В истории любой страны есть периоды, которые не являются предметом гордости для её народа. Но «как из песни слов не выкинуть», так и из истории нельзя убрать даже самые горькие её страницы.

30-е годы прошлого века отмечены в истории России и населявших её народов особым трагизмом и противоречивостью.

Новая экономическая политика (НЭП) сформировала в российской деревне и новый класс - кулачество. В условиях начавшихся в сельском хозяйстве в конце 20-х годов социалистических реформ кулаки, являвшие собой пример крепкого индивидуального хозяйства, были тормозом в деле перехода к крупному коллективному производству.

Здесь сразу же следует оговориться, что политика советского правительства на «ликвидацию кулачества как класса на базе сплошной коллективизации», приведшая к полной экспроприации всех сельских тружеников, имевших любую, пусть даже заработанную исключительно своим трудом собственность, напрямую расходилась с ленинским отношением к данному вопросу. Ленин не предполагал «полной экспроприации кулака» в связи с тем, что «он ведет хозяйство на земле и часть накоплена им своим трудом».

Но «контрольные цифры» по раскулачиванию, которые спускались «сверху», практически полностью исключали индивидуальный подход при оценке местными комиссиями крестьянского хозяйства.

Официальная кампания раскулачивания развернулась в стране на основании Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 года. И укладывалась она в довольно простую схему - конфискация имущества и высылка людей в отдаленные необжитые районы. Все кулачество делилось на три категории в зависимости от их социального, материального положения и политических убеждений.

«Контрреволюционный актив» первой категории по решению органов ОГПУ подвергался аресту и заключению в тюрьмы и лагеря. Списки «кулаков второй категории» составлялись на местах Советами и бедняцко-середняцким активом. Для хозяйств этой категории применялась мера выселения в отдаленные районы. И, наконец, «менее злостных» кулаков, относящихся к третьей категории, расселяли внутри района по месту их проживания.

Конфискация имущества при этом применялась ко всем трём категориям.

Массовое переселение людей, отнесенных к кулачеству, осуществлялось как во всей стране, так и в Сибирском крае в конце зимы - начале весны 1930 года. Местом расселения ссыльных из разных районов Новосибирской области стали северные таежные территории теперешнего Колыванского района, а в тот период Баксинского района (впоследствии переименованного в Пихтовский район).

Так, согласно спецсводке ОГПУ от 11 марта 1930 года, Баксинский контрольно-пропускной пункт (с. Пихтовка) приступил к работе по приему и переправке выселяемых кулаков на места расселения с 27 февраля сего года. И уже с 1 по 8 марта было принято и отправлено для расселения на реки Шегарка и Галка жителей Баксинского района 15 семей (61 человек), Колыванского района - 171 семья (819 человек), Чулымского района - 73 семьи (301 человек), Бердского района -141 семья (636 человек).

Цифры очень немалые для такого короткого срока. И здесь напрашивается вполне законный вопрос: насколько официально утвержденный механизм отбора кандидатов на выселение позволял соблюсти существующие на тот момент правовые нормы?

Поскольку в принятом 21 мая 1929 года Постановлении СНК СССР «О признаках кулацких хозяйств...» признаки эти были слишком общими и применить их к каждому конкретному единоличнику, было сложно, то часто гражданских прав и имущества лишались люди, которых никак нельзя было отнести к категории кулаков.

В фонде Баксинского РИКа есть очень показательные в этом отношении документы. В коммуне «Тайга» (пос. Малиновка) был изгнан из коммуны и лишен избирательных прав бывший житель Чувашии плотник Зайков Мина Леонтьевич. До «чистки» он считался примерным ком­мунаром, активно участвовавшим во всех её делах. Но поскольку прожил он в Малиновке всего четыре года, то в период «чистки» комиссия выразила сомнения в его пролетарском прошлом и изгнала из коммуны без возврата имущества. Зайков сделал запрос о своем прошлом в Совет по прежнему месту жительства и обратился в районную комиссию по «чистке колхозов» с за­явлением в защиту своих прав.

