего выселения ещё несколько семей было разграблено. Мне кажется, что от этого никто не разбогател, нанесенные обиды несправедливо отозвались в проклятиях пострадавших. Так и остались в чем были одеты, ни ложки, ни вилки, даже нет полотенца, не говоря уже о постельных принадлежностях. В недалеком будущем события развернулись абсолютно удручающими и бесповоротно – на выселение. Моя мама Федора Григорьевна со своей родственницей Анной Петровной Нарсеевой пошли в г. Уржум пожаловаться на власти Нолинского района.
В эту ночь мне пришлось пережить очень многое, да и вообще в эти сутки, которые в дальнейшем были завершающими в моём пребывании в своей д. Тошкино. Приходилось в сопровождении со своей слепой любимой бабушкой Екатериной Савельевной выходить в глухомань ограды, с ответом через ворота представителям милиции. Ответ был следующим, что отец Жигалов Иван Дмитриевич находится в тюрьме г. Нолинска, а мать Федора Григорьевна в г. Уржуме. Это два районных центра с расстоянием между ними в 60 км.
Днём выяснилось, что маму вместе с тётей в г. Уржуме арестовали и прогнали этапом правым берегом р. Вятки, т. е. не допустили в своё село Тошкино. Я свою маму повстречал через сутки.
И вот утро второго дня, ярко светит солнце, погода стояла близкой к середине лета. Я со своим котиком уселся на окне с солнечной стороны, по улице стали проходить женщины и устраивались на завалинке. Ранее на этой завалинке по воскресеньям собирались мужики.
Вот приходит время к обеду, приезжает милиционер верхом на коне, подходит ко мне, спрашивает мою фамилию, а сам вытаскивает револьвер и говорит: вы арестованы – ни шагу от меня. Вскоре подходят две подводы. На одной моя сестра Варвара Ивановна и её муж Павел Иванович Якимовы, они полтора месяца назад зарегистрировали брак. С каждой минутой провожающих становилось все больше и больше. Где – то часов в пять после обеда обоз двинулся в верхний конец деревни. Среди провожающих вели мою любимую, слепую бабушку Екатерину Савельевну. И на этом я и покинул свои родные места и свою дорогую нянюшку, хотя она была слепая, но она принимала активное участие в течении моего счастливого детства, которое длилось всего двенадцать лет. Рассказывала сказки, качала мою люльку, оберегала от всех недугов. Конечно, она любила меня, единственного внука её семьи. Осталась среди провожающей толпы односельчан, без средств существования и без крыши над головой. Прожила она у соседей на нищенские подаяния ещё два года. Вечная память и Царство Небесное ей.
Сопровождающий милиционер, исполняющий команду вышестоящего начальства, был доволен таким исходом событий. Одет он был в хромовую тужурку, опоясан ремнями, частенько прощупывал правый бок, где хранилось оружие. Кавалерийское седло украшало коня, который был, как мне казалось, очень умный. А вот я, сидя на телеге как затравленный «волчонок», думал об одном: где мои мама и отец, увижу ли я их, скоро ли окончится этот кошмарный сон, который абсолютно добивал меня сомнениями.
Дорога была очень трудная, ехали по булыжнику, такая трясучка. Ехали очень медленно, так как кони были сняты с полевых работ. Нужно было преодолеть 35 км, и только во второй половине ночи достигли г. Нолинск, сразу же в райотделение милиции. Сопровождающий доложил, что Жигалов Константин Иванович прибыл. Телефонный разговор приказал везти меня на окраину города, где располагался военкомат, где и собиралась колонна на отправку.
Подъехали мы, - подходит начальник к первой подводе, на сестру- ваши фамилия, имя, отчество, - Якимова Варвара Ивановна, с удивлением переспрашивает начальник, затем говорит, где твои вещи, снимай с повозки и отходи в сторону. Дошло дело и до меня: Ваша фамилия, - говорю: Жигалов Константин Иванович, ну вот, тебя – то мы и ждали. Махнул рукой в сторону обоза, который стоял на шоссе, в конвой, направляемый на г. Киров. Вот и опять прощание с единственной сестрой Варварой Ивановной и ее мужем Павлом Ивановичем, опять слезы до изнеможения. Подъехали до конвоя, - подходит отец и говорит: - куда поехал я, говорю: - куда ты туда и я, моей радости не было конца.
Через несколько минут конвой двинулся на г. Киров, где нужно было преодолеть 180 км, впереди идут мужчины: так десять семей стали изгнанниками родных мест Нолинского района.
Проехав 25 км, достигли с. Кырчан, где объявили кормежку лошадей и общий привал. На подошедших автомашинах я увидел свою маму, я побежал к ней, мне помогли забраться в кузов, все мои переживания ушли от меня. Далее путь на г. Киров я продолжал на машине. В Кирове нас завезли на товарную железнодорожную станцию, разместили в пакгаузах, а на следующий день погрузили на товарные вагоны до 35 человек и повезли на восток.
Летняя жара была на измор нестерпима, дверь постоянно на замке, в окнах решетки. Эшелон постоянно охранялся усиленной охраной. С питанием было очень плохо, давали баланду со свеклой и кипяток.
