Год рождения - 1923. Роковой год. Им, родившимся в 1923, пришлось встать в строй, едва началась юность, взять в руки оружие и убивать, защищая Родину, умирать, всей силой юного сердца веря в собственное бессмертие.
Уютный тихий дом, неторопливый, чуть глуховатый голос хозяина. Только мирное «тик-так» больших настенных часов напоминает о том, что время все так же минута за минутой, не останавливаясь, спешит вперед. Там за этими стенами. А здесь - пока прошлое.
Трудно писать о войне, еще труднее о людях, прошедших через нас. А особенно писать нам, теперешним.
И все-таки я попробую рассказать о Варнавии Илларионовиче Гаврилине, солдате, старшем лейтенанте Советской Армии, ветеране Великой Отечественной, об одном из тех, о ком можно и должно говорить накануне Дня Победы, праздника всех, прошедших через войну.
Долог и длинен был его путь через войну. История и география Великой Отечественной на этом пути. Начинал войну на Карело-Финском фронте, участвовал в обороне Сталинграда, в его боевой биографии - Украина, Бессарабия, Румыния и Ве-нгрия, Австрия и Чехословакия. Не единожды бывал ранен, награжден четырьмя орденами за время войны, имеет благодарности от командования за форсирование Дуная, освобождение Братиславы, Комарно, Будапешта.
В одном абзаце поместились и четыре военных года, и боль потерь, и кровь, пот, усталость, и снова боль...
...Молодой парнишка, перевязывая своего командира, слышал, как вокруг него со свистом и шипением в землю вонзаются пули, каждая из которых несла смерть. И вовсе не потому не обращал внимания, что нет уже страха смерти - смерти не боятся лишь идиоты, а потому, что к постоянному присутствию костлявой с клюкой привыкаешь, заставляешь себя забыть, не думать постоянно, загоняешь страх глубоко внутрь, не давая ему воли.
- Да и чего бояться свиста, если слышишь, значит мимо, не твоя смерть, - говорит 70-летний Варнавий Илларионович, чуть насмешливо глядя на меня сквозь очки, - свою смерть, девочка, не услышишь.
Гибли друзья, земляки, гибли те, с кем начинал войну.
Не раз близко стояла от него самого проклятая, но на мой вопрос, немного на¬ивный, о том, когда впервые, увидев смерть, испугался, ответил искренне и, честно говоря, удивив:
- Под Сталинградом. Минометы тогда на тележках были, ну у моего колесо и отвалилось. Подошел к командиру роты - так и так, говорю, - он рукой махнул - там, за балкой ваши быть должны. Пошел я через эту балку, а там труп, уже полуразложившийся - похоронить не успели. Испугался тогда сильно, так и не смог мимо пройти, назад вернулся. Это и был мой первый страх перед смертью.
И ни обиды на судьбу за то, что прошли среди грязи и пота, крови и смертей лучшие годы юности, ни злости нет сейчас в словах Варнавия Илларионовича. Конечно, и настоящий страх был, не раз был, а особенно, как он сам признался, когда долго боев нет, а потом на передовую. Отвыкаешь, а ведь убивают тех, кто рядом, и ты ничем не лучше и не хуже их, почему же тебя она должна обойти стороной. Просто счастливый он, Варнавии Илларионович, везучий, что ли. Как-то пришлось вытаскивать из-под огня убитых командира и ординарца. Пошли втроем, вернулся один, - обоих спутников убило. Хотя, какое уж тут счастье - жив вернулся - хорошо, но рядом гибли люди. Счастьем это не назовешь - везенье, и все. Солдатская удача. Когда был уже командиром роты, во время одной из операций из всего батальона только одна рота уцелела - его, Гаврилина.
И еще один эпизод из его рассказа о том, что у войны - неженское лицо. Был у Варнавия Илларионовича взводный, лейтенант, девчушка 19 лет. Убили ее, лицо, голову изуродовало сильно, но даже похоронить не сумели, не имели права задерживаться - шли бои за освобождение Украины, и погибших товарищей оставляли на похоронные команды. У войны нет лица ни мужского, ни женского. Эта беда, перед которой нет различия на мужчин и женщин, есть люди, и есть война.
В 1946 году закончилась для Варнавия Илларионовича война, старшим лейтенантом, орденоносцем вернулся он домой. Жизнь пошла дальше - с ее бедами и тревогами, трудностями и счастьем, обычным семейным счастьем. Работал, растил детей, внуков; но память снова и снова возвращала туда, в прошлое.
Подняв глаза, вижу снова внимательный взгляд. Как, чем высказать благодарность за то, что они сделали для нас, будучи моложе, чем мы. Чем отплатить за их великий труд? Ведь даже сейчас, спустя десятки лет после войны, кто скажет, что было бы с нами, если бы не они?!
Простите меня, Варнавии Илларионович, если слова мои покажутся вам бестактными, но вспоминаю ваше «легкое» ранение в голову, когда пальцами ощутила не шрам даже, а след, углубление в черепе, будто лишенное кости, и ваши слова: «Некогда было по госпиталям, свой санинструктор меня и перевязывал», - и с тех пор звучат у меня в памяти слова поэта-фронтовика: «Мы не от старости умрем, от старых ран умрем».
От всего сердца спасибо огромное и низкий поклон Вам и всем, кто прославил своими подвигами, своим нелегким трудом, своими жизнями нашу, когда-то советскую армию, что бы там ни говорили, а спасшую всех нас, живущих ныне.
Павлухина, Л. Уйдя, как в будущее, в прошлое… // Трудовая правда. - 1994. - 7 мая. – С.6.