«Настоящим заявлением прошу дать мне хоть какую-то возможность существовать, т.к. я, имея троих детей и жену, не могу их дальше содержать без коровы и без никакого имущества, при том же без работы… Если можно, определите куда-нибудь плотником или служить. Ведь я все лето старался в коммуне и сейчас не имею возможности пропитаться особенно потому, что за агитацию коллективизации граждане пос. Малиновка стали ненавидеть меня и никто работы не дает... Стремление исключить из коммуны меня с семьей исходило исключительно из "Совета коммуны, ибо в коммуне «Тайга» существует зажим самокритики и из всех членов один я решался говорить открыто Совету о непорядках и отсутствии руководства. Об этом говорит то, что из 40-45 членов Совета голосовали за исключение меня 14 голосов... Для того, чтобы поступить в коммуну, я отказался от работы секретарем Атузинского с/с и не считаясь с противоположным мнением жены, надеясь на деле показать ей преимущество коммуны над единоличной жизнью…

Прошу комиссию восстановить меня в правах члена коммуны и так как с Советом коммуны «Тайга» мои отношения не могут сгладиться, разрешить мне в другую коммуну нашего района».

Районные комиссии, созданные для борьбы с перегибами, без работы не оставались. Так на заседание комиссии 19 мая 1930 года был вынесен список жителей Колыванского района из 134 человек. В результате рассмотрения 20 из них были восстановлены в правах, остальным было отказано. В едином списке оказались люди, лишенные избирательных прав, как по имуществен­ному признаку, так и по религиозным и политическим убеждениям.

Это, например, священники Катков Григорий, Симановы Фёдор и Пётр, Тимошевский Александр, Подгорбунский Николай, дьякон Некрасов Андрей, псаломщик Терновых Пётр.

Рядом Лапин Ефим - до революции крупный скупщик скота (до 1000 голов крупного рогатого скота и до 3000 баранов в год), в 1928-1929 гг. торговал по патенту второго разряда.

И здесь же в списке Смоленцева Анна, один год торговавшая маслом и квасом собственного производства со столика, к тому времени домашняя хозяйка.

Резолюция комиссии одинакова для всех: «лишены избирательных прав правильно вместе с членами семьи, находящимися на иждивении».

А вот одно из живых свидетельств событий того времени. Рассказывает Василий Яковлевич Тагильцев, 1922 года рождения, житель Колывани.

Родился он в семье ремесленника-пимоката. В 1930 г. отец был лишен избирательных прав «за применение наемной рабочей силы» в кустарном производстве. Вскоре отец умер, а семью в 1931 году выгнали из дома и 9-летний Вася с матерью был выслан во Вдовинскую комендатуру.

И это одна из многих подобных судеб наших земляков того времени.

Всего по нынешнему Колыванскому району на 19 февраля 1935 года к категории кулацких было причислено 1136 хозяйств. «Чуждые элементы» вычищали из Советов и коммун, следуя директиве РИКа, спешно и без всякого снисхождения.

Судя по протоколам заседаний комиссии по чистке Мальчихинского сельского Совета, датированных мартом 1930 года, проверку на «политическую-пригодность» прошли 32 человека, начиная с председателя Дежнева Д.Е. и заканчивая кучером Бабициным Т.Т.

В ходе опроса, прежде всего выяснялось отношение к коллективизации и кулакам. Вопрос Дежневу: «Как относишься к коллективизации?» Ответ: «В коллективизацию пойду, когда все пойдут». Вопрос: «Пойдёшь ли в гости к кулаку?» Ответ: «Не пойду, потому что кулак - враг». Вопрос: «У кого должна быть власть на местах?» Ответ: «Власть должна быть у бедняков и середняков, кулака, как врага, в Совет допускать нельзя».

Российская патриархальная деревня, веками привыкшая к общинному образу жизни, была искусственно расколота на два лагеря - друзей и врагов.