Естественные надобности справляли в ведро, везде стоял неприятный запах. Эшелон состоял из 90 вагонов, длиной в километр, Уральский хребет преодолевал двойной тягой, это было видно из окна вагона на поворотах пути. В Барабинских степях сделали передышку: остановились на один час, среди степи. Вся начинка эшелона как мураши вывалилась на степные просторы. За это, конечно, спасибо: хотя отдых прошел «по-скотски», но удовольствие осталось в воспоминаниях на всю жизнь. В итоге несколько человек не вернулись на посадку, т. е сбежали, свобода дороже всего.
В Новосибирск мы были доставлены двумя эшелонами, временно расположены в районе за Каменкой на возвышенности, в больших брезентовых палатках. Стояли здесь недолго, но мы, пацаны, использовали малейшие возможности, бегали через проволочное ограждение на матушку Обь – до этого ее знали только на школьных географических картах, здесь открылось ее величие во всей красе.
В скором времени нас погрузили на Обские баржи – их было две. В трюмах и на палубах было очень тесно, т. е. перенаселение. Через несколько часов вниз по Оби достигли пристань Батурино. Выгрузились на берег, кто - как построили шалаши из тальника и так прожили более двух недель. Все трудоспособные мужчины были отправлены в точку назначения, т. е. Пихтовский район, п. Березовка, который был обозначен точкой на карте, а в действительности заболоченная таёжная трущоба. Здесь также сооружены шалаши, но более комфортабельней, – покрыты берестой, которой здесь избыток. Так мелкими обозами переехали на территорию постоянного места жительства. Короткая стоянка на Батуринской пристани для меня чуть не осталась памятным знаком. Купаясь в холодной воде Оби, простудил желудочно – кишечный тракт, а, может, и что – то другое, заболел. Благодаря тому, что стала поспевать черемуха и была проявлена материнская забота я поправился. Погост на берегу Оби приютил несколько россиян. Да и в пути на железной дороге такие случаи смертности были.
На два поселка Березовка и Кедровка – были изготовлены планы строительства стандартного производственного типа. На эти поселки было доставлено четыре с половиной тысячи человек. На каждые четыре улицы с двухсторонней постройкой, с соблюдением пожарной безопасности, с нарезкой приусадебных участков до 0,15 га. В центре поселка торговая площадь, культурные учреждения, школа, клуб, магазин, управление комендатуры, овощехранилища, зернохранилища, в Кедровке стационар на несколько коек, в Березовке - медицинский пункт по центру поселка, в стороне кладбище до трех га. А вот в Кедровке кладбище было отведено в непролазном лесном болоте, как говорится в насмешку над усопшими. Сам поселок также в непроходимом болоте, отстроившись, просуществовал не долго. Был расформирован во Вдовинскую часть, Александровку того же Пихтовского района. Всё говорит о том, что издевательств было хоть отбавляй. Сколько было заложено трудов в строительство и все пошло прахом. Растащили типовую школу, больницу да и другие постройки. Мы, березовские ребятишки, зарабатывали карманные деньги, т. е. ходили и из брошенных строений выдирали гвозди и за наличный расчет продавали в колхоз, так как к тому времени был недостаток в этом материале.
Время прибытия на место назначения мы достигли где-то в конце июля. Лето 1933 года было сухое и мы были до некоторой степени спокойны. Гнуса особенно не было. По прибытию стали заниматься строительством жилья, так как зима была не за горами. Начали вести расчистку под строительство домов, раскорчёвку улиц и приусадебных участков. На это было выделено некоторое количество мужчин, а в основном здесь работали женщины. Заложено было по одному ряду, в Берёзовке было заложено более трёхсот домов. Но как будто чувствовали, что всё сразу не осилим, дома строили более на сухих участках. Конечно, с наступлением следующего лета обнаружилась деформация дома, некоторые угадали в самый эпицентр болота. Был завезён необходимый инвентарь и инструмент для строительства и выполнения других хозяйственных работ.
Для оперативного управления были созданы артели по принципу землячества или национальному составу, районированию. Таких артелей на Берёзовке было восемь. Питание при жизни в шалашах велось с общей кухни, где варили солёную свёклу, хлеба работающим давали по семьсот граммов, иждивенцам - по четыреста. Я с первых дней приступал к работе на конях – подвозил строительный материал. На первых порах он находился рядом, а с раскорчёвкой и вырубкой стал отходить всё дальше и дальше. В результате получал рабочую норму хлеба. Работа на коне была давно знакома. Часть коней была так же доставлена в эшелонах из России. Были пригнаны кони из степей, приходилось обучать, которые не понимали никаких человеческих возмущений, было очень трудно. Лес возили на волокушах, иначе нигде не развернёшься.
При раскорчёвке попадали под валившиеся деревья и погибали. Подрубят корневую систему, а с появлением ветра жди несчастья. Так один мужчина пришел домой и в этот момент рядом подрубленное дерево от ветра упало и человек погиб. Были случаи голодной смерти, один не дошел до дома с работы в пол километра, сел отдохнуть и умер, так как организм был истощён.
