Юные друзья, что для вас отметка «5»? А пятёрка у очень строгого учителя? Ага, чувствуете разницу? Я хочу вам рассказать историю о том, как я получила пятерку у очень строгой учительницы всего за одно слово! Скажите, так не бывает! Бывает! Садитесь поудобнее и слушайте.
Михееву Анну Давыдовну знает и уважает каждый человек «от мала до велика». Она очень грамотная, трудолюбивая, жизнерадостная и твёрдая женщина, которая внесла огромный вклад в школьную жизнь и историю села Кандаурово.
Анна Давыдовна проработала учителем русского языка и литературы 45 лет. В далёкий 1960 год по распределению Новосибирского педагогического института её направили в Колыванский район село Кандаурово. Так сложилось, что она осталась в селе на всю жизнь, тем самым повлияв на многочисленное количество судеб своих учеников и тех, кто был с ней рядом.
В то время быть учителем – было дело почётное! Спросите, а сейчас не почётно? На мой взгляд, «случайно» попавшие в школу люди порочат эту профессию. Вспомнить только истории о неприличном поведении учителей к своим ученикам и т.д. А тогда учитель был своего рода «образ идеального человека». Конечно, и сейчас есть учителя с большой буквы, но их становится всё меньше и меньше. Так вот, приехав в незнакомую глубинку, Анна Давыдовна быстро влилась в коллектив учителей. Её уроки были всегда интересными и разнообразными. Она, будучи классным руководителем, со своими подопечными проводила много внеурочных занятий, принимала участие в школьных, клубных и совхозных праздниках.
Немного отвлеклась. Шёл где-то 2002 или 2003 год. После того, как наш учитель русского языка и литературы Зайцева Людмила Васильевна уехала из села, временно её заменить попросили, тогда уже ушедшую на пенсию, Михееву Анну Давыдовну.
По школе понеслись слухи, легенды о строгой, требовательной, очень злой учительнице. Одни (по словам своих пап и мам, которых она учила) стали рассказывать, что мы будем читать двадцать толстых книг за месяц, другие стали утверждать, что выше тройки нам никому не видать! А мы, в большинстве хорошисты, взялись за головы! Так, уже заочно мы стали бояться её.
Но на первом же уроке наши волнения исчезли. Каждый урок был интересным, увлекательным, мы сидели с «открытыми ртами», заслушивались так, что не замечали время. Урок пролетал, как несколько минут, и это не только моё мнение. К каждому уроку Анна Давыдовна приносила несколько книг, а если считать, что классов у неё было много, сумка всегда была полной, ещё и пакет, когда книги не вмещались.
Я вновь отвлеклась, просто хочется вам рассказать, как можно больше об этой учительнице. Шёл урок литературы. В классе, как всегда, тишина. Анна Давыдовна рассказывает о книге, к сожалению, не помню, то ли о войне, то ли художественную литературу. Ещё раз повторюсь, - в классе тишина, мы внимательно слушали учителя. Анна Давыдовна говорит очередное предложение и, на секунду замешкавшись, не может подобрать последнее слово. Секундная пауза. Я, еле слышно, говорю нужное ей слово. У меня как-то непроизвольно оно вырвалось. Анна Давыдовна на весь класс громко произнесла: «Вот-вот, это слово! Да, как раз его я и не могла подобрать». Весь класс вздрогнул, я, конечно, покраснела, мне стало неловко. На что было моё удивление, когда Анна Давыдовна взяла дневник и поставила мне оценку. Я была растеряна и напугана, мне казалась, что я перебила учителя, а это очень невежливо. Сижу и думаю, в журнале у хорошистки будет красоваться первая по литературе двойка.
После урока я с осторожностью подхожу с дневником, закрыв глаза, подаю дневник на подпись. Анна Давыдовна берёт дневник, ставит «5» и говорит: «Я знала, что на тебя можно положиться».
Вот так, юные друзья, сама того не ведая, я получила за всего лишь одно слово, такую лёгкую, но незабываемую пятёрку.
Антошкина С.Ф
август 2016 г.
Из воспоминаний Натальи Алексеевны Немудровы: "Пять девушек, ушедших на фронт добровольцами из с.Кандаурово в 1943 году:
М. Подмазова — Мария Ивановна Подмазова (15.03.1923 — 12.08.1943), уроженка села Кандаурово. Есть информация на сайте «Память народа»
К. Федулкина. Погибла, более о ней ничего не известно.