И потянулись в Пихтовские, дали обозы с тысячами спецпереселенцев из многих районов области. Нужно было выполнить поставленную партией и правительством задачу - весной 1930 года вычистить из деревни «кулаков второй категории».

Короткие сроки, отведенные на исполнение директивы по раскулачиванию, не позволили подготовить места ссылки к приему большого количества переселенцев.

В телефонограмме учетно-осведомительному отделу ПП ОГПУ о положении выселяемых хозяйств комендант Пихтовского контрольно-пропускного пункта Уснарский сообщает, что в пребывающих на спецпоселение партиях кулаков не хватает самого простейшего инвентаря - лопат, топоров и др. «В Еловке задерживаются 16 кулацких хозяйств из Каргатского района, у которых совсем нет фуража. Вследствие бурана 2-ю Колыванскую группу (50 хо­зяйств) с отправкой задержали. К Батурино подтягивается Бердск, в Паутово - Ужаниха. Чулымский район находится в 80 верстах от Пихтовки. Вопрос о фураже крайне напряженный. Переправка кулацких хозяйств к месту поселения тормозится перебоями в сборе и доставке продфуража и сена в Пихтовку из Колыванского района». В телеграмме содержится просьба «в категорической форме продвинуть в Пихтовку овес, сено, иначе создается чрезвычайная ситуация».

Вот полный текст уже другой телеграммы Уснарского. «В течение двух дней пропустили Ужанихинский район. Обоз на КПП прибыл разрозненно. Продовольствие, фураж, как то: двухмесячный запас продовольствия для кулаков - сданы в кооперацию. Назначенный уполн. РИКа Лаптев и нач. конвоя Снежков отправлены без средств. Дорогой обоз занимался самоснабжением фуража, терроризируя местное население. Выделенные лошади забракованы, осталось много инвентаря, подлежащего заброске в Галку. Обратный путь подводчики обречены на голодовку, также лошади. Считаем преступным со стороны РИКа, опертройки отправление в таком состоянии обоза, который до сих пор не весь прибыл. Вынуждены были Ужаниху принять, снабдить хлебом, фуражом в счет натурфонда и направить обоз в Шегарку и Галку, иначе путь следования Ужаниха прекратила бы другим районам. Для заброски в Галку, Шегарку инвентаря, снабжения на обратном пути возчиков требуется минимум 1000 рублей. Хозяйства прибыли без списков. Отправить в Галку, Шегарку кулацкие хозяйства Ужанихи с запасом хлеба вследствие отсутствия подвод лишены были возможности. Создается угроза недоедания, возможность заболеваний. Суммируя вышеизложенное, считаем необходимым привлечь к ответственности РИКа, опертройки за преступно-халатное отношение к выселению».

Но, тем не менее, несмотря на все сложности, весной 1930 года все спецпереселенцы на реки Шегарка и Галка были доставлены. И опять обращаемся к рассказу В.Я. Тагильцева. «Выгрузили нас человек тридцать в лесу на поляне, возле деревни Вершина, где жили тогда всего два хозяина, ко­торые вскоре оттуда уехали. Землянки рыть нельзя, местность болотистая, вода близко. Спасало нас с мамой то, что разрешили нам взять из дома кошму и полог. Под пологом на кошме и жили до зимы. Взрослые валили лес под присмотром конвоя, а детям разрешали ходить в лес за ягодами и грибами, ловить пескарей в речке. Тем и выживали. К зиме построили общий барак, где каждой семье уголок выделили».

На берегах реки Шегарка было расселено весной 1930 г. 1255 кулацких хозяйств (6433 человека).

Земельное управление выделило шегарским переселенцам земли для освоения из расчета 1,5 га на едока на излишках хуторских хозяйств в размере 823 га и на землях колфонда 9220 га.

Согласно постановлению Президиума Новосибирского окрисполкома от 18 апреля 1930 г., развернулось строительство бараков из расчета 10 семей на барак, причем предписывалось, что количество бараков в одном населенном пункте должно было быть не менее 75. До начала весенне-полевых работ переселенцы должны были заниматься заготовкой дров, леса, смолокурением и др.