Строительство продолжалось всю осень и зиму. Дома строили по плану 7x6 м, два окна, одно - на восток, другое - на запад. Печи делались глинобитные, а трубы выкладывались из кирпича, который готовили на месте (сырец), со временем он исполнял своё назначение, т. е. обогревал и становился прочным.
С наступлением похолоданий стали вселять в дома семьи с детьми. И вот в такую хибарку вмещалось до 35 человек. Несколько семей из Марийской Республики оставались зимовать в шалашах. Как они перезимовали - не помню.
Нужно отметить то, что таёжные дебри настолько густы, что блудили люди на улицах. Однажды староста посёлка вёл двух родителей с гробиком небольшого ребёночка на руках, и ушли от нужного направления совсем в другую сторону, пришли к нам на конец посёлка. Это был Дмитрий Петрович Маслов, исполняющий обязанности старосты пос. Берёзовка. И только осенью, когда опала листва, стали видны соседние улицы. Для обеспечения водой рыли колодцы – проточной воды не было.
В трёх километрах имеется озеро, но к нему можно было попасть только зимой, так как располагалось оно среди топкого болота.
Припомнился и такой момент, построили обыкновенную деревянную баню, пять на четыре метра. Для мытья изготовили корыта, а воду грели в чугунах. После первой помывки я целые сутки беспробудно спал. До этого мылись в кустах на открытом воздухе, этому способствовало отсутствие комаров.
Закончилось строительство с большим трудом. Начали готовить материал для общественных сооружений. Если в Кедровке лес было возможно брать рядом, то в Берёзовке приходилось возить за два километра и выносить из тайги на руках, так как болотные кочки не давали пройти коням. И всё же строительство продолжалось. В 1935 году обновлена семилетняя Пихтовская школа, в 1936 году обновили типовой магазин, медицинский пункт, в 1936 году был открыт клуб. В период начала строительства выстроены административные дома для комендатуры. Была построена ветеринария.
Для молодёжи также был выстроен двухквартирный дом, а затем – расширенный, который стал культурным очагом. Молодёжи было очень много, но она с каждым днём «таяла», так как бежала. Были и такие случаи, когда убежавших ловили и пригоняли этапом обратно в деревню. Вот к примеру А. А. Солодаеву и др. пригнали этапом с России. Был поставлен надзор на дороге, ведущей из поселка, специально была построена караулка, где посменно вели дежурство асодмильцы. С побегами была и большая смертность, по большей части причиной которой были продукты особенно хлеб, в который добавляли: берёзовые гнилушки, жмых, сеяная овсяная мука. Мне думалось, что я никогда не сумею поесть настоящего хлеба. В первые годы какими – то случаями меняли свои вещи, в ближайших деревнях: Подрезово, Качановка, Кольцовка, Королёвка, Усть – Тоя, получали хлеб, картофель, то со временем всё истощилось и надеяться было не на что. Посылки, присланные с России – обворовывались.
Очень много было издевательств, когда ежедневно к коменданту утром, особенно мужчины должны были ходить на проверку, а затем на работу. Как я помню, коменданты Кулаков, Егоров были просто бесчеловечны, они занимались всевозможными ухищрениями. А вот комендант Пинэко, он в дальнейшем в Берёзовке из торговой площади сделал спортивный городок. Там было построено: качели, шесты, канаты, бревно, беговые дорожки, лесенка. Игры: городки, лапта, мяч. Этот, видимо, выходец из Красной Армии, може, за что – то пострадал, сам он был спортивного телосложения, опрятно одет, да и взгляд у него был человечный – светлая память ему.
1934 год был самым трудным, с самой весны начались полевые работы, мотыгами разрабатывали посевные площади и приусадебные участки. Люди по сути дела были ослабленными, а задания доводились по копке земли сверх человеческих сил, где по 0,12 га. Перевыполнившим дневное задание выдавали повышенную норму хлеба. Работа начиналась с восходом солнца и до заката. Разработка земли объединяла всё мужское население, превратились все в одну специальность «землероб». А специальностей имелось трудно перечесть: это плотники, столярных дел мастера, мастера кирпичного производства, стекольщики, маляры, кузнецы, жестянщики, колесники, бондари, санники, мастера овчиннокожевенного производства, сапожники и многие другие.
С самой весны 1934 года всё было подчинено разработке посевных площадей. Среди дремучей тайги, выборочно (мотыгами) раскапывались поляны. Летняя жара, тучи комаров, мошкара беспощадно сопровождали обливающихся потом людей. На работу приходилось ходить на расстояние от одного до восьми километров, преодолевая громадное количество болот, залитых водой, только со временем стали строить таборы. Для защиты от назойливого гнуса применяли самодельные накомарники, которые готовили из жестких чулок или просто из портяной самодельной ткани. В последующем времени работающие страдали от опревания ног, этому способствовали ежегодные опалы, где вода становилась щелочной. Особенно страдали пальцы, опарные до костей. Любая обувь не могла защитить от постоянной мокроты, обувь была обыкновенные лапти. И только народное средство помогало - дёготь.