Н. Усова — Надежда Лазаревна Усова (12.07.1921 — 26.02.2018), уроженка поселка Изовский Колыванского района. О рождении информация из Метрической записи «Книги ЗАГС». Умерла на 97 году в г. Бердске. Есть информация на сайте «Память народа»
А.Ф. Подлепич — Анастасия Федоровна Подлепич, учительница Кандауровской школы. Погибла, более о ней ничего не известно.
Пелагея Павловна Патрушева – зенитчица, умерла весной 2014 года, как я поняла из рассказа Анны Давыдовны, в Кандаурово. Может быть, в 1943 у нее была другая фамилия."
Гребе – Михеева Анна Давыдовна
Место моего рождения по метрике 1937 года – село Цюрих Унтервальденского кантона АССРНП (автономная Советская Социалистическая Республика немцев Поволжья). До 28 августа 1941 года она была равноправна с остальными национальными административными единицами СССР, то есть имело свое правительство, язык, хозяйство, быт и традиции, учебные заведения, культуру, литературу.
В Москве и Санкт-Петербурге ещё при Петре I были немецкие слободы, населенные купцами, чиновниками, толмачами (переводчиками), ремесленниками – выходцами из Англии, Голландии, Швеции, Германских государств, Швейцарии (например, друг и сподвижник царя Франц Лефорт) и других стран.
В XVIII веке в России появились немецкие колонии в Подмосковье, Центральной России, на Украине и Северном Кавказе, в Поволжье. Это Г.А. Потемкин предложил Екатерине II заселить свободные земли для развития экономики и защиты их от набегов чужаков, например, Поволжье - от киргизов и калмыков.
В 1763 году императрица подписала манифест, предусматриваемый льготные условия для переселенцев: семьи получили из царской казны для обустройства по 150 рублей.
Колонии были разноплемёнными, но повелось называть их немецкими. О том, что в Поволжье осело много выходцев из Швейцарии, в связи с трудностями в этой стране, говорит тот факт, что районы называли кантонами, а поселения - Цюрих, Базель, Унтервальден…
Непросто начиналась жизнь переселенцев в Поволжье. Мачеха рассказывала, что один из острогов на Волге назывался когда-то Fodinsel – «остров смерти», «мёртвый остров», так как здесь якобы были убиты все переселенцы, пытавшиеся вернуться на родину.
Разговоров о событиях революции и гражданской войны, о коллективизации и репрессиях 30-х годов в Цюрихе в своей семье никогда не слышала. О голоде 1921-1922 годов и 1931 года говорилось как о трагедиях, когда вымирали целые деревни.
На заводе имени Ефремова работал мужчина – красивый, высокий, статный, бывший всегда в военной форме периода Гражданской войны. Говорили, что он был соратником К.Е. Ворошилова при обороне Царицына.
Оба моих деда – по отцовской и материнской линии – служили в царской армии. Второй и погиб в 1916 году на русско-турецком фронте.
Семья бабушки, оставшаяся с пятью детьми без кормильца, считалась бедняцкой. Семья отца, глава которой был слепым - середняцкой.
Мать до 1941 года работала счетоводом (бухгалтером) в колхозе. Она была начитанной, прекрасной портнихой, мастерицей – рукодельницей на все руки, бесконечно доброй, глубоко верующей.
Отец в 1932 г., в 16 лет стал трактористом, в 1933 году переучился на шофёра и кроме лет, проведенных в армии и на фронте, работал на машинах до выхода на пенсию в 1976 году. На службу в Красную армию он был призван в 1939 году, проходил её в Ворошиловграде (нынешнем Луганске); и в июне 1941 года их сразу двинули на запад, навстречу наступающим гитлеровцам.
В июне перед самой войной семья сфотографировалась в цветнике матери: дед и бабушка Амалия сидят, мать стоит за ними, я (1937 года рождения) и брат (1939 года рождения) стоим перед ними. Такую фотографию выслали отцу в ответ на его фотокарточку в красноармейской форме.
Августовские дни 1941 года для нашей семьи оказались сложнее, чем у тех семей, в которых были здоровые мужчины-старики и подростки. И всё же собрали в сундук и мешки то необходимое, что потом спасло семью в продолжение военных лет: швейную машинку, иголки, нитки, спицы, прялку, вещи, которые в самый голодный 1941 год будут обменяны на продукты. Только костюм и сапоги отца мать берегла, он потом носил их после войны.