Рекомендовалось также не имеющим хлебных запасов выдавать муку или зерно в кредит под будущий урожай в размере 7 пудов 20 фунтов на семью.

Для ремонта и изготовления сельхозинвентаря открывались кузницы и столярные мастерские. С 1 мая 1930 г. во Вдовино были открыты медицинский и ветеринарный пункты. Но, несмотря на предпринимаемые меры по обустройству спецпереселенцев, по данным доклада зам. нач. окрадмотдела Кейсела к 25 июня 1930 г. из мест поселений сбежало 1232 человека, умерло 123 человека, в основном дети в возрасте до одного года и старики,

К 1 августа 1930 г. продовольственные запасы, выделенные ранее по распоряжениям РИКов, закончились. Переселенцы в большинстве своем питаются очень скудно, еле сводят концы с концами.

Для спецпоселенцев действуют утвержденные Наркомторгом РСФСР следующие нормы снабжения.

Хлеб - 300 граммов печёного хлеба в день или 6,5 кг муки в месяц на человека.

Крупа - 20 граммов в день.

Сахар - 6 граммов в день, дети до 12 летнего возраста до 12 граммов

Растительное масло - выделяется только детям до 12-летнего возраста до 12 грамм.

Рыба - 75 граммов в день.

Мыло - 50 граммов в месяц на человека.

В документах отмечены случаи, когда Пихтовское потребительское общество (председатель Соколов)  расходует предназначенную для переселенцев крупу и рыбу не по прямому назначению. Среди переселенцев регистрируются частые вспышки инфекционных заболеваний - дифтерии, оспы, скарлатины, коклюша, чесотки и др. Из-за постоянного недоедания и недостатка белковой пищи у многих  детей рахит.

Выживать в этих условиях помогали людская доброта и взаимопомощь, природная выносливость и вера в лучшее будущее.

Только добрыми словами вспоминает В.Я. Тагильцев председателя Вершининской переселенческой артели Макарова Ивана Николаевича, бывшего жителя с. Скала Колыванского района, отца известного актера Василия Макарова. В тех суровых условиях сумел он сохранить лучшие человеческие качества и не пользовался своим преимущественным положением по отношению к другим ссыльным, за что и провёл по доносу ещё 10 лет в сталинских лагерях. Самому Васятке в самое трудное и голодное лето помог выжить переселенец из Маслянинского района Двигалов Павел Герасимович. Старший по возрасту (ему было тогда 19 лет), он, как мог, подкармливал истощенного мальчика, рискуя нарваться на большие по тем временам неприятности. «Рожь косили мы с ним вдвоем на конной лобогрейке», - рассказывает Василий Яковлевич. «Павел «нашелубит» ржаного зерна из колосьев, надоит в котелок кобыльего молока, разведет в кустах костерок, молоко вскипятит, потом допарит кашу, завернув котелок в телогрейку, и велит есть маленькими порциями, чтобы с голодным парнишкой беда от переедания не случилась». Дружбу, зародившуюся в те трудные годы, эти два человека пронесли через всю дальнейшую жизнь.

Первая волна высылки спецпереселенцев начала 30-х годов стала лишь началом многолетней кампании принудительной миграции российского крестьянства в северные и восточные районы страны.

Пихтовский район (с 1955 г. это северная часть Колыванского района) вплоть до середины 50-х годов стал местом жительства тысяч спецпереселенцев из разных уголков нашей необъятной страны. Давно исчезли с карты' района десятки поселков, основанных бывшими «кулаками» и политическими ссыльными, вернувшимися в родные места. Сотни их нашли последний приют в болотистых северных землях. Но память о тех событиях и людях до сих пор бережно хранят их потомки, пустившие свои корни на земле колыванской, и пожелтевшие страницы документов, хранящихся в районном архиве.

 

Полева, В. Спецпереселенцы 30-х годов. Как это было… // Трудовая правда. – 2006. -  1 декабря.

 



На главную