Итак, разработанные земли на много лет остались в начальной конфигурации, то есть МТС брезговал заключить договор на механическую обработку земель Берёзовских владений, где мелкополосица и заболоченность. Весь земельный труд был как у первобытного человека – ручной. Женщины занимали главенствующую роль «самоходных комбайнов» в первую очередь прошли в пешем строю по мужским тропинкам, а затем серпами сжали то, что вырастили мужчины. Конечно, посеять было куда проще, а убрать? Выражаю искренное, сердечное, глубокое сожаление труженицам Берёзовских времён, светлая память всем, кто ушел из жизни, за их безропотный – непосильный труд.
Величина посевных площадей была от 0,02 до 3,5 га, а такие площади выглядели как «изорванное одеяло», разбросанное среди болот и дремучих берёз. В первые годы сеяли рожь, овёс, приходилось вести прополку посевов, затянутых сорняками осотом и молочаем. Первый урожай обмолачивали цепями (деревянное молотило), подбрасывали деревянной лопатой на ветру. Первые центнеры выращенного хлеба были безгранично дороги, хлеборобы до слёз счастливы, так как возродилась самостоятельность и уверенность в пребывании на этой грешной земле. Через некоторое время приобрели семена пшеницы и стали выращивать как все соседи в окружности. Сельскохозяйственные работы стали преображаться из примитивных - в современные того времени, а именно - привезли пароконные плуги. Которые стали качественно ускорять работу на посевных полях среди вековой тайги. На наши по соседству две артели, имени Ленина и Труд, пригнали несколько дойных коров, молоко которых стали делить пропорционально семьям с маленькими детьми. На тот период в артелях проживало более шестидесяти семей. В дальнейшем стали выращивать рабочих быков. И одновременно приучать в использовании на разных работах как тягловую силу. А чуть позже коровами обеспечили каждые две семьи, телят сдавали в колхоз. Колхозное стадо стало пополняться, жизнь становилась до некоторой степени легче. Завезли свиней, но не хотелось бы об этом вспоминать, голод всё время сопровождал жителей Берёзовки. Рабочие, ухаживающие за свиньям, на ночь закладывали конину (дохлую) в пятисотлитровый котёл, варили для свиней. Придя утром, котёл был пуст, ни крошки мяса не оставалось. Пришлось и мне отведать такого «деликатеса», жевать было проще, а вот глотать страшно трудно, но жить хотелось.
1936 год стал переломным годом. С принятием Сталинской Конституции был такой праздник, организованный в семилетней школе, мне казалось, что плясали все, даже стены. Радость была неимоверная, с принятием Конституции для переселенцев – без права выезда из мест выселения.
В этом году был очень хороший урожай кедровых орехов, клюквенные болота показали свою щедрость на урожай. Выручка со сдаваемой продукции пошла на приобретение одежды, продуктов питания. Всё это давалось очень трудно, в первую очередь расстояние до всех примечательностей было около трёх км и дальше, куда ни пойдёшь - везде одна преграда, непролазные заполненные водой болота. Последующие годы стали выращивать овощи, выведен новый сорт картофеля (вывел агроном селекционер Вилков Александр), который стал давать хороший урожай. Из заложенного яблочного питомника создали яблоневый сад из ранеток, но не довели до конца дело. Сад остался без прививки, так как не было денег. Сегодня сад весенним цветом заливает всю окрестность, где потрудились птички. Это осталось надолго как вещественное доказательство того, что здесь жило цивилизованное население. Но эта «цивилизация» далась очень трудно, многие остались навечно охранять все Берёзовские и Кедровские владения, как изгнанники Матушки России – Вечная им память!
В 1936 году был проведён эксперимент, пригнали два трактора СХТЗ, сожгли горючее и отправились в Колыванский МТС- Понамарёвка. Вся «механическая» работа досталась быкам и коням. На обмолот зерновых в последующие годы приглашали из МТС, своей техники не было. Заготовка сена производилась до самого конца берёзовской жизни в ручную. Косили литовками, а стоговали, неся копны на носилках. Я не остановился на непроходимости дорог в весеннее время, ведущих на отдельные посевные площади. Посевной материал носили на себе как женщины, так и мужчины. Мы, пацаны, всё лето жили на таборах, ведя прополку зерновых, которая проходила под страшным кнутом разного рода гнуса. Табора были расположены на окраинах полей, засеянными пшеницей или овсом, как на посевных полях не было никакого движения, поэтому и в ночное время табор был заполнен комарами и мошкой, которая гудела днём и ночью. И только на некоторое время дымокур избавлял нас от таких издевательств. Как только находили терпения в этом аду???! И только гармонь или сказка звеньевого на этом посту спасали нас. Всегда был с нами довольно пожилой Ковшарев дядя Алексей, который по ночам рассказывал сказки одну лучше другой: «Кощей бессмертный», «Елена прекрасная», «Конёк- горбунок» и др. Питание было с общего котла, а иногда присылали из дома, то всё делилось между друзьями. Как рабочая одежда и обувь (лапти) всегда были высушены, за этим следили наши уважаемые руководители. Работа по прополке зерновых хлебов продолжалась до самого сенокоса. И такими же звеньями вступали в сенокосную компанию. У нас не было таких, кто бы уклонялся от работы. Покосы так же были среди вековых берёз и на заболоченных водянистых участках. Я уже останавливался на том, что дождевая вода становилась щелочной и наши ноги особенно пальцы опревали, что было мучительно больно и только ночь была более утешительной и ноги отдыхали свободно. Сенокосная страда продолжалась до конца пребывания в берёзовских дебрях. Во времена «Берёзовских владений» земля пахалась на быках, засевалась в ручную, заборанивалась на коровах, но люди не падали духом, они до начала Великой Отечественной войны охранялись и были под постоянным наблюдением комендатуры, которая в 1937 году отправила по линии НКВД в «неизвестность» Платонова Степана, Маслова Афония, Ковшарева Алексея, Новосёлоа Василия, Возженникова Петра и др.