Разбросали наш род по Сибири: мы с бабушкой Эмилией попали в деревню Вторая Михайловка Усть-Тарского района; брат матери дядя Эдуард – в Сузунский район; сестра отца тётя Амалия – в Мошковский район; его брат дядя Ваня - в Тальменский район Алтайского края.
В Трудармию были мобилизованы брат мамы дядя Соломон, он там и сгинул, и дочь дяди Эдуарда – девочка-подросток - на кемеровскую шахту.
Не могу сказать, что мы жили хуже всех в материальном плане; в плане психологическом даже нам, детям – «фрицам» и «фашистам» было нелегко.
Приехали в Сибирь, когда урожай был уже убран. Для начала перекопали все деревенские огороды, радуясь каждой картофелине, морковке, луковице, головке чеснока. Но прокормить на эти остатки семью из пяти человек было, конечно, невозможно. Тут и начала мать менять вещи. Они с бабушкой шили, вязали – для сельчан и армии – носки, подштанники, трёхпалые перчатки, свитера.
Матери предлагали работать в колхозе счетоводом, но она отказалась из-за незнания языка и проработала все военные годы скотницей-дояркой – пастухом. Бабушка Амалия была на разных работах: заготовке сена, прополке хлебов, копке вручную огорода и участков полей.
Слепой дед тоже зарабатывал свои трудодни: он плёл корзинки, в которые собирали картошку и турнепс, разносили по ферме корм скоту, выносили навоз. Он плёл и людям небольшие корзинки для сбора ягод, солодки, грибов…
Отец зимой 1941 года приходил в отпуск после госпиталя. Он отремонтировал мельницу, все имеющиеся в колхозе механизмы, привел в рабочее состояние все деревенские ходики (как Василий Тёркин у А. Твардовского). Председатель колхоза пытался получить в военкомате бронь на отца, но бесполезно, что было справедливо.
Труднее всех была судьба матери: зимой животноводы в 5-6 часов выходили на реку и готовили длинные проруби для поения скота. Нередко женщины работали на одном берегу, а на другом сидели волки. Пока долбили лед и поили скотину, старались погромче шуметь, другой защиты не было. Кроме того, на попечении матери была бабушка Эмилия с тремя девочками 1933, 1936 и 1939 годов рождения. Это были дети дяди Соломона, жена которого умерла до войны. Со смертью отца они остались сиротами. Бабушка 1882 года рождения была сердечница. Жили они в землянке на крохотную пенсию.
Зимой 1942 года, как было обещано, мы получили наконец-то корову. Но корма – то для неё не было. Поделились с нами сеном старики – соседи (дед был участником Первой мировой войны, но никогда не обижал нашу семью). Мы с братом собирали охапочки сена и соломы из навозных куч на чужих огородах. Не помню, как доилась наша коровка на голодном пайке, но перезимовала. А в дальнейшем, как и все частные коровы, пахала, боронила…
Деревня постепенно привыкла к немцам – трудолюбивым, добросовестным, отзывчивым, голодным и нищим, как и местные. Только одна девочка не давала мне пробежать к бабушке и сестрёнкам: ловила и выдирала клоками волосы.
Отец после снятия немцев с фронта попал в Новосибирск на завод «Тяжстанкогидропресс» имени А.И. Ефремова, был до конца войны механиком в гараже, потом - рядовым шофером. Он вывез всех нас из Второй Михайловки: в 1945 году - свою семью, в 1946 году – семью бабушки.
По мне, российской «фашистке», репрессированной, каток жестоко прошёлся дважды: мою Похвальную грамоту за 4-ый класс отдали сыну заместителя директора завода, а в 10 классе я не получила заслуженную медаль по окончании школы. В остальном всё было нормально: в 1954 году вступила в комсомол, в 1955 году без проблем стала студенткой Новосибирского пединститута; в 1960 году мне, как и группе других активистов предложили поехать на работу директором школы, от чего я благоразумно отказалась. За 45 лет работы в школе и сельском совете меня никто не упрекнул моей национальностью.
Но за трагедию своего народа проклинаю Л.П. Берию и В.М. Молотова, подготовивших «исторический документ», по которому российские немцы 15 лет несли наказание без преступления, жестокое, несправедливое.
село Кандаурово, Михеева Анна Давыдовна. Май, 2017 г.