С вероломным нападением на нашу страну гитлеровцев с Берёзовки было взято 25 человек, на трудовой фронт было взято 15 человек, которые по большей части участвовали в строительстве Оперного театра в г. Новосибирске. После окончания ВОВ вернулись 4 человека покалеченные. В довоенный период в Берёзовке образовались до 10 новых семей. Было много побегов, помниться случай, когда один благодетель с д. Качановка увёз женщину с ребёнком в январские морозы под сеном до железнодорожной станции. А семья Каркиных решила бежать через болота, выбившись из сил, оставили малолетнего ребёнка на болотной кочке, а когда дошло до сознания – пол дня искали то место, где совершили преступление. Ребёнка нашли и вернули назад, конечно, до этого были и другие случаи побега, но эти два были особенные.
На этом, хватит о грустном, не много остановлюсь на босоногом детстве и подростковых годах. Где много было заболеваний, таких как малярия и расстройства желудка и мн. др. Мы школьного возраста ребятишки в 1933 – 34 годах бродили как дикие создания, т. е. не учились и только осенью 1934 года начали посещать занятия, а в 1935 году стали учиться в новой сельской школе. Учительский коллектив был очень хороший такие как: Николай Степанович Гольтяпин – директор школы, Игнатьев Андрей Яковлевич, Кондрашов Александр Михайлович, Кудашова Ольга Никифоровна, Лебедева Ироида Макаровна, Шмаков Василий Константинович, Краснов Николай Павлович со своей супругой, Ванеев Борис Петрович, Боярышников Степан Петрович, Косарев Иван. Они были для нас самыми уважаемыми авторитетами, они отдавали всю энергию и душу для нас, стремясь объяснить материал своим воспитанникам. Часто на уроках писали под диктовку, а так не хватало учебников. Мы, полуголодные, полуразутые, стремились всё усвоить. Перед занятиями была введена школьная линейка, которая заряжала нас на весь день энергией. В обеденный перерыв кормили обедом, а затем бывали и танцы под гармонь. На высшем уровне работали разного рода кружки: рукоделие, художественная самодеятельность. Дисциплина была во всех направлениях школьника идеальной. Однажды никак не могу забыть постановку, где мне пришлось играть роль «Маленького Мука». В нашей жизни в те времена чтобы купить тетрадку или карандаш, нужны были карманные деньги и мы ловили бурундуков, крыс, зайцев, вся пушнина принималась заготовителем. В дальнейшем приобретали кроликов, которые стали давать как доходную часть, так и мясо. Первое время кроликов держали в жилых помещениях, а летом готовили клетки, где и содержали их на приусадебных участках. В подростковом возрасте мы участвовали в более серьёзных вопросах жизни, а именно: участвовали в строительстве капитального моста через реку Бакса в районе д. Кольцовка. Эта река довольно коварная, особенно в весенний паводок. Мост был выстроен со всеми плановыми расчетами. Длина составляла до 30 метров, высота в пределах 7 метров, в завершении данного строительства население избавилось от примитивных переправ. В ходе строительства мы испробовали много специальностей, пилили продольной пилой строительный материал, плахи для настила, забивали сваи «бабой» соответственно с примитивным приспособлением «копёр». В 1938 году по окончанию Березовской семилетки, мы 6 человек подали заявление в Новосибирский Сибсельмаш, тогда там был техникум, чему были очень рады, но радость оказалась не долгой. Наши документы попали во Вдовинскую комендатуру, откуда с большой трудностью пришлось их вернуть обратно, на что был потрачен целый год. После письменных упрашиваний о возврате документов комендатура не реагировала. Пришлось в пешем строю на 75 км прогуляться в осеннюю дождливую погоду и всё равно документы лично нам не вернули, выслали довольно позднее почтой – явное издевательство. В то время часть березовских выпускников пошли учиться в Пихтовскую среднюю школу, а в дальнейшем, получив соответствующее образование, несколько человек продолжительное время работали учителями в Пихтовском районе.
На мою долю выпал побег из-под комендантского надзора 12 июля 1939 года. По приказу милиционера, исполняющего обязанность коменданта посёлка, был направлен в Пихтовский районный отдел, пешком за 25 км, с пакетом документов на самовольно ушедшую девушку к своему брату, проживающему в Пономарёвке, о возврате её в Берёзовку. Работал я тогда при пожарной, где были пара лошадей, иначе говоря пожарником. Такой момент стал в основе выполнения своего давно задуманного плана. По пути зашел домой, попрощался с мамой, которая дала мне на дорогу некоторую сумму денег, направился в путь. Конечно, было до слёз обидно за такое расставание и отца не было дома, он встретился мне по пути из Пихтовки на побывку домой, там он работал на строительстве райисполкома, так и это расставание ещё больше покинуло «уголёчков» в мою душу, а что поделаешь. Дошел до Кольцовского моста через реку Баксу, полюбовался его красотой, раскрыл конверт, ознакомившись с написанным – виновницей была почти сверстница Рудина Евдокия Александровна, концы в воду, чем закрыл себе дорогу назад. Так началось движение по ранее спланированной дорожке, Подрезово, Кольцовка, Королёвка, Бобровиченск, Воробьи, Посенье, Базой, Батурино, пристань на Оби. Первую ночь пришлось провести между Королёвкой и Бобровиченском в ржаной соломе прошлого года, пока лез во внутрь соломы с протянутыми руками, в такой позе «смертельно» заснул, преодолев примерно 40 км. Проснулся на восходе солнца, вылез из укрытия, умылся с травы росой, посидел на пенёчке, полностью осознал своё положение, двинулся дальше, назад дорога закрыта. Достиг пристани под названием «Батурино», но она от села находилась с расстоянием 4 км. Там был оборудован деревянный дом, приличной вместимости, на сваях более метра высотой. Пассажиров на этот раз было порядочно, готовили на небольших кострах чай, использовав свободное время, я прижигал палочками из тальника, нагретых на огне, мозоли, которые беспокоили меня. Такой способ врачевания я знал давно, который очень помогает. В два часа ночи прибыл долгожданный пароход, я, как и другие пассажиры, приобрёл проездной билет, занял своё место на нижней палубе. Утром рано прибыли в г. Новосибирск, здесь впервые увидел трамвай на железнодорожном вокзале, который был ещё в стадии строительства, и пассажиры располагались на нижнем этаже, как мне показалось, их было очень много. Поезд № 508 пришлось ждать долго, так как он формировался в г. Новосибирске, который состоял из товарных вагонов и забирал всех. Вагоны были переполнены до отказа, я доехал до Свердловска, пересел на пассажирский, на котором добрался до Кирова, рано утром. Здесь мне захотелось проехать до г. Котельнич, а оттуда на пароходе проплыть вниз по Вятке в свои родные места. Задуманное не пришлось исполнить, только поезд оторвался, как тут кондукторская проверка билетов. Дают мне команду следовать за ними, билет мой был до Кирова, пытался было объяснить, что проспал, но ревизоры были на своем посту неумолимы. Пройдя несколько купе, вагоны были старой конструкции с дверями по коридору и меня как молнией охватил страх, что ещё немного и я окажусь на этапной пересылке в свою «родную» Берёзовку, в один момент оказался на подножке вагона и в считанные секунды совершил «Павки Корчагина» прыжок по ходу движения поезда. Не более двух шагов сделал по песчаной отсыпке и как футбольный мяч покатился, какое расстояние проделал в такой позе не знаю, когда поднялся, последний вагон был виден не больше спичечного коробка. Здесь сработало материнское благословение и пальто на толстой ватной подкладке, в то утро было очень прохладно и я, как специально одел его для «амортизации», да и багажу – то было одно «спасительное» пальто. Всё это произошло почти рядом с переездом, к которому подъезжали колхозники по направлению в г. Киров, они поинтересовались моим здоровьем, на которое я не обижаюсь. Посадили меня на повозку и так я достиг г. Кирова, до родного Тошкино оставалось немного, где - то 180 км. В то время автобус на шоссе не удалось остановить, пришлось двигаться больше пешком, а иногда с виновозами, следовавшими на пристань «Медвежонок», попутно к моим родным местам. Добрался до своих священных - родных мест, было трудно удержаться от слёз счастья и тех воспоминаний из жизни как изгнанника, обрекшего на медленное, изуверское умирание. Не найдешь слов выразить свою скорбь, что произошло за последние 6 лет. Достигнув того дома, где проживала моя сестра Варвара Ивановна и её муж Павел Иванович Якимовы и их маленький сын Григорий, а сегодня уже заслуженные пенсионеры Григорий Павлович и его сестра Екатерина Павловна. Вот так отшагивает время воспоминаний. С прибытием в Тошкино без объявления пришли мои тошкинцы, встреча была радостной. В ближайшее время получил паспорт, с непосредственной помощью Григория Арсентьевича Садырова, отправился на ближайший лесоучасток, устроился в плотницкую бригаду стариков с широкими бородами, они любезно меня приняли в свои ряды, а потом удивлялись моей ловкостью, которую я приобрёл в сибирских «дебрях», где освоил плотницкое и столярное ремесло. Со временем проработав некоторое время, работа мне понравилась, да и отцовское отношение бригады было для меня большим уважением. Всё было безупречно - как работа, так и отдых с молодёжью, но меня преследовали мои злополучные воспоминания: выселение в Сибирь. А сегодня особенно совершенный побег добивал меня на свободе. И вот однажды, работая на капитальном ремонте конторы лесопункта, пришлось быть на потолке, а внизу постоянно раздавались телефонные звонки, мне казалось, что кто – то только моим пребыванием интересуется на данном участке, что и привело меня к увольнению с этого лесоучастка. Уволившись, я подался вниз по Вятке ещё на пол десятка км, остановился на механизированном лесном пункте, где было порядочно тракторов и автомашин. Мехлесопункт назывался «Шурминским» по названию райцентра. Располагался в сосновом бору на берегу затона, т. е. участок в вершине воды затапливался водой с р. Вятка и способствовал сплаву вывезенного леса за зиму мехлесопунктом в основное русло реки. Вначале работал сцепщиком, а со временем освоил работу тракториста. Тракторов не хватало, шла финская война. Работа была очень трудная, трактора были газогенераторные. Чурочка была в основном берёзовая, на трассе лесовозной дороги через каждые два км была оборудована заправка с определённым запасом топлива. Заправленного бункера при его исправности хватало на 2 часа работы. Конечно, было очень беспокойное хозяйство, а именно при заправке. Пока приготовишь двигатель с установкой к работе, остаются чуть белые зубы и глаза, приведение в порядок всей системы было очень неприятно. Двигатель заводился на бензине с переводом на газ. Кабин не было, бывало, в дорогу возьмёшь булку хлеба, положишь в инструментальный ящик, а по нужде обеда молотком отбиваешь и так с аппетитом пообедаешь. Выдавалась спецовка: полушубок, фуфайка, ватники. За один рейс была норма вывезти 96 м 3. Проживали в общежитии, питались в столовой, на что обижаться нет нужды, а вот осталась болезнь и до сегодняшних дней, это дефицит инструмента, закончив смену – прячешь в сумку и так каждый рабочий день. Были и такие моменты, когда в ночное время работали фонарями «Летучая мышь», так как был дефицит с электрооборудованием. Ремонт тракторов производили поточным методом. Создавалась аварийная бригада по недельно, исправный трактор или нет, пришел график, идешь на ремонт. Пришел с рейса, заполняешь дефектный журнал- жди посыльного с управления, берешь инструмент и в рейс, путевка уже лежит у диспетчера. Всё было тогда подчинено военному времени, лес требовался как воздух. За отличное отношение к труду и технике меня приняли в комсомол, этой радости не было предела. Молодёжь была настроена на перевыполнение ежедневных производственных заданий, не считаясь с ограничением времени будет возможность занимать выходные дни для ускорения вывозки леса с верхних складов. В те далекие времена была большая потребность леса, да и спрашивали за это очень строго. Насколько я помню, с планом в сто пять, сто десять тысяч м3. Это была такая контрольная цифра мехлесопункта, заготовка и вывозка леса.
Пришло время призыва в ряды Красной Армии, приписку мы проходили в феврале, а призыв был в августе 1940 года. С мехлесопункта нас призвали 14 человек. На мою долю и моего друга Чернышова Степана – определение в АБТ, да и другие пошли по два человека в команду. В дальнейшем мой друг попал в танковые войска, стоящие под Белорусским НСКР, я попал в Сотую дивизию под г. Минском. А затем вскоре нас взяли на пополнение в охрану штаба Западного Особого округа, который стоял в г. Минске. В этой части я и встретил Великую Отечественную войну. Затем на базе нашей части создали шестой полк охраны Западного фронта. В завершении службы в рядах Советской Армии мне хочется ещё раз напомнить отдельные моменты особо острых событий, которые забыть нельзя, да и для читателей будет не понятно. С призывом на действительную службу в ряды Красной Армии, в начале намечалась команда в бронетанковые войска, в которые я попал только в конце Великой Отечественной войны. В начале был в Сотой дивизии под г. Минском – командовал тогда генерал Русианов И. Н., где я проходил курс одиночного бойца. В скором времени в составе сборного взвода из дивизии был переведен на пополнение охраны штаба Западного Особого округа, откуда было много уволено в запас. Штаб в то время стоял в г. Минске. После соответствующей подготовки с особым уклоном караульной службы, а это «шлифовалось» до самой высшей отметки. Здесь не отставала политическая, физическая и огневая подготовка и так длилось до 12.12.1940 года, с внутреннего караула стали регулярно, через сутки, в сопровождении духового оркестра, уходить на охрану различных хозяйств штаба. По сути дела, мы вступили в боевую обстановку, вооруженные боевым оружием и боевыми припасами, 22 июня 1941 началась Великая Отечественная война, где мне с первого дня довелось по приказу командира части повести группу красноармейцев на усиление охраны штаба, где и узнали о начале войны. 24 июня 1941 года, вернувшись с задания в часть, которая стояла на ул. Ворошилова 27, где – то в 11 часов, - немецкая «армада» в составе более 60 самолётов, обрушила свой смертоносный груз на мирный город, встретивший день в ярких лучах солнца, превратив всё окружающее в кромешный ад. Море огня и дыма продолжительное время стояло над городом. А сколько страданий, неописуемого горя принесли одним налетом фашистские стервятники. И так каждый день стервятники висели в воздухе, с восхода солнца и до глубокой ночи. Ночью гудело небо от самолетов дальнего действия. В ночь на 28 июня мы оставили развалины города Минска. На базе нашей части, как мы называли свою 10 роту местных стрелковых войск Минского гарнизона, в первые дни сформировался 6 Полк охраны штаба Западного фронта, которым командовал полковник Резной. Полк с несением охраны штаба на всем пути (от Минска до Москвы) принимал участие в ликвидации немецких десантов, а под Москвой вел бой за оборону Москвы. В 6 полку я воевал до деления Западного фронта: 1, 2, 3 Белорусские фронта. Меня оставили на 3 Белорусском фронте, 6 отдельный батальон охраны полевого управления штаба фронта, это было где - то в 1943 году. По долгу службы много встречался с такими военноначальниками: маршал Советского Союза С. К. Тимошенко – некоторое время командовал фронтом. Начальник штаба - И. Д. Соколовский, генерал-лейтенант того времени, с группой красноармейцев исполнял его команды непосредственно неся охрану и обеспечивал связь. И. С. Конева охранял в составе караула. Приёмную Г. К. Жукова часто посещал как посыльный оперативного отдела. Полустанок Обнинск, в прошлый раз я писал, как состоялась встреча с Георгием Константиновичем Жуковым, конечно, повторяться не хотелось бы, но здесь приходится повторить. Контрольно – пропускной пост на переезде железной дороги пришлось автоматизировать шлагбаумом – это осталось в моей памяти навсегда. Получив от Георгия Константиновича Жукова поощрительное приветствие: «Товарищ боец, быть тебе героем!» - мне казалось, что я в это время поднялся на недосягаемую высоту. Видел Ивана Даниловича Черняховского, который командовал 3 Белорусским фронтом в июне 1944 года, мне пришлось охранять полевое управление фронта. На высоте 208 с отметкой 5 под Оршей, где немец стоял – приняв недоступную оборону, сколько было попыток наступлений и все без результатов. Здесь, конечно, погибло много наших друзей, неимоверная цифра. 24 июня началось наступление с ожесточенной артподготовкой (более 4 часов), результат не заставил себя ждать, немцы бежали. На командном пункте фронта присутствовал представитель ставки В. М. Василевский - оттуда велось руководство боем. Большое расстояние по шоссе Москва – Минск было завалено трофейной техникой – «многонациональной». Проезжую часть освобождали специальными бульдозерами на танковом шасси. По ходатайству командира 6-го отдельного батальона охраны полевого управления фронта, перед начальником штаба фронта генерала полковника Покровского, за отличное выполнение своих обязанностей в танковое училище, в команду из 6 человек попал и я. Так мы оказались курсантами Казанского Краснознаменского танкотехнического училища им. Верховного Совета ТАССР. Это была татарско-башкирская школа, создана по инициативе В. И. Ленина в 1918 г. Переоборудована под технику, техника была английская, американская, в конце войны переведена на танки Т – 34.
Учеба в училище для меня оказалась с отличной успеваемостью. Я покинул стены училища с отличными показателями, за что спасибо командованию училища. Самый основной успех был в погашении клички «лишенец». Это произошло Сталинской Конституцией в 1936 г. Эта Конституция превратила нас из лишенцев в граждан Союза ССР. Присвоила звание колхозника, со всеми правовыми параграфами – но только без права выезда, да и здесь судьба оказала соответствующее внимание. Спасибо всем, кто желал мне добра. С проверкой командования 10 роты Минского гарнизона, ответ был - сын колхозника, а комсомольской находчивости не занимать во всех житейских вопросах. Так я начал жизненный путь отличником боевой и политической подготовки. Прием присяги 12 декабря 1940 года стал моим знамением, который до сего времени запал в мою душу как основа – основ в организации всей службы, как в мирное время, так и в военное.
Город Минск ул. Ворошилова 27, клуб части.
В торжественной обстановке, при парадной форме.
- Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик Жигалов Константин Иванович, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь быть дисциплинированным, беспрекословно выполнять приказы командиров и военноначальников. Хранить военную и государственную тайну. Защищать свою Родину не жалея сил, а если понадобится - и отдать свою жизнь. В военное время неисполнение приказа - расстрел. И если я нарушу торжественную клятву – пусть покарает меня суровая рука Советского Закона.
Со своей стороны считаю, что я справился добросовестно.»
Хохлов Алексей
Сентябрь, 2018 г.
Жигалов К.И. с сестрой и мамой
надпись на фото
Стройка Пихтовской школы (верхний ряд справа Жигалов И.Д.)
в д. Усть-Тоя
Рисунок Жигалова К.И.
Медаль "За Победу над Германией"
Медаль "За оборону Москвы"
Медаль "Жукова"
Автобиография Жигалова К.И.
стр.2 автобиографии
Поздравление к 40-летию Победы
